По источникам ЗАПАДНОЙ ПРЕССЫ:

Это похоже на кино про Джеймса Бонда: огромный спутник, крупнейший из когда-либо запущенных, с мощным лазером на борту - чтобы нейтрализовать американский противоракетный щит, прежде чем Союз нанесет свой первый удар. Но это было по-настоящему - ну, или, по крайней мере, так планировалось. Более того, когда советский президент Михаил Горбачев в октябре 1986 г. покидал саммит в Рейкьявике из-за того, что американский президент Рональд Рейган не желал отказываться от своей программы «Стратегической оборонной инициативы», или СОИ, Советский Союз был намного ближе к запуску оружия космического базирования, чем Соединенные Штаты. Менее чем через год, пока мир продолжал критиковать Рейгана за его концепцию «Звездных войн», Советский Союз запустил экспериментальный спутник для своей космической лазерной системы, который, однако, так и не вышел на орбиту. Если бы все получилось, холодная война могла бы пойти совсем по другому пути.

По словам специалиста в области советской космонавтики Азифа Сиддики (Asif Siddiqi), историка Фордамского университета в Нью-Йорке, Москва начала разработку космического оружия задолго до того, как 23 марта 1983 г. Рейган своей речью на тему звездных войн запустил американскую космическую программу на полную катушку. «Советы профинансировали две крупных программы научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок в конце 70-х и начале 80-х годов, нацеленных на противостояние воображаемым американским идеям противоракетной обороны», - говорит он. Две концепции слились в одну: Скиф - орбитальная лазерная «пушка» - и еще одно оружие под названием «Каскад», рассчитанное на уничтожение вражеских спутников ракетами, выстреливаемыми с другой орбитальной станции.

Несмотря на то, что кое-какие подробности об этих программах просочились еще в середине 90-х, даже в России эти планы космического вооружения стали известны в полном объеме лишь несколько лет назад, рассказывает Сиддики. Бывший пресс-секретарь «Роскосмоса» Константин Лантратов по кусочкам восстановил историю Полюса-Скифа. «Лантратову удалось копнуть достаточно глубоко и его исследование ясно демонстрирует невероятный масштаб проектов по строительству военных станций», - говорит Сиддики. «И это были не просто какие-то побочные работы, это была настоящая программа космического вооружения».

Космос как арена мирного соревнования

Космос в целом долгое время оставался свободным от вооружения, хотя и не потому, что идеи о космическом оружии никому не приходили в голову. Еще в 1949 году глава занимавшегося ракетами подразделения корпорации RAND Джеймс Липп (James Lipp), анализировал возможность использовать спутники как внеатмосферные платформы для бомбардировок. Рассмотрев доступные в то время технологии, Липп решил, что сбрасывать бомбы с орбиты было бы неэффективно, и отказался зачислять спутники в разряд оружия. Хотя они могут быть полезны военным, заключил эксперт, сами по себе они не могут служить оружием.

Когда в 1957 году был запущен «Спутник-1″ и космическая эпоха началась всерьез, администрация Эйзенхауэра заняла позицию, предложенную в давнем докладе Липпа. Понимая политические преимущества борьбы за мирный космос, Эйзенхауэр создал гражданское космическое агентство НАСА, чтобы четко отделить исследования космоса от любых военных инициатив. Администрации Кеннеди и Джонсона руководствовались тем же подходом. И хотя космическая гонка была частью холодной войны, оружие в космос так и не пришло, несмотря на то, что появление спутников-шпионов ЦРУ превратило орбиту в поле битвы.

Мирная сущность космических программ была закреплена в 1967 году Договором о космосе. Этот документ, подписанный и Соединенными Штатами, и Советским Союзом, запрещал размещение ядерного оружия на земной орбите и на Луне. Он также запрещал в принципе использование в военных целях космоса и любых небесных тел. В 1972 году обе сверхдержавы подписали Договор об ограничении систем противоракетной обороны, который обязывал каждую из сторон иметь не более двух систем ПРО – одну для защиты столицы и одну для защиты базы межконтинентальных баллистических ракет.

Проектно-конструкторские работы начались в 70-х годах, немного спустя после символического «космического рукопожатия» Союза-Аполлона между астронавтами НАСА и советскими космонавтами. Известная организация «Энергия», за плечами которой уже было строительство космического корабля Союз и гигантской ракеты для полета на Луну Н-1 (программа, в ходе работы над которой с 1969 по 1972 годы произошло четыре взрыва), в 1976 г. начала изучение обеих концепций: Скиф и Каскад. Первоначальный план Энергии заключался в том, чтобы из космоса сбивать американские межконтинентальные баллистические ракеты еще в начале их полета, когда скорость сравнительно невелика. Орбитальные станции Салют, первая из которых была запущена в 1971 г., должны были послужить платформой либо для космического корабля Полюс, оснащенного лазером, либо для ракетоносного Каскада. Станции можно было заправлять прямо на орбите и в каждой из них могли в течение недели жить по два космонавта.

Однако очень скоро проектировщики отказались от этого плана, а вместе с ним - и от идеи нахождения космонавтов на борту космического корабля Полюс. По словам Лантратова, Министерство Обороны СССР решило, что советская технология еще не достаточно развита для отстреливания МБР из космоса, и постановило, что вместо этого Скиф и Каскад будут применяться для борьбы с американскими спутниками системы ПРО, которые еще не существовали и даже не были утверждены.

Соединенные Штаты тоже потратили немало денег в 50-е и 60-е годы, пытаясь разработать систему ПРО, но, тем не менее, к середине 70-х эти работы начали постепенно сворачиваться, а во время президентства Джимми Картера движение в области систем ПРО было минимальным. В 1972 г. обе супердержавы подписали Договор по противоракетной обороне, согласно которому каждой из них разрешалось иметь не более двух полигонов ПРО, один для защиты столицы и один для защиты единственной базы, с которой можно было запускать МБР.

Однако, Договор запрещал лишь размещение вооружения ПРО, но не испытания и разработку - лазейка, которой воспользовались обе стороны. Начиная приблизительно с 1980 г., когда Рейган победил на президентских выборах, ученые из Ливерморской государственной лаборатории им. Э. Лоуренса в Калифорнии (среди которых был физик Эдвард Теллер (Edward Teller), так называемый отец водородной бомбы) совместно с учеными из других федеральных лабораторий и кучкой военных и гражданских высших должностных лиц начали поглядывать в сторону оружия «направленной энергии», стреляющего лучами вместо пуль, для нейтрализации растущего превосходства СССР в области ракетоносителей и стратегических ракет.

Рейган очень увлекся этой идеей и когда, спустя три года, он выступал по телевидению по вопросам государственной безопасности, объявил о планах строительства оборонительного щита, который «сделает ядерное оружие бессильным и бесполезным», по сути, меняя военно-стратегическое положение государства с наступательного на оборонительное. Это предложение тут же подверглось нападкам в Конгрессе со стороны демократов, которые назвали его невыполнимым. Именно сенатор Тед Кеннеди обозвал эти планы «Звездными войнами». Невзирая на возгласы скептиков, финансирование ПРО существенно возросло и к 1986 г. достигло почти 3 млрд. долл. в год.

Как писал в своих мемуарах «Становление советского ученого» в 1994 г. выдающийся планетовед и советник Горбачева Роальд Сагдеев: «Если американцы чересчур преувеличивали [планы по СОИ], то мы, русские, чересчур в это все верили». Летом после речи Рейгана о «Звездных войнах» заместитель министра обороны Фред Айкл (Fred Iklé) потребовал, чтобы ЦРУ провело расследование на тему того, какой может быть реакция Советов. Эта работа досталась трем аналитикам, среди которых был и Аллен Томсон (Allen Thomson), старший аналитик отделения ЦРУ по научным и военным исследованиям. Томсон уже изучал другие военные исследовательские программы СССР, включая работы по созданию оружия направленной энергии и приборов для обнаружения подводных лодок из космоса.

Он вспоминает: «По результатам исследования выяснилось, что как в политическом, так и в техническом плане у Советов имеются весьма широкие возможности ответить на прогнозируемые разработки Штатов в рамках СОИ». Они могли понастроить больше МБР, попытаться сорвать планы американцев по созданию щита, либо попробовать вызвать международное сопротивление этим планам. «Было некоторое понимание того, что СССР может остаться без гроша, если ему придется приступить к созданию новых крупных систем вооружения. Но ничто не указывало на их неспособность ответить», - говорит Томсон.

По сути, СОИ Рейгана послужила хорошим пинком для советской программы космического вооружения, дав аэрокосмическим конструкторским бюро как раз то, что им было нужно, чтобы убедить Политбюро в необходимости увеличения финансирования Полюса и Каскада. Оба проекта медленно варились в конструкторском бюро «Салют» (ныне ГКНПЦ им. М.В. Хруничева) в рамках организации «Энергия», а эксперименты с высокомощным лазером для системы ПРО велись еще с 1981 г. Однако, до сих пор работы ограничивалась лишь лабораторными условиями, но теперь, после выступления Рейгана, рубли потекли на настоящее летное оборудование. Мотивом послужило не столько опасение, что СОИ может помешать советским ракетам достичь своих целей, сколько нечто более зловещее и странное: уверенность в том, что у американцев вот-вот появятся военные космические станции.

Параноидальные фантазии не были редкостью среди высших генеральских чинов СССР, как сообщает Питер Вествик (Peter Westwick), профессор истории калифорнийского университета в Санта-Барбаре, пишущий про науку времен холодной войны. «Им казалось, что американцы могут запустить космический шаттл, который будет пикировать в атмосферу и сбрасывать водородные бомбы», - рассказывает он.

Сиддики рассуждает по поводу того, как Советы неверно истолковали намерения США относительного космического челнока: «Русским челнок казался чем-то очень важным. Для них это было признаком того, что американцы собираются перенести военные действия в космос». Официальное объяснение США гласило, что космоплан, появившийся в 1981 г., предназначался для обеспечения постоянного доступа на орбиту. К середине 80-х, однако, его также стали применять для запуска секретных военных спутников. «Шаттл очень сильно напугал русских, потому что они не могли понять, зачем может понадобиться такой летательный аппарат, не представляющий экономического интереса», - объясняет Сиддики. «Поэтому они решили, что здесь просто обязана присутствовать какая-то негласная военная цель: например, доставка и свертывание крупных военных комических станций или бомбежка Москвы». На предполагаемую угрозу Советы отреагировали строительством собственного космического челнока, практически точной копии шаттла НАСА, который совершил единственный полет и был списан в 1993 г.

Вскоре после выступления Рейгана в Академию наук СССР поступил запрос оценить возможность создания космического противоракетного щита. Рабочую группу возглавил выдающийся физик Евгений Велихов. В результате, рассказывает Вествик, они пришли к такому заключению: «Мы рассмотрели и изучили проблему, и мы решили, что ничего не выйдет». Но среди других советских ученых нашлись паникеры, которые убедили военных и политиков в том, что даже если СОИ и не является эффективным противоракетным щитом, ее можно применить в наступательных целях, чтобы поражать наземные объекты.

Мысль об орбитальных лазерных установках, расстреливающих территорию СССР, была поистине ужасающей. По словам Вествика, по Кремлю ходили уж совсем нелепые домыслы относительно реального предназначения СОИ. «Выборочное политическое убийство. Например, в Первомай, когда члены Политбюро стоят на уличной трибуне, и единственный лазер может убрать их всех разом… Эти штуки летают в небе, они невидимы и могут кокнуть без малейшего предупреждения».

К 1983 году проекты «Полюс-Скиф» и «Каскад» велись уже много лет. В конструкторском бюро «Салют» проводились предварительные испытания. Однако СОИ послужила для обоих проектов мощным катализатором. Если Рейган собирался, как опасался Советский Союз, вывести в космос американскую боевую станцию, Москва хотела быть к этому готовой. После речи Рейгана рубли потекли потоком, работы ускорились и идеи начали воплощаться в металл.

Однако сами по себе деньги не могут вывести спутник на орбиту. Чтобы ускорить запуск, советские лидеры выработали промежуточный план: использовать для опытного образца маленький углекислотный лазер мощностью в 1 мегаватт, который уже испытывался как средство против ракет – для этого его устанавливали на транспортном самолете Ил-76. В 1984 году проект был одобрен и назван «Скиф-Д». Буква «Д» значила «демонстрационный».

На этом проблемы не закончились. Для советской ракеты-носителя «Протон» даже сравнительно маленький «Скиф-Д» был слишком велик. Однако его создателям повезло – на подходе была намного более мощная ракета – «Энергия», названная в честь предприятия-разработчика и предназначенная для вывода на орбиту челнока «Буран». Эта могучая ракета могла унести в космос 95 тонн груза и была способна справиться со «Скифом-Д» без всяких трудностей.

«Скиф-Д» соорудили на скорую руку из имеющихся компонентов, включая части от челнока «Буран» и от военной орбитальной станции «Алмаз», запуск которой был отменен. Получилось нечто чудовищное, длинной в 40 метров, диметром чуть больше 4 метров, и весом почти в 100 тысяч килограмм. По сравнению с этим аппаратом космическая станция НАСА Skylab выглядела маленькой. К счастью для его создателей, он был достаточно тонким и длинным, чтобы его можно было состыковать с «Энергиеей», прикрепив вдоль ее центрального топливного бака.

У «Скифа-Д» было две основных части: «функциональный блок» и «целевой модуль». В функциональном блоке располагались маленькие ракетные двигатели, необходимые для вывода аппарата на окончательную орбиту, а также система энергопитания, сделанная из заимствованных у «Алмаза» солнечных батарей. Целевой модуль нес резервуары с углекислым газом и два турбогенератора. Эти системы обеспечивали работу лазера – турбогенераторы накачивали углекислый газ, возбуждая атомы и приводя к излучению света.

Проблема заключалась в том, что у турбогенераторов были крупные подвижные части, а газ так сильно нагревался, что его требовалось стравливать. Это влияло на движение космического аппарата, делая лазер крайне неточным. Чтобы противодействовать этим колебаниям, инженеры «Полюса» разработали систему выброса газа через дефлекторы и добавили башню, чтобы точнее нацеливать лазер.

В итоге оказалось, что «Скиф» настолько сложен, что каждый компонент нужно отдельно испытывать в космосе, прежде чем отправлять станцию на орбиту. Тем не менее, когда в 1985 году появилась возможность запуска, на это обстоятельство было решено закрыть глаза. Дело в том, что проект «Буран» сильно отставал от графика, и его не успевали завершить к планируемому первому полету ракеты «Энергия», назначенному на 1986 год. Сначала разработчики «Энергии» думали испытать свою ракету, заменив «Буран» болванкой, но тут вмешались создатели «Скифа». В конце концов, власти решили, что «Энергия» понесет в космос новый аппарат.

Перспектива близкого запуска заставила инженеров предложить очередное промежуточное решение – испытать только систему управления функционального блока, систему выброса газа и систему нацеливания лазера и не оснащать пока аппарат работающим лазером. То, что получилось в итоге, окрестили «Скифом-ДМ» (буква «М» означала «макет»). Запуск был запланирован на осень 1986 года

Размышляя обо всех этих ужасах, советские военные ускорили работу над лазерной пушкой Полюс-Скиф, предназначенной для уничтожения спутников СОИ. До тех пор планировали использовать мощный лазер, построенный КБ «Астрофизика», но реализация этой программы стала запаздывать. Лазер «Астрофизики» и его системы энергоснабжения были слишком большими и тяжелыми, чтобы их можно было запустить на существующих тогда ракетах. Поэтому когда советским инженерам велели увеличить темп работы над Скифом, они придумали промежуточный план. Они собирались приспособить небольшой углекислотный лазер мощностью 1 МВт, который уже был испытан на транспортном самолете ИЛ-76, в качестве противоракетного оружия. В августе 1984 г. было утвержден и намечен план создания нового космического корабля Скиф-Д, буква «Д» в названии означала «демонстрационный». К январю 1986 г. Политбюро обозначило этот проект как один из важнейших спутников советской космической программы.

Тем временем американские ученые и инженеры боролись с собственными трудностями по созданию космических лазерных установок. По мере продвижения работ по таким проектам как «Zenith Star», которые занимались исследованием проблемы вывода на орбиту химического лазера мощностью 2 МВт, задачи, связанные с созданием и запуском подобных систем, обретали все более четкие контуры. Организация СОИ финансировала исследование пучкового оружия и рентгеновского лазера, которые должны были активироваться посредством ядерного взрыва, но ни один из этих проектов так и не приблизился к стадии реализации. К 1986 г. руководство СОИ начало переключать внимание с орбитальных лазеров на небольшое кинетическое оружие, которое могло бы поражать вражеские спутники, врезаясь в них.

Русские, однако, не сошли с взятого курса и продолжали работать над демонстрационной версией своего космического лазера, запуск которого был намечен на начало 1987 г. Вскоре инженеры КБ «Салют» поняли, что их лазер и его система энергоснабжения, даже менее крупная модель, уже испытанная на самолете, были все еще слишком велики для ракеты Протон. Но более мощный ракетоноситель был уже на подходе: ракета «Энергия», названная так в честь разрабатывающего ее КБ, создавалась для вывода на орбиту нового космического челнока Буран. Грузоподъемность Энергии составляла 95 тон, то есть она могла поднять Скиф-Д. Назначение ракеты изменилось. Для сокращения расходов инженеры искали существующую технику, которую можно было модифицировать и использовать, включая элементы Бурана и часть отмененной военной космической станции «Алмаз», обозначенной, как транспортный корабль снабжения, который позднее стал основным модулем космической станции «Мир».

В итоге Скиф-Д напоминал детище Франкенштейна: 40 м. в длину, более 4 м. в диаметре и весом 95 т. - крупнее, чем космическая станция НАСА «Skylab». Комплекс состоял из двух модулей, которые русские называли «функциональным блоком» и «целевым модулем». Функциональный блок был оснащен небольшими ракетными двигателями, которые должны были вывести аппарат на его конечную орбиту. В него также входила система энергоснабжения, использующая солнечные батареи, взятые с Алмаза. Целевой модуль должен был нести резервуары с углекислым газом и два турбогенератора для питания лазера и тяжелой вращающейся башни, направляющей луч. Космический корабль Полюс сделали длинным и тонким, чтобы он мог поместиться на боковой части Энергии, прикрепленный к ее центральному топливному баку.

Конструирование орбитальной лазерной пушки было нелегкой задачей для инженеров. Ручная лазерная указка - это сравнительно простое статическое устройство, но большой газовый лазер подобен грохочущему локомотиву. Мощные турбогенераторы «качают» углекислый газ до тех пор, пока его атомы не возбудятся и не начнут излучать свет. В турбогенераторах присутствуют крупные движущиеся детали, и газ, посредством которого образуется лазерный луч, очень сильно нагревается, поэтому его необходимо выпускать. Движущиеся части и выхлопные газы создают движение, которое мешает работе космического корабля, особенно такого, который должен иметь очень точное направление. Инженеры Полюса разработали систему, позволяющую снизить силу воздействия извергаемого газа, пропуская его через дефлекторы. Но кораблю по-прежнему требовалась сложная система управления, которая бы гасила колебания, порождаемые выхлопными газами, турбогенератором и движущейся лазерной башней. (Предполагалось, что при стрельбе на цель будет направляться весь корабль, а башня послужит лишь для тонкой регулировки.)

Система стала настолько сложной, что к 1985 г. конструкторы поняли, что для испытания ее компонентов потребуется более одного запуска. Базовая конструкция корабля Скиф-Д1 прошла испытания в 1987 г., а лазерная установка полетела лишь в составе Скифа-Д2 в 1988 г. Примерно в то же самое время началась разработка еще одного родственного космического корабля, обозначенного как «Скиф-Стилет». Его должны были оснастить более слабым инфракрасным лазером, опираясь на опыт действующей наземной системы. Скиф-Стилет мог лишь ослепить вражеские спутники, нацеливаясь на их оптические системы, а у Полюса будет достаточно энергии, чтобы уничтожить космический корабль, находящийся на низкой околоземной орбите.

Работа над этими проектами шла в бешенном темпе в течение всего 1985 г., когда неожиданно возникла новая возможность. Работы по строительству челнока Буран начали отставать от графика, и он бы не был готов ко времени запланированного первого запуска ракеты Энергия в 1986 г. Проектировщики ракеты рассматривали возможность запуска балластной нагрузки вместо шаттла, а проектировщики Скифа увидели в этом удобный случай: почему бы не испытать некоторые компоненты нашего корабля раньше графика?

Они быстро составили планы космического аппарата, который мог испытать систему управления функционального блока и дополнительные компоненты, такие как газоотводные каналы и систему прицеливания, состоящую из радара и маломощного точного направляющего лазера, который применялся совместно с большим химическим лазером. Корабль был назван «Скиф-ДМ» - демонстрационная модель. Запуск запланировали на осень 1986 г., чтобы он не помешал запуску корабля Скиф-Д1, запланированному на лето 1987 г.

Столь жесткие сроки имели свою цену. В одно время над созданием Полюса-Скифа трудились более 70 предприятий советской авиакосмической промышленности. Описывая историю проекта, Лантратов приводит цитату из статьи Юрия Корнилова, ведущего проектировщика машиностроительного завода им. М.В. Хруничева, который работал над Скифом-ДМ: «Как правило, не принимались никакие оправдания, не обращали внимания даже на тот факт, что это была практически та же самая группа, которая, в тот момент, проделывала грандиозную работу по созданию Бурана. Все отошло на второй план, чтобы только уложиться в сроки, спущенные сверху».

Конструкторы поняли, что как только они запустят гигантский корабль в космос, и он извергнет огромное количество углекислого газа, аналитики американской разведки заметят газ и быстро поймут, что он предназначен для лазера. Для испытания выхлопной системы Скифа-ДМ русские переключились на смесь ксенона и криптона. Эти газы вступят во взаимодействие с ионосферной плазмой вокруг Земли, и тогда космический аппарат будет выглядеть, как часть гражданского геофизического эксперимента. Кроме этого, Скиф-ДМ будет оборудован небольшими целями в виде надувных шаров, имитирующих вражеские спутники, которые будут выброшены во время полета и прослежены при помощи радара и наводящего лазера.

Запуск демонстрационного спутника перенесся на 1978 г., отчасти из-за необходимости модернизации стартовой площадки, чтобы приспособить ее под такую тяжелую ракету, как Энергия. Технические трудности были сравнительно невелики, но эта задержка оказала важное влияние на политическую судьбу проекта.

В 1986 г. Горбачев, пробывший к тому времени Генсеком КПСС лишь год, уже начал выступать в защиту радикальных экономических и административных реформ, которые получили известность под названием «Перестройка». Он и его правительственные союзники сосредоточились на том, чтобы обуздать то, что казалось им разорительными военными расходами, и все сильней противились советской версии «Звездных войн». Горбачев признавал, что американский план был угрожающим, говорит Вествик, но предупреждал, что страна чересчур на этом зацикливается, и уже начал спрашивать своих советников: «Может быть, нам не стоит так опасаться СОИ?».

В январе 1987 г., когда до запуска Скифа-ДМ оставалось лишь несколько недель, соратники Горбачева в Политбюро протолкнули постановление, ограничивающее возможные действия во время демонстрационного полета. Аппарат разрешалось запустить на орбиту, но при этом нельзя было испытывать газоотводную систему или выпускать какие-либо цели. Более того, в то время, когда корабль еще находился на стартовой площадке, пришло распоряжение, требующее снять несколько целей, на что инженеры ответили, что заправленную ракету лучше не трогать, и распоряжение отменили. Количество разрешенных экспериментов так и осталось ограниченным.

Той весной, когда стартовый ускоритель лежал внутри огромного сборочного цеха на космодроме Байконур в Казахстане, аппарат Скиф-ДМ был пристыкован к ракете Энергия. Затем техники написали на корабле два названия. Одно - «Полюс», а другое - «Мир-2», для предполагаемой космической станции гражданского назначения, которую надеялось построить руководство Энергии. По словам историка «Полюса» Лантратова, это было скорее не попыткой обмануть иностранных шпионов относительно цели миссии, сколько рекламой нового проекта Энергии.

Ракету выкатили на стартовую площадку и поставили в вертикальное стартовое положение. Затем, ночью 15 мая 1987 г., двигатели Энергии зажглись и гигантская ракета пошла в небо. В то время как почти все старты с Байконура выходили на орбиту под углом 52 градуса к экватору, Полюс-Скиф пошел севернее: под углом 65 градусов. В худшем случае, благодаря этому направлению, ступени ракеты и ее обломки, либо весь аппарат целиком, не упали бы на территорию иностранного государства.

Запуск прошел безупречно, ракета набирала скорость, поднимаясь и по дуге уходя к северной части Тихого океана. Но «клуджевая» природа опытного аппарата Скиф-ДМ, а также все компромиссы и упрощения предопределили его судьбу. Изначально функциональный блок спутника был рассчитан на ракетоноситель Протон и не выдержал бы вибрации более мощных двигателей Энергии. В качестве решения космический аппарат вместе с блоком управления был размещен вверху, а не внизу рядом с двигателями. По сути, он летел вверх ногами. Отсоединившись от своего стартового ускорителя, он должен был перевернуться и взять направление от Земли, при этом двигатели блока управления должны были смотреть вниз на Землю, готовые зажечься и вытолкнуть аппарат на орбиту.

По условному сигналу Скиф-ДМ отделился, отработанная Энергия отпала, и также отделился защитный кожух, покрывающий переднюю часть корабля. После этого весь корабль, высотой с 12-этажный дом, начал мягкий маневр по тангажу. Его хвостовая часть, а фактически - нос корабля, повернулся на 90 градусов, на 180… и продолжил вращение. Массивный космический аппарат кувыркался, пока не совершил два полных оборота, и только тогда остановился, уставившись носом вниз к Земле. Впопыхах, стараясь запустить столь сложный аппарат, конструкторы допустили маленькую программную ошибку. Двигатели зажглись, и Скиф-ДМ направился обратно в атмосферу, из которой только что вырвался, быстро перегреваясь и распадаясь на полыхающие куски над Тихим океаном.

На Западе дебют супер-ракеты Энергия был назван частично успешным, ведь, несмотря на провал спутника, сам ракетоноситель работал идеально. Правительство США почти наверняка следило за полетом ракеты при помощи разведывательных приемников, но заключение, которое вынесло ЦРУ и другие агентства по поводу боевого снаряжения, остается засекреченным.

Провал Полюса-Скифа вкупе с колоссальными, связанными с ним затратами, дали противникам программы то оружие, которое было им нужно, что убить ее. Дальнейшие полеты Скифа отменили. Готовящаяся аппаратная часть была либо отправлена в металлолом, либо растащена по углам гигантских складов. А лазерная установка так и не дошла до стадии запуска, чтобы вообще можно было узнать, заработала ли бы она.

В своей истории проекта Лантратов цитирует Юрия Корнилова, ведущего проектировщика Скифа-ДМ: «Конечно, никто не получил никаких премий и наград за лихорадочный, двухгодичный, ограниченный жесткими сроками, труд. Сотни рабочих групп, создавших Полюс, не получили ни наград, ни слов благодарности». Более того, после фиаско Скифа-ДМ, некоторые получили выговоры или понижение.

Подробности этой истории не известны нам до сих пор. «Даже сегодня, многое из того, что относится к этой программе, засекречено», - рассказывает Сиддики. «Русские не любят о ней говорить. А наше представление о советской реакции на СОИ по-прежнему остается мутным. Ясно, что в среде военно-промышленной элиты СССР велись горячие внутренние споры по поводу эффективности космического оружия. А учитывая тот факт, что Советы настолько приблизились к запуску военной орбитальной станции, можно предположить, что верх брали именно сторонники жесткого курса. Страшно подумать, что могло произойти, если бы Полюсу удалось выйти на орбиту».

Однако, похоже, что русские космические инженеры, известные барахольщики, смеялись последними. Первый компонент готовящейся к запуску международной космической станции был российским модулем под названием «Заря», также известным, как функциональный грузовой блок. Аппарат был построен в середине 90-х по контракту с НАСА предприимчивыми инженерами на заводе им. Хруничева, которые уложились и в сроки, и в бюджет. Основное предназначение Зари заключалось в том, чтобы снабжать станцию электроэнергией и выполнять ее орбитальную коррекцию - та же самая роль, которую должен был выполнять функциональный блок Скифа. Некоторые советские исследователи считают, что Заря начала свою жизнь в качестве резервного аппарата, изначально создаваемого для программы «Полюс». Все что им нужно было сделать - стереть пыль со старого, но совершенно пригодного оборудования, или даже просто с чертежей, и это определенно могло помочь уложиться в производственный график строительства модуля космической станции во время экономического хаоса, который царил в России после холодной войны. Это лишь предположение, но, если это правда, то, значит, старому Советскому Союзу все же удалось доставить небольшую часть своей системы «Звездных войн» на орбиту. Но, по иронии судьбы, заплатили за это американские налогоплательщики.

На Западе дебют ракеты «Энергия сочли частично успешным. И это было правдой. Хотя спутник не вышел на орбиту, ракета сработала идеально. Для «Энергии» это было большой удачей, но проекты «Полюс-Скиф» и «Каскад» она не спасла. Неудача «Скифа-ДМ» в купе с невероятной стоимостью единственных испытаний дали противникам программы необходимые аргументы, чтобы ее прикончить. Дальнейшие полеты «Скифа» были отменены, а техника утилизирована. Лазер так и не испытали, и теперь невозможно сказать, сработал ли бы он против американских спутников.

Подробности о Полюсе» до сих пор неизвестны. Данные, скорее всего, захоронены глубоко в недоступных российских архивах, как и документы, повествующие о реакции советских лидеров на речь Рейгана о СОИ. Столь же глубоко захоронены и правительственные документы об американской реакции на запуск «Полюса-Скифа». Об этом проекте сейчас редко говорят, но очевидно, что мир едва избежал реальной проверки эффективности космического оружия. Трудно представить себе, что случилось бы, сумей «Полюс-Скиф» выйти на орбиту, как бы на это отреагировали американцы и какая космическая гонка вооружений могла бы за этим последовать.

Интереснейшую , а так же есть надежда, что Оригинал статьи находится на сайте ИнфоГлаз.рф Ссылка на статью, с которой сделана эта копия -

Ознобищев Сергей Константинович

Потапов Владимир Яковлевич

Скоков Василий Васильевич

В данной небольшой работе освещен ряд страниц истории формирования концепции и конкретных программ «асимметричного ответа» СССР на «Страте-гическую оборонную инициативу» президента Р. Рейгана в 1980-е годы. Многие положения этих программ сохраняют свою значимость и в современных условиях, о чем также говорится в этой работе.

Публикация предназначена для специалистов по управлению в политико-военной и военно-технической сфере, для использования в учебном процессе в гражданских и во-енных вузах, для всех интересующихся политико-военными и военно-техническими проблемами.

Одним из наиболее интересных примеров комплексной стратегии политико-военного плана (включавшей в себя дипломатическую, политико-пропагандистскую активность и конкретные программы развития систем вооружений и научно-технической базы под них) является стратегия «асимметричного ответа» на американскую программу «Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ), выдвинутую президентом США Рональдом Рейганом в 1983 г.

Рейган 23 марта 1983 г. предложил создать систему, которая могла бы «перехватить и уничтожить стратегические баллистические ракеты прежде, чем они достигнут нашей территории или территории наших союзников». Рейган призвал американских ученых и инженеров в ускоренном порядке «создать средства, которые лишили бы ядерное оружие его мощи, сделали бы его устаревшим и ненужным» .

Объявив о том, что задача НИОКР по программе СОИ состоит в том, чтобы сделать ядерное оружие «устаревшим и ненужным», высшее государственное руководство США для будущей системы противоракетной обороны поставило сверхзадачу, реализация которой подрывала бы все основы стратегической стабильности, сложившейся в мире.

Двумя днями позже Белый дом издал Президентскую директиву по национальной безопасности № 85, которая предусматривала административное и финансовое обеспечение программы СОИ. В частности, этой дирек-тивой учреждался Исполнительный комитет по оборо-нительным (противоракетным) технологиям.

Выдвижение президентом Рейганом «Стратегической оборонной инициативы» было воспринято значительной частью высшего советского руководства не просто негативно (как она вполне того заслуживала), но весьма нервно, чуть ли не истерично. Как писал в своих воспоминаниях академик Г. А. Арбатов, президент США Р. Рейган, оценивая такую реакцию советских руководителей, считал, что «...не может быть уже так плохо оружие, против которого столь ожесточенно протестуют русские». По обоснованной оценке Г.А.Арбатова, такой всплеск истерии с советской стороны только убеждал Вашингтон, что «мы СОИ боимся» . Она рушила только-только сложившуюся картину мира, в котором с таким трудом удалось обеспечить определенное бипо-лярное равновесие и стабильность. Далеко не молодое руководство страны вначале просто не понимало, чего хотел и добивался Рейган.

Со своей стороны, Рональд Рейган был фигурой далеко неоднозначной. Многие эксперты и политики запомнили его как президента, назвавшего СССР «империей зла». Для других он памятен как президент, предпринявший заметные усилия для налаживания отношений с Москвой и для продвижения по пути контроля над вооружениями. Как оказалось впоследствии, Рейган писал рукописные обращения ко всем лидерам СССР, которые в тот период времени быстро сменяли друг друга, с предложением о личной встрече. Формат для общения между лидерами государств был для советских руководителей и аппарата более чем непривычным. По разным причинам, в том числе и идеологического характера, советские лидеры до М. С. Горбачева на призывы Рейгана не отвечали. В аппарате Михаила Сергеевича это уже полученное непривычное послание нашли только после уведомления, которое пришло с американской стороны.

Один из авторов этой работы был приглашен и присутствовал на десятилетии встречи Рейгана и Горбачева в Рейкьявике. Участвовавшие во встрече помощники президента Рейгана подтвердили, что в ходе беседы «с глазу на глаз» Горбачев «уговорил» главу Белого дома на необходимость перехода к безъядерному миру. Правда, упорство неофита, с которым президент США цеплялся за сохранение и развитие программ широкомасштабной противоракетной обороны (ПРО) с элементами космического базирования, не позволило хотя бы приступить к реализации этой масштабной задачи.

Многое здесь объясняется именно некомпетентностью самого Рейгана, в прошлом - неплохого киноактера, в столь сложных военно-технических вопросах, как теперь сказали бы, имеющих «инновационный характер». Президент попал под влияние таких видных авторитетов, как «отец американской водородной бомбы» Эдвард Теллер, его близкий соратник физик Лоуэлл Вуд, другие «пропоненты» СОИ. Рейгану (как, во многом, и Дж. Бушу-младшему сегодня) показалось, что возможны чисто технические решения проблем обеспечения безопасности. И все же американский президент под давлением меняющихся геополитических реалий, аргументов и активных предложений нашей стороны (во многом обеспеченных скоординированными действиями содружества видных отечественных и американских ученых) прошел значительный путь в своей политической эволюции.

Трансформация подходов Рейгана к решению кардинальных проблем обеспечения безопасности является наглядным примером того, что может произойти при согласованном и комплексном воздействии, во многом инициированном другой стороной. Забегая вперед, следует обратить внимание и на достигнутый в конечном итоге результат - программа СОИ так и осталась нереализованной в своем «полноценном виде». Под влиянием критики извне и изнутри страны со стороны признанных авторитетов научного мира и видных политиков конгресс США прибег к своей излюбленной для подобных случаев практике и стал регулярно сокращать выделение запрашиваемых средств на наиболее одиозные и дестабилизирующие проекты.

Одной из важнейших составляющих нашего ответа на идею создания широкомасштабной ПРО с элементами космического базирования, сыгравшей ключевую роль в «разрушении СОИ», несомненно, был так называемый «асимметричный ответ». Идея асимметричных действий со стороны России на те или иные действия США, которые могут нарушить стратегическую стабильность, военно-стратегическое равновесие, в последние годы стала едва ли не центральной в официальных заявлениях российских государственных руко-водителей, военачальников.

Предыстория формулы асимметричных действий, асимметричного ответа на те или иные действия «оппонента» связана прежде всего с тем, что было сделано в СССР в 80-е гг. прошлого столетия перед лицом рейгановской программы «Стратегическая оборонная инициатива», прозванной журналистами программой «звездных войн». Это была малоизвестная для широких кругов нашей общественности эпопея, длившаяся на протяжении целого ряда лет.

27 марта 1983 г. министр обороны США Каспар Уайнбергер учредил, основываясь на рекомендациях спе-циального комитета, Организацию по осуществлению СОИ (SDIO) во главе с генерал-лейтенантом Джеймсом Абрахамсоном. Были определены направления, по кото-рым должны идти исследования. Речь, в частности, шла:

• о разработке приборов для обнаружения, сопро-вождения, селекции и оценки степени поражения стратегических ракет в любой из фаз их полета на фоне ложных целей и помех;
• о разработке ракет-перехватчиков стратегических МБР и БРПЛ другой стороны;
• об исследованиях в области создания различных разновидностей оружия, в том числе направленной передачи энергии (лучевого оружия);
• о создании развернутых в космосе спутников-перехватчиков МБР и БРПЛ;
• о разработке качественно новых систем управления и связи;
• о создании электромагнитных пушек;
• о разработке более мощной по сравнению с космическим кораблем «Шаттл» транспортной космической системы.

Вскоре принятая руководством США ниокровская программа начала интенсивно реализовываться, особенно в части всякого рода демонстрационных испытании» .

Компоненты «асимметричной стратегии» советской стороны разрабатывались в ряде научно-исследовательских центров страны - как в Академии наук СССР, так и в ведомственных НИИ (среди последних особо следует отметить разработки ЦНИИмаш Министерства общего машиностроения СССР во главе с Ю. А. Мозжориным и В. М. Суриковым; ЦНИИмаш при этом тес-но взаимодействовал с 4-м ЦНИИ Минобороны, рядом других научно-исследовательских институтов МО СССР, а также с институтами АН СССР) .

Концепция «асимметричного ответа», а тем более конкретные программы этого плана реализовывались, преодолевая большие препятствия, ибо в нашей стране сложилась традиция преимущественно симметричных действий, действий «острие против острия». И эта традиция во всей полноте проявила себя тогда, когда в СССР дебатировался вопрос о том, как отвечать на рейгановские «звездные войны».

Сущность «асимметричного ответа» сводилась прежде всего к тому, чтобы в самых тяжелых условиях, при развертывании США многоэшелонной противоракетной обороны с использованием многообразных, в том числе упомянутых «экзотических» средств противоракетной обороны (включая различные виды оружия направленной передачи энергии - ускорители нейтральных частиц, лазеры на свободных электронах, эксимерные лазеры, рентгеновские лазеры и пр., электродинамические ускорители массы (ЭДУМ) - «электромагнитные пушки» и др.). обеспечить возможность советским ракетно-ядерным средствам в ответном ударе нанести «неприемлемый ущерб» агрессору, тем самым убедив его отказаться от упреждающего (превентивного) удара. (Вопрос о превентивном ударе - это «проклятый» вопрос баланса сил, писал (в 1990 г.) в одной из своих записок академик Ю. А. Трутнев .) Для этого рассматривались самые разнообразные сценарии массированного при-менения Советским Союзом ракетно-ядерного оружия первым с попыткой максимально действенных обезоруживающих и «обезглавливающих» ударов, выводящих из строя прежде всего стратегические ядерные средства США и их систему управления. Важную роль при этом играло моделирование с использованием ЭВМ.

Видную, если не главную, роль в принятии решения в конечном итоге в пользу формулы «асимметричного ответа» сыграла группа советских ученых во главе с крупным физиком-ядерщиком, вице-президентом Академии наук СССР Евгением Павловичем Велиховым, курировавшим в то время по академической линии в числе прочих вопросов фундаментальные и прикладные исследования в интересах обороны. Открытой частью этой группы был созданный Велиховым (по одобрению высшего руководства СССР) Комитет советских ученых в защиту мира, против ядерной угрозы - сокращенно КСУ.

Длительное время Велихов работал в Институте атомной энергии (ИАЭ) им. Курчатова - в головном институте всей советской атомной промышленности. Это была крупная, мощная научно-исследовательская организация, обладавшая учеными и инженерами самых различных специальностей. Особенностью ИАЭ (в 1992 г. он преобразован в Российский научный центр «Курчатовский институт») было и остается то, что его специалистами не только разрабатываются, но и воплощаются, как говорится, в металл сверхсложные технические системы, среди которых, в частности, реакторы для атомных подводных лодок. Уже в 36 лет Велихов стал заместителем директора ИАЭ по научной работе. В 33 года он стал членом-корреспондентом АИ СССР, а в 39 лет - действительным членом (академиком) АН СССР, В 1975 г. он стал руководителем советской термоядерной программы.

Широкий диапазон знаний Велихова, его глубокое понимание проблем фундаментальной и прикладной науки, сложнейших систем вооружений способствовали тому, что он оказался одним из лидеров отечественного академического сообщества, кто поставил ребром вопрос о развитии информатики в нашей стране. Он известен как глубоко образованный человек и в гуманитарной сфере - в области истории, экономики, русской и зарубежной литературы.

Е. П. Велихов - это блестящий разносторонний ученый, который добился крупных научных и практических результатов в нескольких областях. Следует отметить в числе прочих его достижений крупные результаты, полученные под его руководством, в разработке мощных лазеров. Глубокое понимание того, что способна и что не способна делать лазерная техника, другие виды потенциального оружия направленной энергии, оказалось весьма ценным для разработки программы «анти-СОИ».

Хотя Велихов и не занимался как ученый вопросами, связанными с ядерными боеприпасами, он хорошо разбирался в стратегических ядерных вооружениях, в системах ПВО и ПРО. Большую роль сыграл Велихов в развитии информатики в нашей стране. Уже в концу 1970-х гг. здесь у СССР складывалось значительное отставание от США, Японии и других западных стран в информационно-коммуникационной сфере. Сказывались ряд стратегических ошибок в разви-тии электронно-вычислительной техники, сделанных советским руководством еще в 1960-е гг., когда было, в частности, решено копировать американскую вычислительную технику компании «IBM», вместо того чтобы продолжать собственные исследования и разработки, воплотившиеся ранее в такие известные ЭВМ, как «Стрела» и «БЭСМ-6».

Внося предложения по конкретным элементам советской программы «анти-СОИ», Велихов прежде всего заботился о том, чтобы развивалась информационно-аналитическая составляющая советского «асимметричного ответа». Во многом благодаря этим решениям были заложены основы возрождения отечественных разработок в области суперЭВМ общего назначения, вылившегося, в частности, в создание машин серии СКИФ, включая 60-терафлопную суперЭВМ «СКИФ-МГУ». Основной разработчик машин серии «СКИФ» - Институт программных систем РАН, созданный Велиховым в первой половине 1980-х гг. в рамках программы «асимметричного ответа».

Велихова смог но достоинству оценить занявший после смерти Л.И.Брежнева в 1982 г. пост Генерального секретаря ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов, к которому Евгений Павлович получил прямой доступ. Хорошие отношения у Велихова сложились с министром общего машиностроения О.Д.Баклановым и с главкомом Войск ПВО страны А. И. Колдуновым (в ведении которого находились и вопросы ПРО).

«Правой рукой» в «группе Велихова» был А. А. Кокошин, занимавший в то время пост заместителя директора Института США и Канады АН СССР (ИСКАН). До назначения на этот пост А. А. Кокошин был руководителем отдела военно-политических исследований этого института, став преемником легендарного генерал-лейтенанта М.А.Милыштейна. Михаил Абрамович в свое время успел побывать в роли и.о. руководителя разведки Западного фронта (под командованием Г. К. Жукова в 1942 г), начальника кафедры разведки Военной академии Генерального штаба ВС СССР. Милыптейн был автором целого ряда интересных трудов по военно-стратегическим и военно-историческим вопросам, сохранивших свою значимость и по сей день.

Одним из «гуру» упомянутого отдела был генерал-полковник Н. А. Ломов, занимавший в свое время пост начальника оперативного управления Генерального штаба ВС СССР - заместителя начальника Генерального штаба ВС СССР. В ходе Великой Отечественной войны Н.А. Ломов, работая в должности заместителя начальника Оперативного управления ГШ ВС СССР, не раз лично докладывал Верховному главнокомандующему (И. В. Сталину) обстановку на фронтах, непосредственно участвовал в разработке планов крупнейших стратегических операций. Ему довелось поработать под началом таких выдающихся военачальников, как А. И.Антонов, А. М. Василевский, С. М.Штеменко. Позднее Н. А. Ломов, настоящий русский военный интеллигент, длительное время возглавлял кафедру стратегии Военной академии Генерального штаба ВС СССР. Мильштейн и Ломов были лично хорошо знакомы со многими высшими военачальниками Советского Союза и имели представление о реальном опыте Красной армии, советских Вооруженных Сил и во время Великой Отечественной войны, и в послевоенные десятилетия - о таком опыте, о котором в то время невозможно было прочитать ни в открытой, ни в закрытой литературе.

В отделе работали многие видные военные и гражданские специалисты, в том числе откомандированные из различных подразделений Генерального штаба ВС СССР. Среди них выделялись генерал-майор В. В. Ла-рионов (на деле главный автор известного в свое время труда «Военная стратегия» под редакцией Маршала Советского Союза В.Д.Соколовского), полковники Л. С. Семейко, Р. Г. Тумковский, капитан первого ранга В. И. Бочаров и др. Ярко проявили себя и пришед-шие в гуманитарную область «технари» - М. И. Гёрасев и А. А. Коновалов (выходцы из МИФИ и МВТУ соот-ветственно) .

Особое место в этом отделе принадлежало выпускнику МВТУ им. Н. Э. Баумана, к. т. н. А. А. Васильеву, блестя-щему специалисту по ракетно-космической технике, пе-решедшему в ИСКАН с высокой должности в «королевской фирме» в Подлипках (сейчас г. Королев Московской области, НПО «Энергия»). А.А.Кокошин, как и А. А. Васильев, окончил факультет приборостроения Бауманского высшего технического училища по кафедре радиоэлектроники, славившегося не только сильной инженерной подготовкой, но и общенаучной - по физике, математике, теории больших систем и др. Бауманское образование Кокошина включало и спецкурсы, которые вели в МВТУ по кибернетике, по теории построения сложных технических систем академик А. И. Берг и его соратник адмирал В. П. Боголепов, а также участие Кокошина в ряде масштабных проектов бауманского Студенческого научно-технического общества имени Жуковского.

Благодаря привлечению к работе в отделе военно-политических исследований специалистов по военно-стратегическим вопросам, вооружениям и военной технике, офицеров, хорошо разбиравшихся в наземной, морской и авиационной составляющих советских стратегических ядерных сил, физиков, историков-политологов, экономистов, специалистов по международно-пра-вовым вопросам, отдел был способен решать крупные прикладные и теоретические вопросы на стыках различных дисциплин. В целом отдел военно-политических исследований ИСКАН к началу 1980-х гг. оформился в уникальный междисциплинарный коллектив, каких, к сожалению, очень мало было в нашей стране, в наших научно-исследовательских институтах с высокой степенью сегментированности, специализации.

Став заместителем директора ИСКАН, Кокошин продолжал много заниматься военно-политическими проблемами, курируя непосредственно и отдел военно-политических исследований. В подчинении Кокошина находилась и специальная лаборатория компьютерного моделирования, возглавлявшаяся известным специалистом по искусственному интеллекту к. ф.-м. н. В. М. Сергеевым, который позднее стал доктором политических наук. Ставки для сотрудников этой лаборатории и самые современные по тому времени компьютеры выделил Е. П. Велихов как вице-президент АН СССР.

Г А. Арбатов, будучи «чистым гуманитарием» (он окончил МГИМО МИД СССР), поддержал инициативу Кокошина, в результате чего возникло совершенно нетипичное для преимущественно политологического академического института подразделение. Разработанные лабораторией Сергеева модели обеспечения стратегической стабильности для различных составов группировок сил и средств сторон, с системами противоракетной обороны различной «плотности» и эффективности, передавались для использования в Генеральный штаб ВС РФ и другие «заинтересованные» организации. Важной стала работа В. М. Сергеева «Подсистемы боевого управления космической противоракетной системы США» , опубликованная в открытом варианте в 1986 г. Позднее многие ее положения появились в работах других отечественных специалистов (в том числе без ссылок на В. М. Сергеева) .

Среди подразделений ИСКАН, курировавшихся Кокошиным, был и отдел систем управления, который не только изучал американский опыт корпоративного и государственного управления, но и вел ряд проектов развития систем управления в СССР.

К концу 1980-х гг. появилось несколько работ А.Г.Арбатова (работавшего в ИМЭМО РАН), А. А. Кокошина, А. А. Васильева по теоретическим и прикладным вопросам стратегической стабильности в ядерной сфере, не утративших своей значимости и в наше время.

Бауманское образование с добавлением спецкурса мехмата МГУ, который читался па кафедре радиоэлектроники, позволяло Кокошину формулировать такие задачи для компьютерного моделирования стратегической стабильности, которые всегда подлежали алгоритмизации. Целый ряд вербальных формул по тем или иным компонентам общей «макроформулы» стратегической стабильности оттачивались им вместе с к. т.н. А. А. Васильевым.

Роль этого яркого, безвременно ушедшего из жизни ученого следует отметить особо. Васильев сочетал в себе знания и богатый опыт, полученные в абсолютно «закрытых» в советские времена сферах деятельности, и особый талант, позволяющий не только мгновенно схватывать важнейшие элементы из новой для него сферы международных военно-политических отношений, но и проверять их на «поселке» известных ему практических реалий. Эти качества быстро выдвинули Васильева в первый ряд экспертов того времени. С ним советовались, к его мнению прислушивались.

Крайне важен был его вклад в революционный для своего времени доклад по стратегической стабильности , в другие издания Комитета.

Эти работы были не просто новаторскими - их выход сопровождался преодолением атмосферы «псевдосекретности», на страже которой бдительно стояли органы цензуры. Каждое новое слово, даже предметно и доказательно критикующее СОИ, давалось с трудом. Ничего подобного докладам Комитета отечественные политики, эксперты и общество до той поры не видели.

Не случайно приводившиеся в работах оригинальные формулы и расчеты, доказывавшие несостоятельность обеспечения эффективной защиты с помощью широкомасштабной ПРО с элементами космического базирования, рассматривались зарубежными экспертами буквально через увеличительное стекло. Во время одного из ежегодных семинаров по проблемам безопасности, которые собирал и продолжает собирать итальянский ученый-физик Антонио Дзикики в г. Эриче, Лоуэлл Вуд заявил, что расчеты неверны, система, все-таки, будет эффективной и что он назавтра собирает прессу для того, чтобы дезавуировать «политизированные» выкладки советских ученых .

Представлявший на семинаре нашу страну А. Васильев за ночь смог вывести новые формулы, еще раз доказывавшие неэффективность подобных космических средств перед лицом возможных советских контрмер, значительно более дешевых, чем сама американская ПРО. Лоуэлл Вуд уже ничего не смог этому противопоставить. Так высокий уровень компетентности, глубокие знания и способности этого яркого ученого еще раз подтвердили компетенцию отечественной науки.

Ломов, Ларионов и Мильштейн обратили внимание Кокошина на труды забытого в то время выдающегося русского и светского военного теоретика А. А. Свечина репрессированного в 1938 г., а затем, после XX съезда КПСС, полностью реабилитированного). В трудах Свечина содержались идеи и конкретные формулы асимметричных стратегий для разных периодов истории. Как считает сам Кокошин, в формировании «идеологии асимметричности» для него важную роль сыграл трактат выдающегося древнекитайского теоретика и стратега Сунь Цзы - как в военно-техническом, так и в политике психологическом измерении. Этот трактат, по словам Кокошина, «пронизан духом асимметричности». Идеи асимметричности легли в основу серии научно технических отчетов, подготовленных «группой Велихова». Позднее появились оригинальные работы Кокошина по проблемам стратегической стабильности на уровне сил и средств общего назначения.

ИСКАН занимал особое место в системе аналитиче-ского обеспечения советского руководства. Этот институт был создан в 1968 г. решением Политбюро ЦК КПСС. Надо сказать, что включение научно-исследовательских институтов в процесс выработки решений, специальное создание институтов «по направлениям» внешней политики было характерной чертой того времени. Такая схема обеспечивала высокий уровень аналитической проработки внешнеполитических акций. К тому же, подобные институты и их представители подчас выполняли деликатные «неофициальные» внешнеполитические миссии (например, «прокачки» каких-либо внешнеполитических позиций - определение возможной реакции другой стороны), которые не могли на себя взять официальные лица.

Особо тесные отношения у директора института Г. А. Арбатова на протяжении многих лет были с Ю.В.Андроповым - с тех пор, когда Андропов стал секретарем ЦК КПСС ответственным за работу с соцстранами, а Аратов входил в группу консультантов отдела ЦК КПСС работе с соцстранами (штатная должность в цековском аппарате) при Андропове. Сын Ю. В. Андропова Игорь Юрьевич, работавший в Управлении планирования внешнеполитических мероприятий (УПВМ) Ml СССР, по совместительству работал в отделе военно-политических исследований «у Кокошина» старшим научным сотрудником. В 1983 г. Ю.В.Андропов, будучи уже Генеральным секретарем ЦК КПСС, планировал ввести у себя должность помощника по национальной безопасности; И. Ю. Андропов рекомендовал ему на эту должность А. А. Кокошина. В конце 1983 г. предполагалось представление Кокошина генсеку, но оно не ее стоялось. Состояние здоровья Юрия Владимировича резко ухудшилось. В феврале 1984 г. он умер.

Сам Г. А. Арбатов - офицер-фронтовик, закончивший службу в должности начальника разведки артиллерийского полка гвардейских минометов («катюши») в звании капитана, высокообразованный выходец из московской интеллигентской семьи. Одной из особенностей Арбатова было то, что он, будучи человеком преимущественно либеральных (по стандартам того времени) взглядов, политиком и ученым-обществоведом, вполне терпимо относился и к сотрудникам своего института, которые стояли на сравнительно консервативные позициях (к числу которых относились, безусловно) считавшийся «ястребом» генерал-полковник Н. А. Ломов и целый ряд других военных и гражданских исследователей ИСКАН). Ученые ИСКАН, занимающиеся военно-политическими вопросами, имели хороший творческий контакт с группой своих коллег из Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) АН СССР во главе с А. Г. Арбатовым, сыном Г.А.Арбатова. У Арбатова-младшего не было инженерного или естественнонаучного образования, но он во многих работах продемонстрировал серьезные знания американских программ вооружений, механизмов принятия военно-политических решений в США.

Его знания в вопросах военной стратегии, в военно-технических аспектах были очень глубоки, что крайне помогло ему впоследствии, когда он на протяжении ряда лет был заместителем председателя Комитета ГД РФ по обороне. К середине 1980-х гг. он, несмотря на молодой возраст, уже был автором нескольких фундаментальных монографий. Среди коллег Арбатова-младшего по ИМЭМО, занимавшихся проблемами стратегической стабильности, можно выделить, прежде всего, А. Г. Савельева.

У отдела военно-политических исследований и лаборатории компьютерного моделирования ИСКАН установилось хорошее взаимодействие и с целым рядом видных отечественных ученых-естественников, занимавшихся оборонной проблематикой. Многие вопросы моделирования рассматривались в творческом контакте с Вычислительным центром АН СССР во главе академиком Н. Н. Моисеевым, входившим в состав группы Велихова». Активно в работу по анализу проблем стратегической стабильности, связанных с СОИ открытой, несекретной части этой работы), включились ряд ученых Института космических исследований (ИКИ) АН СССР во главе с академиком Р. 3. Сагдеевым.

Этот известный ученый с мировым именем руководил работой КСУ на протяжении целого ряда лет - во второй половине 1980-х гг. Потенциал фундаментальных знаний о космосе и космической деятельности, наработанный в институте, придал дополнительное измерение работам Комитета, а здание ИКИ стало местом проведения серьезных экспертных встреч, как между российскими учеными, так и с их зарубежными коллегами. Сагдеев внес значительный вклад в обоснованную критику «рейгановского подхода» к противоракетное обороне, в проработку, развитие и продвижение apгументации представителей отечественной науки.

Среди других ученых ИКИ можно отметить С. Н. Родионова и О. В. Прилуцкого - известных и авторитетных в своей среде ученых-физиков, хорошо разбиравшихся в лазерах и в ускорителях элементарных частиц. (Как-то в ходе одной из советско-американских встреч ученых по проблемам стратегической стабильности одни из крупнейших американских ученых-физиков Вольфганг Панофски сказал о С. Н. Родионове, с которых он встречался еще на семинарах в Сибирском отделении АН СССР: «Это сильный физик».) Так что имелись с этой стороны хорошие предпосылки для формирования и эффективного функционирования в рамках «группы Велихова» междисциплинарного коллектива который мог бы во всей необходимой полноте, комплексности рассматривать вопросы, связанные с политикой СССР применительно к проблеме «Стратегической оборонной инициативы» Рональда Рейгана.

Особенно тесные отношения у Кокошина установились с первым заместителем председателя Комиссии по военно-промышленным вопросам Совмина СССР (ВПК) В. Л. Кобловым (ВПК на протяжении нескольких десятилетий размещалась в одном из административных зданий в Кремле, что подчеркивало ее особую значимость в системе власти в СССР; «перестройщики» перевели ее в здание на площади Маяковского).

В 1990-е гг. Кокошин ратовал за воссоздание ВПК в РФ, что было, в конце концов, и сделано в нынешнем десятилетии. Однако ВПК от Правительства РФ не получила тех распорядительных функций и той экспертной мощи, которыми обладала ВПК СМ СССР.

Решение проблемы формирования программы «анти-СОИ», обеспечения ее эффективного политико-психологического воздействия на американскую сторону требовало от «группы Велихова» и публичных выступление как перед отечественной аудиторией, так и перед зарубежной. Так, Велихов вместе с Кокошиным организовал первое выступление по телевидению выдающегося советского физика-оружейника, трижды Героя Социалистического Труда академика Юлия Борисовича Харитона, на протяжении долгого времени возглавлявшего саровский ядерный центр («Арзамас-16»), до этого бывшего практически полностью засекреченным ученым, известным сравнительно узкому кругу лиц. Bыступление «тройки» Велихов-Харитон-Кокошин было призвано и разъяснить собственным гражданам смысл действий СССР по обеспечению стратегической стабильности, и дать соответствующие сигналы Западу, Харитон был, безусловно, как теперь говорят, «знаковой фигурой». Творец советского термоядерного opужия Ю.Б. Харитон здесь как бы противостоял упоминавшемуся Эдварду Теллеру - одному из главных инициаторов рейгановской «Стратегической оборонной инициативы». Так что вовлечение Харитона в этот процесс в публичном варианте было очень важным шагом Велихова.

В 1987 г. на международном форуме «За безъядерный мир, за международную безопасность» в Москве ее состоялась публичная дискуссия по проблемам стратегической стабильности между А. А. Кокошиным и академиком А. Д. Сахаровым, о чем Андрей Дмитриевич довольно подробно пишет в своих «Воспоминаниях». Нельзя не отметить, что появление Сахарова на этом форуме, да еще выступающего по такой теме, имел тогда большое значение во взаимодействии советских и американских ученых.

Наибольшие расхождения в выступлениях Сахаров и Кокошина касались вопроса о роли наземных о стационарных межконтинентальных баллистических ракет. Сахаров в то время активно выступал с тезисом, что МБР такого рода - это оружие «первого удара», поскольку-де они являются наиболее уязвимой частью стратегической ядерной триады у каждой из сторон. Сахаров говорил о том, что одна МБР с РГЧ ИН «уничтожает несколько ракет» другой стороны. Он заявлял, что сторона, «опирающаяся в основном на шахтные ракеты, может оказаться вынужденной в критической ситуации к нанесению «первого удара»«. Опираясь на эти аргументы, академик Сахаров считал необходимым при сокращении стратегических ядерных арсеналов сторон принять принцип «преимущественного сокращения» МБР шахтного базирования .

Исторически сложилось так, что у СССР именно МБР шахтного базирования составляли львиную долю арсенала СЯС. К тому же (о чем Сахаров, скорее всего, не знал или просто не задумывался) шахтные МБР в СССР были наиболее технически совершенными средствами, и наземный компонент советских СЯС обладал наиболее отработанной системой боевого управления, позволявшей при определенных условиях осуществить ответный, ответно-встречный и даже встречный удар по противнику, осмелившемуся на нападение первым, а нанесение упреждающего (превентивного) удара. Кокошин в ряде своих работ отмечал, что угроза ответно-встречного или встречного удара является дополнительным фактором ядерного сдерживания, говоря в то же время о том, что готовность к такого действиям - дело дорогостоящее и повышающее вероятность случайных или несанкционированных пусков МБР. Призывая в первую очередь сокращать советские МБР шахтного базирования, Сахаров говорил о том, что «возможно часть советских шахтных ракет одновременно с общим сокращением заменить на менее уязвимые ракеты эквивалентной ударной силы (рам ты с подвижным замаскированным стартом, крылатые ракеты различного базирования, ракеты на подводных лодках и т.д.)

Полемизируя с Сахаровым, Кокошин выступил против его тезиса о том, что шахтные МБР являются оружием «первого удара». Эта позиция Кокошина основывалась на предметном знании характеристик различных компонентов стратегических ядерных сил обеих сторон. В том числе Кокошину хорошо был известен целый ряд технических проблем с развитием и морской составляющей советских СЯС. Фактически логика размышлений Сахарова во многих чертах совпадала с аргументацией ряда американских политиков и экспертов, требовавших в процессе ограничения и сокращения стратегических наступательных вооружений прежде всего сокращения советских шахтных МБР, «перекраивания стратегической ядерной «триады» СССР, на что обратили внимание в своих выступлениях ряд авторитетных советских ученых-физиков.

Значительная часть выступления Сахарова на этом форуме была посвящена проблеме СОИ. Сахаров заявил, что «СОИ не эффективна для той цели, для которой она по утверждению ее сторонников, предназначена», поскольку компоненты противоракетной обороны, размещенные в космосе, могут быть выведены из строя «еще на неядерной стадии войны и особенно в момент перехода к ядерной стадии с помощью противоспутникового оружия, космических мин и других средств». Аналогично «будут разрушены многие ключевые объекты ПРО наземного базирования» . В этом выступлении Сахарова содержались и другие аргументы, ставившие под сомнение способность широкомасштабной ПРО обеспечить эффективную защиту от «первого удара». Они во многом совпадали с тем, что было представлено в открытых отчетах «группы Велихова» и в ряде публикаций американских и западноевропейских ученых - противников программы СОИ.

Далее Сахаров заявлял, что ему «кажется неправиль-ным» утверждение противников СОИ о том, что такая система ПРО, будучи неэффективной в качестве обо-ронительного оружия, служит щитом, под прикрытием которого наносится «первый удар», так как является эффективной для отражения ослабленного удара возмездия. Обосновывал он это в терминах, не свойственных ученому-физику: «Во-первых, удар возмездия обязательно будет сильно ослаблен. Во-вторых, почти все приведенные выше соображения неэффективности СОИ относятся и к удару возмездия» .

У «группы Велихова» имелись санкционированные решениями соответствующей «инстанции» активные контакты с американскими учеными, занимавшимися этими же проблемами. Среди них были крупнейшие фигуры - нобелевский лауреат Чарли Таунс, Виктор Вайскопф, Вольфганг Панофски, Пол Доти, Эштон Картер, Ричард (Дик) Гарвин - один из ведущих разработчиков в прошлом американских термоядерных боеприпасов, впоследствии на протяжении многих лет главный советник по науке такого гиганта американской наукоемкой промышленности, как «IBM». К встречам между учеными АН СССР и Национальной академии наук (HAH) CШA подключались бывший министр обороны США Роберт Макнамара, бывший председатель Комитета начальников штабов генерал Дэвид Джоунс и др. Значительную организующую роль сыграл тогдашний президент Федерации американских ученых Джереми Стоун. В качестве практически неизменного эксперта по космосу выступал известный специалист Джон Пайк. В своем подавляющем большинстве эти представители высшего слоя американской технократии были противниками рейгановской широкомасштабной противоракетной обороны, люди, в свое время многое сделавшие для заключения в 1972 г. советско-американского Договора об ограничении систем ПРО.

Одной из составляющих, определившей в конечном итоге оптимальный характер нашего ответа на «программу звездных войн», одновременно сберегшей от раскручивания спирали «гонки космических вооружений», была имевшаяся возможность выхода со стороны первых лиц отечественной группы ученых на руководство страны. Именно эта заложенная концепция того, что американцы зовут «дабл трэк» (что-то вроде понятия «двойной контур» в нашем понимании) помогла убе-речь Москву от скоропалительных и разорительных решений в противоракетной области - пути, на который толкали некоторые отечественные деятели.

В рамках стратегии «асимметричного ответа» на американскую СОИ предусматривался широких комплекс мер как по повышению боевой устойчивости советских CЯС (неуязвимости межконтинентальных баллистических ракет, ракетных подводных крейсеров стратегического назначения, возможностей по выводу из-под потенциального удара стратегической авиации, надежности системы боевого управления СЯС, выживаемости системы государственного управления в целом и др.), и по их способности преодолевать многоэшелонную противоракетную оборону.

В единый комплекс были собраны средства и процедуры военно-стратегического, оперативного и тактического порядка, дающие возможность обеспечить достаточно мощный ответный удар (в том числе глубинный удар) возмездия даже при самых неблагоприятных условиях, сложившихся в результате массированных упреждающих ударов по Советскому Союзу (вплоть до применения системы «мертвой руки», предусматривающей автоматический запуск уцелевших после упреждающего удара противника шахтных МБР в условиях нарушения централизованной системы боевого управления). При этом постоянно имелось ввиду, что все эти средства будут значительно дешевле, чем американская ПРО с космическим эшелоном (эшелонами).

Как отмечал позднее Кокошин, важно было не просто все это разрабатывать и иметь «на черный день» который мог стать «последним днем» для обеих сторон) но и в определенной (дозированной) мере в тот иной момент продемонстрировать оппоненту, используя искусство «стратегического жеста». Причем надо было это делать так, чтобы это выглядело убедительно как для «политического класса» другой стороны, и для специалистов, в том числе экспертов высочайшей квалификации по проблеме стратегической стабильности в целом и по ее отдельным техническим и оперативно-стратегическим компонентам, которые сразу же рас познали бы любые натяжки, элементы дезинформации и т. п. (Следует отметить, что такого рода американское научно-экспертное сообщество по своей численности по ресурсному обеспечению многократно превосходило советскую сторону; нам приходилось это компенсировать повышенной интенсивностью работы.

В закрытых исследованиях по проблемам ядерного сдерживания (институтов Генерального штаба ВС СССР, РВСН, ЦНИИмаш, секции прикладных проблем АН СССР, в «Арзамас-16», в г. Н ежи иске и др.) политико-психологические вопросы затрагивались весьма редко.

Были выявлены ряд особо уязвимых компонентов потенциальной противоракетной обороны США (прежде всего в космических эшелонах), которые могли бы выводиться из строя не только посредством прямого физического поражения, но и средствами радиоэлектронной борьбы (РЭБ). К активным мерам данного вида были отнесены различные средства наземного, морского, воздушного и космического базирования, использующие в качестве поражающего воздействия кинетическую энергию (ракеты, снаряды), лазерные и другие виды высокоэнергетических излучений. Отмечалось, что активные контрмеры особенно эффективны против элементов космических эшелонов противоракетной обороны, которые в течение длительного времени находятся на орбитах с известными параметрами, что значительно упрощает задачу их ней-трализации, подавления и даже полной физической ликвидации.

В качестве активных средств противодействия рассматривались и наземные лазеры большой мощности. Создание таких лазеров существенно проще, чем тех, которые предназначены для космических боевых станций с целью их использования для уничтожения баллистических ракет в полете. В противоборстве «лазер против ракеты» и «лазер против космической платформы» преимущество может быть па стороне последнего варианта. Это объясняется целым рядом факторов. Во-первых, космические боевые станции являются более крупными объектами для лазерного поражения, чем МБР (БРПЛ), что облегчает задачу наведения на них лазерного луча и их поражения. Во-вторых, число таких станций было бы значительно меньшим, чем количество МБР (БРПЛ) или их боеголовок, подлежащих уничтожению во время массированного ракетно-ядерного удара. Это практически снимает проблему сверх быстрого перенацеливания лазерного луча. В-третьих, космические боевые станции находятся в поле зрения наземной лазерной установки в течение длительного времени, что позволяет значительно увеличить время экспозиции (до 10с.), следовательно, снизить требования к ее мощности. Кроме того, для наземных установок гораздо менее существенны присущие космическим системам ограничения по массе, габаритам, энергоемкости, КПД и т. п.

В соответствующем отчете советских ученых делался вывод: «Краткий обзор возможных мер нейтрализации подавления широкомасштабной ПРО с развернутыми в космосе эшелонами ударного оружия показывает, иго далеко не обязательно ставить задачу полного ее уничтожения. Достаточно ослабить такую ПРО путем воздействия на наиболее уязвимые элементы, пробить в этой так называемой обороне «брешь», чтобы сохранить неприемлемую для агрессора мощь ответного удара».

Параллельно с разработками по «асимметричному ответу» на СОИ в рамках деятельности «группы Велихова» велись исследования по проблемам климатических и медико-биологических последствий ядерной войны, а также по мерам адекватного контроля за отсутствием подземных испытаний ядерного оружия. Эти исследования проводились практически параллельно с тем, что делалось в тот период американскими и западноевропейскими учеными, которых очень серьезно встревожила воинственная риторика президента Рейгана, общее ухудшение советско-американских отношений после периода разрядки - периода, когда кооперационными усилиями советской и американской сторон удалось добиться серьезного укрепления стратегической стабильности.

Серьезный научный труд по математическому моделированию климатических последствий ядерной войны был подготовлен группой ученых Вычислительного центра АН СССР во главе с В. А. Александровым (куратором этой работы был директор ВЦ АН СССР академик Н. Н. Моисеев). После загадочного исчезновения В. А. Александрова в Италии эту работу продолжил его коллега Г. Л. Стенчиков.

Немаловажные исследовательские работы по климати-ческим последствиям ядерной войны с натурными экспериментами были осуществлены учеными Института физики земли АН СССР Г. С. Голицыным, А. С. Гинзбургом и др. Что касается медико-биологических последствий ядерной войны, то они анализировались в труде, изданном группой советских ученых во главе с академиком Е. И. Чазовым.

Кстати, сделанные тогда выводы и представленные доказательства наступления «ядерной зимы» актуальны и в наше время. Несомненно, что об этом следует серьезно задуматься тем, кто склонен сегодня рассматривать ядерное оружие как возможное оружие «поля боя».

Авторы концепции «асимметричного ответа» изначально исходили из того, что противостояние двух стратегий в этой важнейшей сфере национальной безопасности СССР и США носит политико-психологический (по терминологии последних лет - виртуальный) характер.

Одна из важнейших задач состояла в убеждении сторонников СОИ в США в том, что любой вариант создания широкомасштабной, многоэшелонной ПРО не даст США сколько-нибудь значимых ни военных, ни политических преимуществ. Соответственно, как отмечает Кокошин, ставилась задача воздействия на «политический класс» США, на американский «истэблишмент национальной безопасности» таким образом, чтобы не допустить выхода США из советско-американского Договора об ограничении систем противоракетной обороны 1972 г., который к этому времени и в политико-психологическом, и в военно-стратегическом плане уже прочно зарекомендовал себя как один из краеугольных камней по обеспечению стратегической стабильности. Он в том числе играл важную роль в предотвращении гонки вооружений в космосе, накладывая важные ограничения на создание тех систем, которые можно было бы использовать как противоспутниковое оружие.

Став в 1992 г. первым заместителем министра обороны России, Кокошин непосредственно имел дело с теми НИОКР, которые были заложены в программы, связанные со стратегией «асимметричного ответа» на СОИ. Среди наиболее известных из них - разработка новейшей межконтинентальной баллистической ракеты, с «легкой руки» Кокошина получившей в 1992 г. наименование «Тополь-М» (с укороченным разгонным участком и различными средствами преодоления ПРО). Так назвать эту систему Кокошин предложил, столкнувшись с явным нежеланием ряда крупных правительственных деятелей финансировать новейшую МБР. Получив название «Тополь-М», в глазах многих эта система выглядела как модернизация уже известного и стоявшего на вооружении на протяжении ряда лет ПГРК «Тополь».

Нельзя не вспомнить о том, какое это было тяжелейшее для нас время после распада СССР. Тогда новой российской властью была разрушена существовавшая десятилетиями система управления оборонно-промышленным комплексом. Минобороны РФ, не приспособленному для этого, пришлось на деле иметь дело напрямую с тысячами предприятий ОПК, да к тому же ОПК, лишившемуся сотен ценнейших НИИ и КБ, заводов, расположенных на Украине, в Белоруссии, Казахстане и в других новых суверенных государствах - бывших республиках СССР. Общая атмосфера в доминировавших в то время правительственных кругах в России отнюдь не способствовала развитию новейших систем вооружений. Так что во многом Кокошину пришлось «грести против течения».

В начале 1992 г. А. А. Кокошин рассматривался как реальный кандидат на пост министра обороны РФ. За его назначение активно ратовали целый ряд видных деятелей отечественного ОПК, в частности Лига содействия оборонным предприятиям России во главе с видным деятелем отечественного ОПК специалистом по радиоэлектронной борьбе А.Н.Шулуновым (в нее входили руководители таких предприятий, как вертолетное КБ им. Миля, авиационная фирма МиГ, разработчики различных ракетных система, авионики и другой техники). Большую активность в выдвижении Кокошина на пост министра обороны РФ проявлял член-корреспондент РАН Виктор Дмитриевич Протасов, возглавлявший Совет директоров оборонных предприятий Московской области - одного из крупнейших объединений такого рода в нашей стране в тот период. Среди сторонников Назначения Кокошина на пост министра обороны был и такой выдающийся конструктор зенитно-ракетных систем, как академик дважды Герой Соц. Труда Борис Васильевич Бункин. Ученые-оборонщики, выступая за назначение именно Кокошина министром обороны, исходили по крайней мере из того, что сравнительно деполитизированный технократ в лице члена-корреспондента АН СССР (РАН) для них гораздо понятнее и приемлемее, чем генерал-десантник П.С.Грачев, известный прежде всего своей личной преданностью Б. Н. Ельцину, или чем какой-либо из близких первому президенту России политиков, многие из которых в то время появились на вершине власти буквально из ниоткуда.

В 1992 г., объявив о создании Вооруженных сил России, Б.Н.Ельцин сам возглавил военное ведомство; П. С. Грачев и А. А. Кокошин были назначены его первыми заместителями. Такое состояние продолжалось недолго. Скоро П. С. Грачев, демонстрировавший всячески особую преданность Ельцину, стал министром обороны.

Среди советников А. А. Кокошина (при нахождении его в должности первого заместителя министра обороны), с которыми он не раз обсуждал различные вопро-сы развития стратегических ядерных сил, ПРО, си-стем боевого управления СЯС, систем предупреждения о ракетном нападении, систем контроля космическо-го пространства и др., следует, прежде всего, отме-тить Маршала Советского Союза Н. В. Огаркова (бывшего в свое время одним из наиболее авторитетных начальников советского Генштаба), Маршала Советского Союза В. Г. Куликова, генерала армии В. М. Шабанова (в прошлом заместители министра обороны СССР по вооружению), академиков В. II. Аврорина, Б. В. Бункина, Е. П. Велихова, А. В. Гапонова-Грехова, А.И.Савина, И.Д.Спасского, Ю. А. Трутнева, Е.А.Федосова, генерального конструктора «челомеевской фирмы» Г. А. Ефремова, генерального конструктора ОКБ-2 (НПО «Машиностроение») М. Ф. Решетнева (г. Красноярск), генерального конструктора Центрального научно-исследовательского радиотехнического института им. академика А. И. Берга Ю. М. Пирунова.

В то время идея развития нашего ракетно-ядерного щита, в целом поддержанная на должном уровне оборонного потенциала России, как уже говорилось выше, была чужда значительной части тех, кто занимал тогда доминирующие позиции в политической жизни нашей страны.

Безудержная инфляция, регулярные прогрессирующие сокращения ассигнований на нужды обороны, включая НИОКР, диктат Международного валютного фонда (МВФ), предоставлявшего Российской Федерации «стабилизирующие кредиты» под очень жесткие усло-вия, которые самым негативным образом сказывались и на обеспечении обороноспособности страны, - все это пришлось с лихвой испытать на себе в те годы и военному ведомству, и оборонно-промышленному комплексу. Приходится иногда просто удивляться, как в то время были достигнуты столь известные теперь крупные результаты в развитии отечественных вооружений и военной техники. Тем, кто этим занимался, давалось это все невероятным напряжением сил, стоившим часто потери здоровья, а иногда и жизни работников.

Так, безвременно ушли из жизни такие соратники Кокошина, как генерал-полковник Вячеслав Петрович Миронов (занимавший при нем пост начальника вооружения Вооруженных сил РФ, а ранее - заместителя министра обороны СССР по вооружениям), заместитель главко-ма ВМФ по вооружениям адмирал Валерий Васильевич Гришанов. Они скончались буквально на боевом посту.

Кокошин и его подчиненные (среди них прежде всего стоит отметить генерала В. И. Болысова в главкомате Ракетных войск стратегического назначения, того же генерал-полковника В. П. Миронова, помощника пер-вого заместителя министра обороны В. В. Ярмака, сотрудника Комитета по военно-технической политике Минобороны РФ подполковника К. В. Масюка и др.) сделали все возможное вместе с НИИ тепло-техники, чтобы «вытащить» уже «лежавшую на боку» новую межконтинентальную баллистическую ракету «Тополь-М» («Универсал»). Это КБ в то время возглавлял генеральный конструктор Б. Н. Лагутин, сменивший легендарного А. Д. Надирадзе. Позднее НИИ тепло-техники возглавил Ю.С. Соломонов, который эффективно довел дело с созданием «Тополя-М» до конца. Кокошин не раз отмечал и большую роль в определении судьбы этой МБР начальника генерального штаба ВС РФ генерала В. П. Дубынина, который поддержал Кокошина. По этой и целому ряда других программ вооружений в критический момент в 1992 г. Получил он в тот момент и полную поддержку от еще одного авторитетнейшего военачальника - заместителя министра обороны РФ генерал-полковника Валерия Ивановича Миронова, высокообразованного военного профессионала. Курирование этой програм-мы Кокошиным осуществлялось в тесном взаимодей-ствии со сменившим Дубынина на посту начальника Генштаба генералом армии М.П.Колесниковым.

Ныне отмечаются уникальные свойства во все боль-ших количествах поступающей в войска МБР «Тополь-М» именно с точки зрения возможностей преодоления ПРО другой стороны; причем в отношении перспективных ПРО, которые только могут еще появиться в обозримой на 15-20 лет перспективе. Изначально этот комплекс задумывался как МБР и в шахтном (стационарном) варианте, и в мобильном варианте, как в моноблочном варианте, так и с РГЧ ИН. (18 декабря 2007 г. первый вице-премьер правительства РФ С. Б. Иванов заявил, что ракетный комплекс «Тополь-М» с разделяю-щимися головными частями (как в стационарном, так и в мобильном варианте) появится на вооружении уже в ближайшее время. Однако способность этой ракеты иметь несколько боезарядов до поры до времени, мягко говоря, не афишировалась.) Вскоре было заявлено о создании ракетного комплекса «Ярс» с РГЧ ИН как развития «Тополя-М» в рамках проекта «Универсал».

Большую роль в развитии этого направления, так же как и в ряде других направлений оборонной науки и техники, сыграл созданный Кокошиным в Минобороны России Комитет по военно-технической политике (КВТП).

Это - сравнительно небольшое подразделение военно-го ведомства, состоящее преимущественно из молодых высокообразованных офицеров и гражданских ученых и инженеров из оборонно-промышленного комплекса, из академических институтов. Значительный упор в деятельности КВ"ГП был сделан Кокошиным на развитие всего комплекса информационных средств, обеспечи-вающих управление на всех уровнях - от тактического до стратегического и политико-военного, эффектив-ность вооружений и военной техники, средств разведки, целеуказания, контроля за исполнением приказов, директив, решений и пр.

В рамках КВТП в том числе родилась программа «Интеграция-СВТ» по развитию комплекса средств вычисли-тельной техники для нужд Вооруженных сил и техники двойного назначения. По этой программе был создан, в частности, высокопроизводительный микропроцессор «Эльбрус-ЗМ», госиспытания которого успешно завершились в 2007 г. Большую роль в ее реализации сыг-рал генерал-лейтенант В. П. Володин, выходец из кокошинского КВТП, возглавлявший в последние годы Научно-технических комитет Генштаба ВС РФ (создан-ный в Генштабе В. П. Володиным после упразднения одним из министров обороны РФ Комитета по военно-технической политике).

Была разработана и рядная система элек-тронно-вычислительной техники военного и двойного назначении - программа «Багет», инициаторами и основными идеологами которой были Велихов и его ученики (и прежде всего академик РАН В. Б. Бетелин) из Отделения информатики Российской академии наук.

Многое было сделано Кокошиным и его командой для сохранения и развития морской и авиационной составляющих отечественных стратегических ядерных сил Кокошин был категорически против превращения российской стратегической «триады» в «монаду» с оставле-нием в СЯС только одного наземного компонента, к чему призывали некоторые наши военачальники и влиятельные эксперты. Такая позиция Кокошина опиралась на глубокое понимание проблем обеспечения Россией стратегической стабильности.

Став в 1998 г. секретарем Совета безопасности РФ, Кокошин сумел закрепить этот курс на сохранение стратегической «триады», а следовательно, на обеспечение высокой степени боевой устойчивости наших СЯС. Были приняты соответствующие решения Совета безопасности РФ по ядерной политике нашей страны, которые позднее были конкретизированы в нескольких указах президента России. Это были стратегические решения, сохраняющие свою значимость и по сей день. При подготовке этих решений Кокошин опирался на большую экспертную работу созданной им специальной комиссии Совета безопасности РФ во главе с вице-президентом РАН академиком Н. П, Лаверовым, которая провела огромную работу, рассмотрев разные вари-анты развития всего комплекса сил и средств ядерного сдерживания и соответствующих компонентов отечественной науки оборонно-промышленного комплекса.

Немаловажную роль в подготовке, а затем в обеспечении реализации этих решений сыграл генерал-полковник А. М. Московский, которого А. А. Кокошин привлек из Минобороны РФ для работы в Совете обороны, а затем в Совете безопасности РФ в качестве своего заместителя по вопросам военно-технической политики. А. М. Московский находился на посту заместителя секретаря Совета безопасности на протяжении целого ряда лет, поработав с такими секретарями Совета безопасности РФ, как Н. Н. Бордюжа, В. В. Путин, С. Б. Иванов. Потом А. М. Московский, когда С. Б. Иванов стал министром обороны РФ, был назначен начальником вооружения -заместителем министра обороны РФ, ему было присвоено воинское звание генерала армии.

Во всех этих должностях Московский проявил высокие профессиональные качества и упорство, настойчивости в реализации долгосрочной военно-технической политики России, в том числе в ракетно-ядерной сфере.

Заложенные Кокошиным подходы к выработке решений по ядерной политике России были реализованы в конце. 1998 г., уже после оставления им поста сек-ретаря Совета безопасности РФ, в виде созданного распоряжением президента России Постоянного совещания по ядерному сдерживанию. Этот рабочий орган Совета безопасности РФ возглавил секретарь Совета безопасности РФ, а его решения, после их утверждения президентом РФ, становились обязательными для исполнении всеми федеральными органами исполнительной власти. Рабочую группу по подготовке решений Постоянного совещания по ядерному сдерживанию возглавил заместитель секретаря Совета безопасности РФ В. Ф. Потапов, а вся черновая работа в структуре военной безопасности, которым руководил генерал-полковник В.И.Есин (он в 1994-1996 гг. был начальником Главного штаба РВСН - первым заместителем главко-ма РВСН).

Постоянное совещание по ядерному сдерживанию, опираясь на глубокие проработки научного и экспертного сообщества России, занимающегося проблематикой стратегических наступательных и оборонительных вооружений, сумело в 1999-2001 гг. выработать основы ядерной политики России, которые стали фундаментом тех планов строительства ядерных сил России, которые ныне реализуются на практике.

Немало было сделано А. А. Кокошиным в 1990-е гг. и для развития технологий для отечественной системы противоракетной обороны. В том, что эта система продолжает жить и развиваться, - в немалой степени его заслуга.

Знающие люди считают особенно важным, что при не-посредственном участии Кокошина удалось сохранить в стране (а кое-где даже и улучшить) кооперационные Цепочки по разработке и производству стратегических ядерных вооружений (включая ядерный оружейный комплекс), высокоточного оружия в обычном снаряжении, радиолокационных средств для нужд системы предупреждения о ракетном нападении и противоракетной обороны, космических аппаратов различного назначения (в том числе для первого эшелона системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН)) и др.

Сам Кокошин отмечает большую роль в глубоком познании им проблем отечественного оборонно-промышленного комплекса первого заместителя министра обороной промышленности СССР Евгения Витковского, который близко познакомил его с заместителем министра обороны СССР по вооружению генерал-полковником Вячеславом Петровичем Мироновым, сменившим на этом посту генерала армии В. М. Шабанова. Миронов, широко образованный специалист в области инженерии в целом, учившийся в МВТУ им. Баумана и в Военной инженерной артиллерийской академии им. Дзержинского (послуживший в РВСН), был одним из основных разработчиков отечественной системы среднесрочного и долгосрочного планирования научно-технического оснащения Вооруженных сил, формирования государственной программы вооружений; разработанные под руководством Миронова методы планирования во многом действуют и по сей день.

Признание вышеупомянутых заслуг Кокошина нашло свое отражение в активной поддержке его кандидатуры со стороны ученых-оружейников при избрании Кокошина Общим собранием Российской академии наук в действительные члены РАН. Выступивший на этом собрании от имени всех академиков-оружейников в поддержку Кокошина академик РАН Юрий Алексеевич Трутнев отметил, что Кокошин является одной из ключевых фигур среди тех, кто спас в тяжелейшие 1990-е гг. важнейшие компоненты отечественного оборонно-промышленного комплекса. В аналогичном духе на этом Общем собрании выступил и экс-премьер России академик РАН Е. М. Примаков, указав на заслуги Кокошина именно как ученого, внесшего большой вклад в развитие российской науки. Тем самым он ответил на появившиеся в средствах массовой информации накануне академических выборов утверждения о том, что «генерал-полковник» Кокошин баллотируется в Академию по чину, а не по научным достижениям.

Применительно к «асимметричному ответу» на американскую СОИ Кокошин классифицировал три группы средств:

(а) средства повышения боевой устойчивости СЯС СССР (теперь РФ) по отношению к упреждающему удару противника в целях убедительной демонстрации сохранения способности к массированному ответному удару, «проникающему» сквозь ПРО США;

(б) технологии и оперативно-тактические решения по повышению способности СЯС СССР (РФ) по преодолению ПРО другой стороны;

(в) специальные средства поражения и нейтрализации ПРО, особенно ее космических компонентов.

Среди первых - повышение скрытности и неуязвимо-сти мобильных ракетных комплексов и стратегических подводных ракетоносцев (РПКСН); послед-них - в том числе за счет обеспечения их соответствую-щими средствами прикрытия от средств противолодоч-ной борьбы другой стороны. Среди вторых - создание и оснащение баллистических ракет разнообразными средствами преодоления ПРО, в том числе ложны-ми боевыми блоками, перегружающими РЛС и другие «датчики» ПРО, ее «мозг», запутывающими картину, создающими проблемы с селекцией целей и, соответ-ственно, с целеуказанием и поражением целей. Среди третьих - различные виды средств РЭБ, ослепления КБС, прямого их поражения.

В середине 1990-х гг. Кокошин разработал концепцию «Северного стратегического бастиона», которая пре-дусматривала особые меры обеспечения боевой устойчивости подводных стратегических ракетоносцев ВМФ России. Его принципиальная позиция воспрепятствовала передаче американской стороне комплекса данных по гидрологии и гидрографии Арктики, что собиралось осуществить Правительство РФ в рамках деятельности Комиссии Черномырдина-Гора. Тем самым был предотвращен ущерб обороноспособности страны.

Стратегия «асимметричного ответа» в конечном итоге была официально принята советским руководством, продекларирована публично. На пресс-конференции в Рейкьявике 12 октября 1986 г. М.С.Горбачев заявил: «Ответ на СОИ будет. Асимметричный, но будет. При этом нам не придется жертвовать многим». К тому времени это уже было не просто декларация, а выверенная и подготовленная позиция.

Публично, на высоком профессиональном уровне была признана и та роль, которую сыграли отечественные ученые в подготовке такого «ответа». В своем интервью, в конце того же года, главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения, заместитель министра обороны СССР генерал армии Ю. П. Максимов подчеркнул, что «имеются реальные пути сохранения неуязвимости наших МБР и в случае реализации СОИ. Эффективной контрмерой, по мнению советских ученых, например, может служить такая тактика осуществления пусков МБР, которая рассчита-на на «истощение» космической противоракетной обороны путем ее ранней активизации за счет определенно подобранного порядка ответного удара. Это могут быть комбинированные запуски МБР и «ложных» ракет, запуски МБР с широкой вариацией траекторий... Все это ведет к большему расходу энергетических ресурсов кос-мических эшелонов ПРО, к разрядке рентгеновских лазеров и электромагнитных пушек, к другим преждевременным потерям в огневой мощи системы ПРО» . Все эти и некоторые другие варианты были к тому времени подробно проанализированы в работах Комитета советских ученых в защиту мира, против ядерной угрозы.

Но произошло это не вдруг; как уже отмечалось выше, потребовались значительные усилия для того, чтобы именно убедить руководство страны в правильности схемы «асимметричного ответа». На практике она реализовывалась далеко не однозначно - многое, как выяснилось позднее, делалось и в симметричном по-рядке.

Вопрос об «асимметричном ответе» вновь стал актуа-лен в свете попыток администрации Дж. Буша-младшего создать американскую многокомпонентную систему ПРО и одновременно развивать стратегические наступательные вооружения в таком направлении, чтобы они в совокупности уменьшали способность России к ответному удару (не говоря уже об обладающем зна-чительно (на порядок) меньшим ядерным потенциалом Китае)».

Многие на предложенных в 1980-е гг. мер остаются актуальными сегодня - естественно, с коррекцией как применительно к новому уровню технологий ПРО на-шего «оппонента», так и технологий, имеющихся у РФ. Идеология «асимметричного ответа» сегодня не менее, а может быть, даже более актуальна с экономической точки зрения.

Важны и поучительны некоторые уроки того времени для совершенствования процесса принятия военно-политических решений в наши дни. Представляется, что крайне важна практика «встраивания» научных институтов в процесс выработки таких решений, что позволяет обеспечить серьезную аналитическую проработку - «бэкграунд» государственной политики на важнейших направлениях. Правда, для этого важно сегодня при-нять меры и по поддержанию научных коллективов, групп ученых, способных квалифицированно и на по-стоянной основе такую работу осуществлять.

Кроме того, опыт более чем двадцатилетней давности свидетельствует не только о важности создания отечественных междисциплинарных коллективов для про-рывных исследований актуальных задач. Этот опыт однозначно подсказывает и важность постоянного и поддерживаемого в интересах страны через различные механизмы международного экспертного диалога для объективного рассмотрения наиболее актуальных вызовов и угроз национальной и международной безопасности. Именно такой диалог и рождающаяся на его основе углубленная экспертиза способны не только готовить основы для оптимальных решений, но и осуществлять сценарную (многовариантную) первичную проработку возможных последствий таких решений.

Сергей Константинович Ознобищев , профессор МГИМО (У) МИД РФ, один из участников разработки советского "асимметричного ответа";

Владимир Яковлевич Потапов , генерал-полковник в запасе, в недавнем прошлом заместитель секретаря Совета безопасности РФ;

Василий Васильевич Скоков , генерал-полковник в запасе, в прошлом командующий объединениями Вооруженных сил СССР, советник первого заместителя министра обороны РФ - активные участники выработки и реализации политико-военного курса Российской Федерации в современных условиях.

М.: Институт стратегических оценок, изд. ЛЕНАНД, 2008

Арбатов Г. А. Человек системы. М.: Вагриус, 2002. С. 265.

Кокошин А. А. «Асимметричный ответ» на «Стратегическую обо-ронную инициативу» как пример стратегического планирования в сфере национальной безопасности // Международная жизнь. 2007. №7 (июль-август).

Кокошин А. А. -«Асимметричный ответ»... .

На благо России. К 75-летию академика РАН Ю.А. Трутнева / Под ред. Р. И. Илькаева. Саров; Саранск: Тип. «Красный Октябрь», 2002. С. 328.

Космическое оружие. Дилемма безопасности / Под ред. Е.П.Велихова, А.А.Кокошина, Р. 3. Сагдеепа. М.: Мир, 1986. С.92-116.

См., например: Шмыгин А.И. «СОИ глазами русского полковника

Стратегическая стабильность в условиях радикальных сокраще-ний ядерных вооружений. М.: Наука, 1987.

Лоуэлла Вуда на публичным дипломатическом семинаре в г. Зальцбурге (Австрия). Хотя знания Вуда в области физики были несомненно высоки (что внушало серьезные опасения), но сторонники «звездных войн» часто были настолько уверены в себе, что подставлялись в аргументации. Так, в докладе Вуда было написано что космические платформы с оружием на бортy будут иметь многоцелевой характер и могут быть полезны человечеству, поскольку в используя их возможности, можно будет «более точно предсказывать погоду». Это позволило повернуть дискуссию таким образом, что дипломаты перестали даже вникать в существо мудреных формул американского физика, среди них стали раздаваться смешки, и «поле боя» в очередной раз осталось за представителем отечественной науки.

См.: Сахаров А.Д. Воспоминания: В т. Т. М.: Права человека, 1996. С.289-290.

Сахаров А.Д. Воспоминания. С, 290.

Сахаров А. Д. Воспоминания. С. 291.

Сахаров Л. Д. Воспоминании. С. 292.

См.: Кокошин А. А. - «Асимметричный ответ» на «Стратегическую оборонную инициативу» как пример стратегического планирования в сфере национальной безопасности // Международная жизнь. 2007 (июль-август). С. 29-42

Кокошин Л. А. В поисках выхода. Военно-политические аспекты международной безопасности. М.: Политиздат, 1989. С. 182-262.

См.: Чазов Е. И., Ильин Л. А., Гуськова А. К. Ядерная война: медико-биологические последствия. Точка зрения советских ученых-медиков. М.: Изд. АПН, 1984; Климатические и биологические последствия ядерной войны / Под. ред. К. П, Велихова. М.: Мир, 1986.

По условиям Договора стороны брали на себя обязательства не разрабатывать (не создавать), не испытывать и не развертывать сис-темы и компоненты ПРО в масштабах всей национальной террито-рии. Согласно статье III этого Договора каждая из сторон получала возможность развертывания системы ПРО «радиусом сто пятьдесят километров с центром, находящимся в столице данной Стороны». Второй район размещения системы ПРО радиусом сто пятьдесят километров, в котором расположены шахтные пусковые установки МБР».

В 1974 г. согласно Протоколу к Договору по ПРО было решено оставить только один район размещения стратегической ПРО. Совет-ский Союз выбрал для защиты Москву. Соединенные Штаты - базу МБР Гранд-Форкс в Северной Дакоте. В конце 1970-х гг. высокая стоимость обслуживания системы и ее ограниченные возможности вынудили американское руководство принять решение о закрытии системы ПРО. Основной радар системы ПРО в Гранд-Форксе был включен в систему Североамериканской ПВО (НОРАД).

Кроме того, в Договоре предусматривалось, что система ПРО может быть только наземной и стационарной. При этом Договор допускал создание систем и компонентов ПРО «на иных физических принципах» («перспективные разработки»), но они также должны были быть наземными и стационарными, и параметры их развер-тывания должны быть предметом дополнительных согласований. В любом случае они могли развертываться только в одном районе.

Надежный щит (главнокомандующий Ракетными войсками стра-тегического назначения, заместитель министра обороны СССР гене-рал армии Юрий Павлович Максимов отвечает на вопросы о некото-рых аспектах советской военной доктрины) // Новое время. 1986. №51 (19 декабря). С. 12-14.

См.: Дворкин В.З. Ответ СССР на программу «звездных войн». М: ФМП МГУ-ИПМБ РАН, 2008.

Нельзя не отметить появление с американской стороны «проб-ных шаров» относительно состояния ядерного стратегического ба-ланса, изменяющегося, по оценкам соответствующих авторов, весьма радикально в пользу США. В том числе обращают на себя внимание статьи К. Либера и Д. Пресс (особенно их статья в «Интернэшнл Сскьюрити»). См.: Lieber K. A., Press D. С . The End of MAD? The Nuclear Dimension of US Primacy // International Security. Spring 2006. Vol.4. P. 7-14. Такого рода «пробные шары» нельзя недооценивать.

Глоссарий

БРПЛ - баллистическая ракета на подводной лодке.

КСУ - Комитет советских ученых в защиту мира,

против ядерной угрозы.

МБР - межконтинентальная баллистическая ракета.

НИОКР - научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы.

ПВО - противовоздушная оборона.

ПГРК - подвижный грунтовой ракетный комплекс.

ПЛАРБ - подводная лодка атомная с баллистической ракетой.

ПРО - противоракетная оборона.

ПСЯС - Постоянное совещание по ядерному сдержи-ванию.

РГЧ ИН - разделяемая головная часть индивидуального наведения.

РПКСН - ракетный подводный крейсер стратегическо-го назначения.

РЭБ - радиоэлектронная борьба.

СОИ - «Стратегическая оборонная инициатива».

СПРН - система предупреждения о ракетном нападе-нии.

СЯС - стратегические ядерные силы

Холодная война являлась не только крупнейшим геополитическим событием XX века, но и стала сильнейшим катализатором научного прорыва в области военных технологий. Соперничество двух сверхдержав породило виток гонки вооружений, которая вылилась в массу прорывных технологий и концепций.

Яркой военной концепцией стала программа, выдвинутая тогдашним президентом США Рональдом Рейганом «Стратегическая Оборонные Инициативы». Также такая программа получила яркое название в прессе - «Программа звездных войн» СОИ.

Стратегическая оборонная инициатива

Программа «Стратегическая оборонная инициатива» США предусматривала активное использование вооружений в космическом пространстве. Околоземная орбита Земли не была активно задействована в военных целях (кроме использования спутников шпионов).

США первыми задумались о выводе системы вооружений на орбиту.

Для отработки нападения либо защиты от нападения со стороны СССР. Кроме того, на программу «Звездные войны» возлагали большие надежды не только военные, но и частные компании, связанные с космосом, так как это сулило многомиллиардные контракты.

Сущность программы заключалась в уничтожении ядерных боеголовок противника на околоземной орбите, тем самым создавая надежную систему противоракетной обороны по периметру всей территории.

Ядерная доктрина США рассчитана и предполагает нанесение ядерного удара как ограниченной, так и полной мощности первыми, в случае угрозы национальным интересам даже за пределами собственной территории.

Советская доктрина предполагала массированный ответный удар.

Стремление полностью обезопасить территорию всей страны также имело немало политических выгод для администрации президента. Прежде всего программа «Звездных войн» связана с тем, что наличие подобной системы обороны позволило бы США уверенно диктовать свою волю не только Советскому Союзу, но и всему миру, что означало бы мировую гегемонию.

После разрядки между СССР и США в 70 годах наступил очередной виток враждебной конфронтации и еще большего вооружения обеих стран. Американцы, разрабатывая планы нанесения удара по территории СССР, боялись лишь ответных действий, так как ответный удар ядерным оружием со стороны СССР со 100% вероятностью полностью уничтожил бы США как государство. Именно поэтому в США и начали предпринимать шаги по созданию гарантированного средства защиты.

Проект предполагал наличие целого ряда средств поражения боеголовок.

Начало разработки в США программы СОИ осуществлялось еще в конце 70 годов, естественно, в режиме строгой секретности. Рейган, объявляя в своей знаменитой речи об империи зла и программе «Звездных войн», делал лишь рекламный ход - концепция ни тогда, ни сейчас не может быть реализована на нынешнем уровне развития технологий.

Разработка проходила также в режиме высокой секретности на протяжении всех 80-х годов и потребовала финансирования в несколько десятков миллиардов долларов.

Политическое руководство в лице Рейгана торопило ученых и работы по программе «Звездных войн» шли сразу в нескольких альтернативных направлениях. Проходили испытания электромагнитного, лазерного и оружия на иных физических принципах.

Над американской СОИ работали все оборонные предприятия.

Конечной целью проекта являлось полное покрытие территории Северной Америки и максимальная минимизация урона.

Планировалось закончить изготовление и внедрение комплекса до конца 90-х годов, в это время система ПРО охватывает большую часть территории страны. Однако, разработчики программы СОИ в 1983 году столкнулись с массой проблем, которые не позволили в итоге реализовать проект.

Эти проблемы носили как финансовый характер, так и чисто прикладной - невозможность реализации некоторых стадий СОИ в США при уровне технологического развития. Итогом стало полное фиаско программы «Звездные войны».

Разработка программы закончилась в конце 80-х годов. По некоторым данным, на нее было потрачено около 100 млрд долларов. Однако, несмотря на провал внедрения данной системы, наработки успешно применялись в иных оборонных областях. Нынешняя система ПРО, размещенная в Европе, является лишь маленькой частью нереализованных планов американцев.

Компоненты СОИ

Программа СОИ «Звездные войны» Рейгана представляла сочетание нескольких составных частей, в которые входили:

• Наземная часть - составляла каркас системы.

С земли осуществляется управление автоматизированными процессами наведения и уничтожения боеголовок. Управление данными процессами осуществляется системами комплекса противоракетной обороны США - NORAD. Этот центр управления координирует действия космических объектов, отслеживать угрозу в виде одиночных или массированных пусков вражеских ракет и принимать окончательное решение об ответном ударе и использовании системы ПРО.

После получения сигнала из космоса или наземных РЛС о начале массового запуска система противоракетной обороны активирует пусковые шахты наземного базирования с ядерными боеголовками с помощью сигнала и подготовить ракеты к старту.

Сигнал об угрозе рассылался во все органы и военные части.

Кроме того, сигнал получали и спутники на орбите, которые должны были ретранслировать сигнал на орбитальные элементы системы ПРО об уничтожении подлетающих баллистических ракет. Орбитальные элементы должны определенным способом (электромагнитным, лазерным, волновым или же ракетами перехватчиками, расположенными на орбитальных боевых платформах).

• Наземная система перехвата должна была стать вторым и последним эшелоном уничтожения вражеских ракет , после их прохождения космической ПРО.

Система по договору между США и СССР прикрывает оперативные районы - Вашингтон и база на горе Шайенн (NORAD). В действительности функционирует лишь вторая система ПРО.

Часть представляет собой пусковые установки со специализированными ракетами, которые способны перехватывать носители на низкой высоте. Такие боеприпасы сами снабжены ядерным зарядом (так как точность перехвата при огромной скорости боеголовки невысока и для уверенного перехвата требуется покрытие по площадям).

• Главной составляющей должна была стать группировка космических аппаратов различного принципа действия.

Аппараты предполагалось разделить на два основных типа: спутники, которые сигнализируют о начале ядерной атаки и устройства, которые должны выводить из строя прилетающие боеголовки на околоземной орбите при помощи определенного вида излучения.

Тип уничтожение ядерных боеприпасов оставался открытым на повестке дня - проводились различные эксперименты с лазерным оружием, излучением электромагнитных волн и иными. В результате ни один из видов не гарантировал 100% уничтожения боеголовки, что послужило главной причиной отмены все программы.

Ни один из видов не гарантировал 100% уничтожения боеголовки.

Спутники должны сбивать ракеты еще на подлете, без причинения существенного урона территории США.

СОИ — это система уничтожения целей боевыми космическими аппаратами

После уничтожения боеголовок предполагалось направляющим ударом уничтожить стратегические объекты на территории СССР или же в случае нанесения удара первым и отражения остаточного удара советской армии. Также данные устройства должны были вывести из строя советскую космическую орбитальную группировку, тем самым ослепив противника.

После заявления Рейгана в 1983 году о начале работы над проектом «Звездные войны» советское руководство сильно обеспокоилось угрозой нейтрализации ответного ядерного удара и приняло решение о разработке ответных мер. В создании этой системы участвовали известные оборонные КБ страны.

Изменения касались разработки нового типа межконтинентальных ракет, способных преодолеть большинство компонентов ПРО. Также усовершенствования коснулись системы управления войсками в случае вывода основных узлов управления из строя.

в этом году на вооружение была принята новая ракета под индексом р-36М «Воевода»

Такие работы увенчались полным успехом. К 1985 году на вооружение была принята новая ракета под индексом р-36М «Воевода», получившая на западе название «Сатана» модернизированная с момента внедрения в 1970 году. Ядерный боеприпас наделен высокими скоростными характеристиками.

Ракета базируется в шахте и во время старта имеет минометный тип выброса, что позволяет развить стартовую скорость в 230 км/ч (благодаря конструкции двигателей ракета стартует даже в условиях ядерного облака).

После разгона ракета выходит на околоземную орбиту и отстреливает тепловые ловушки (проблему борьбы с ложными целями американцам решить не удалось). Спускаясь по орбите, боеголовка разделяется на 10 боевых частей, каждая из которых несет заряд мощностью в 1 мегатонну (эквивалента тротила хватит для уничтожения города миллионника).

Также разработана система управления стратегическим вооружением, получившая название «Периметр», а на западе «Мертвая рука». Принцип ее действия заключался в следующем: на орбите в режиме постоянного мониторинга барражируют две ракеты с аппаратной частью, которые сигнализируют о запуске ракет с территории противника.

В ракетах установлены датчики, которые проводят постоянный мониторинг ситуации на изменения атмосферного давления, погодных условий, изменение магнитного поля и другие параметры, которые указывают на начало массированной ядерной атаки. Информация передается на центр управления.

Также при отсутствии ответа из центра (при уничтожении командных пунктов противником) элементы комплекса сами направляют коды запуска боеголовок на шахты, стратегическим бомбардировщикам и атомным подводным лодкам, где запуск производится либо с помощью экипажей, либо автоматически.

Принцип работы заключается в неотвратимости ответного удара даже без участия человека, поэтому американская сторона после окончания холодной войны настояла на упразднении комплекса «Периметр».

Как показывает история, принятие программы СОИ на деле оказалось операцией по дезинформации противника с целью вовлечения СССР в гонку вооружений. Холодная война нанесла могучей державе сокрушительное поражение, уничтожив экономику и страну.

Знаменитая программа СОИ (Стратегической Оборонной Инициативы), как известно, ориентировалась на развертывание многочисленных противоракетных систем, весьма дорогостоящих и сложных в производстве.

Это сейчас известно, что “овчинка стоила выделки” и затраченные средства сполна окупили своё – Советский Союз не выдержал очередной “гонки вооружений”, однако и США изрядно потратились. Так сколько стоила программа СОИ?

Американцы никогда не были глупыми людьми и любой “распил” бюджета был тщательно спланирован без тотальных последствий для государства.

После того, как Р.Рейган объявил о развертывании СОИ прошло всего лишь несколько месяцев и в начале 1984 года было организовано Армейское Стратегическое Оборонное Командование (USASDC – U.S. Army Strategic Defense Command), специалистами которого был составлен детализированный план поэтапного развертывания систем как наземного, так и космического базирования.

В частности, утвержденная в 1987 году программа включала следующие системы:

Boost Surveillance and Tracking System (BSTS) – улучшенные системы наблюдения и слежения,
Space-Based Interceptors (SBI) – космические перехватчики,
Space-Based Surveillance and Tracking System (SSTS) – космические системы наблюдения и слежения,
Ground-based Surveillance and Tracking System (GSTS) – наземные системы наблюдения и слежения,
Exoatmospheric Reentry Vehicle Interceptor System (ERIS) – системы внеатмосферного перехвата,
Battle Management/Command, Control, and Communication (BM/C3) – боевое командование и коммуникации.

Первая фаза (Phase I) СОИ предусматривала развертывание BSTS и некоторых компонентов SBI, что было задачей совершенно нетривиальной, учитывая огромную площадь покрытия. И деньги полились рекой…

В 1989 году, когда коллапс СССР стал неизбежен, в Америке все ещё обсуждали возможные пути “оптимизации” программы противоракетной обороны. Сменивший Рейгана на посту президента Дж.Буш-старший продолжил дело своего предшественника и поручил Министерству Обороны разработать четырехлетний план дальнейшего развития СОИ.

В то время акцент сместился на противоракетную программу космического под кодовым названием “Brilliant Pebbles” (до 1988 года она обозначалась как “Smart Rocks”), согласно которой на орбите планировалось развернуть 4000(!) спутников и орбитальных станций.

Стоимость первой тысячи спутников оценивалась в 11 миллиардов долларов, что было довольно оптимистичной оценкой. Тем не менее, “Brilliant Pebbles” оказалась дешевле предыдущего проекта, стоимость которого составила 69,1 миллиард долларов. Теперь намеревались потратить 55,3 миллиарда, что, впрочем, тоже было немало.

В это время США вошло в настоящую эйфорию, предвкушая скорое падение “Империи Зла”. Останавливаться на достигнутом американцы не собирались, даже наоборот, приоритет “Brilliant Pebbles” был настолько высок, что в 1990 году секретарь безопасности Дик Чейни объявил её “программой номер один”.

Таким образом, несмотря на очевидную победу бюджет продолжал осваиваться прежними темпами, а существенных подвижек всё ещё не предвиделось. Основными “застройщиками” стали фирмы TRW-Hughes и Martin Marietta, которым поручили реализацию правительственного заказа, однако кроме опытных образцов и макетов за три года “усердной” работы им ничего сделать не удалось.

Полностью “освоить” выделенные средства им так и не удалось – в декабре 1991 года Советский Союз прекратил своё существование и необходимость в мощной ПРО отпала. Новая администрация президента Клинтона тут же урезала бюджетные ассигнования, а в 1993 году было объявлено о свертывании всех работ по СОИ.

В общей сложности, в период с 1985 по 1991 финансовыми годами, на программу СОИ было израсходовано 20,9 миллиардов долларов, из которых:

6,3 миллиарда – сенсорные системы,
4,9 миллиарда – энергетическое оружие направленного действия (DEW),
4,8 миллиарда – кинетико-энергетическое оружие,
2,7 миллиарда – системы боевого управления и связи,
2,2 миллиарда – прочие научные исследования.

Кроме того, ещё 1,6 миллиарда долларов получил Департамент Энергетики на проведение собственных исследовательских работ.

По нынешним меркам это кажется немного, но не следует забывать, что мир Холодной войны последнего десятилетия не знал экономических кризисов, а экспансия США была настолько велика, что не оставалось сомнений в её грядущей роли “мирового полицейского”. Всё это не ощущалось тогда, зато ощутимо сейчас – по состоянию на конец 2011 года государственный долг США превысил 15 триллионов долларов. И программа СОИ внесла в это свой существенный вклад.

Так что же осталось нам от всей программы “Звездных воин”? Пожалуй, единственным “осколком” СОИ, достойным упоминания, стал Deep Space Program Science Experiment, проведенный в 1994 году. Целью эксперимента была проверка работы новых сенсоров и некоторых компонентов космических кораблей нового типа. Единственный зонд под названием “Clementine” выполнил полёт к Луне и обратно с 25 января по 7 мая, пока не был потерян в результате дисфункции бортового оборудования. Эта программа обошлась ещё в 80 миллионов, что сравнительно с СОИ можно считать каплей в море.

Константин Богданов, обозреватель РИА Новости.

Тридцать лет назад президент США Рональд Рейган провозгласил "Стратегическую оборонную инициативу" (СОИ), известную также как "программа Звездных войн". Проект оказался в значительной степени дутым, заявленные результаты так и не были достигнуты.

Многослойного противоракетного зонтика США не создали. Однако легче от этого Советскому Союзу не стало: нагрузка военных расходов и структурные диспропорции в промышленности уверенно вели страну к кризису.

Советская "оборонка" жила широко: руководство страны давало практически все, что она просила по тем направлениям, которые всерьез беспокоили высшие сферы ЦК. К 1988 году до 75% всех расходов на НИОКР в СССР осуществлялись в рамках оборонной тематики.

Сошлемся на мнение Анатолия Басистова, конструктора московской системы ПРО А-135. В конце 1970-х ему в ЦК задали вопрос о том, можно ли создать надежную систему отражения массированного ракетно-ядерного нападения. И тут, по воспоминаниям Басистова, он понял одну вещь: если конструктор сейчас ответит партии "да, можно" — ему прямо на стол выложат любые затребованные ресурсы под эксперименты на решение этой задачи.

В тот раз Басистов сказал "нет, нельзя". Но отраслевой механизм было уже не переделать, он работал по своим законам. Тем более что вон, американцы говорят — можно…

И, самое главное, башня из слоновой кости, внутри которой в конце 1980-х постоянно работало не менее десяти миллионов человек (не считая эпизодически кормившихся с военных программ по договорам) — самых обыкновенных, но очень хорошо оплачиваемых людей — формировала ощущение стабильности. Того, что так и должно быть впредь.

А основания для этого становились все более призрачными.

Золотые слесари небогатой страны

Последний начальник советской внешней разведки Леонид Шебаршин вспоминал, как их, высшее руководство КГБ, на излете перестройки погнали на встречи с рабочими крупных заводов. Шебаршин приехал на московский авиастроительный завод "Знамя труда" —ведущее предприятие в кооперации МиГа.

"А вы сколько получаете, товарищ генерал?" — ядовито поинтересовались из зала после выступления. "1300 рублей", — честно признался Шебаршин. После некоторого оживления с галерки раздался голос: "Да у нас слесарь может столько заработать"…

Юрий Яременко, с конца 1980-х — директор Института народнохозяйственного прогнозирования, описывая эту ситуацию, подмечал, что основной "урон" от советской "оборонки" 1980-х годов был даже не в деньгах, которые в нее уходили. ВПК тянул на себя все лучшее, что было в небогатой стране. В первую очередь — квалифицированные кадры, но он также претендовал на качественные материалы, требовал самое передовое оборудование и технологии.

На втором месте в системе приоритетов стояли нужды сырьевиков и энергетиков. Гражданскому машиностроению и промышленности ТНП доставались объедки: из людей — кого не взяли военные, из оборудования — что удалось выбить, материалы — ну, берите, что есть… На качестве продукции это сказаться не замедлило, равно как и на усугубляющемся отставании технологического уровня промышленности от Запада и Японии.

Обеспечить трансфер высоких технологий советского оборонного машиностроения в гражданский сектор не позволяла не только укоренившаяся феодальная логика директората, привыкшего под предлогом решения задач государственной важности "вырубать" себе изолированные домены кооперации и сидеть на них полновластными баронами, ответственными только перед главками профильных министерств и партией. Дело в том, что главки и партия тоже ничего слышать не желали.

Тот же Яременко вспоминал, что целостные программы сокращения военных расходов с одновременной продуманной конверсией высокотехнологичных оборонных мощностей и подготовленных кадров на массовый выпуск гражданских товаров длительного пользования (качественной бытовой техники, проще говоря) подавались наверх с первой половины 1980-х. Там их демонстративно не замечали… а потом выделяли новые и новые ресурсы на ВПК.

Оборонные директора брали программы выпуска гражданской продукции на свои предприятия "в нагрузку", но не видели в них приоритета и работали с ними по остаточному принципу. Военные программы оплачивались лучше, и интересовали их больше.

Икона отечественной оборонки, Юрий Дмитриевич Маслюков, человек, который сделал для промышленности СССР и для экономики России немало хорошего, — и тот в 1987 году, по словам Яременко, заявил, что разговоры об избыточном выделении ресурсов военному производству пустопорожни, ибо советская "оборонка" отстала и, наоборот, требует дополнительных вливаний.

Это сказал глава Военно-промышленной комиссии Совмина — начальник штаба "девятки" оборонных министерств, главный отраслевой координатор и ответственный за определение направлений работ по оборонной тематике. В следующем году, не уходя с этой должности, Маслюков станет главой всего советского Госплана…

"В общем, он лопнул"…

Какая уж тут СОИ? Эффект расточительства от противодействия надуманным угрозам СОИ — комариный укус на фоне ресурсопоглощающего маховика, разогнанного еще во второй половине 1970-х солидарными усилиями оборонного комплекса и другой иконы ВПК, бывшего секретаря ЦК по оборонным вопросам, военного министра Дмитрия Федоровича Устинова.

Так что Рейган плохо знал советский директорат и руководство "девятки". Даже если бы программы СОИ не было провозглашено, ее бы тем или иным способом выдумали.

Сущность экономической катастрофы СССР крылась не в нефти, не в СОИ и не в американцах. Не в "предателях родины", "младореформаторах", "иудах Горбачеве и Ельцине" и т.п. Проблема была в том, что в экономике сформировался огромный самозамкнутый сектор, привыкший тянуть на себя одеяло и требовать больше, больше, больше…

Его надо было аккуратно разомкнуть, плавно перевести значительную часть его огромных возможностей на обеспечение повседневных нужд всей страны. Но те, кто понимал общую картину — руководители ВПК от заводов через министерства до Совмина и ЦК — молчали. Ибо их все устраивало, и пробиваться сквозь межведомственную грызню при структурной перестройке экономики не хотелось. Да и была ли такая возможность?

А принимать решения в той системе коллективной безответственности, что сложилась в позднем СССР, никто не хотел. И все боялись нового витка холодной войны, поэтому лавировали между жестким давлением "почуявшего кровь" Вашингтона на переговорах по разоружению и солидарным запросом собственного директората — уступали, уворачивались, откладывали в долгий ящик.

В итоге, если пользоваться военными аналогиями, вместо аккуратного разминирования "оборонки" получилась ликвидация методом подрыва, от которой разнесло не только ВПК, но и вообще всю советскую экономику — вместе со страной.

Рейган мог записывать себе победу. И кому какое дело, что совершенно незаслуженно?