Е́вно Фи́шелевич (Евге́ний Фили́ппович ) Азе́ф (1869, Гродненская губерния, Российская империя - 24 апреля 1918, Берлин, Германская империя) - российский революционер-провокатор, один из руководителей партии эсеров и, одновременно, - Секретный сотрудник Департамента полиции.

Как глава Боевой организации эсеров, организовал и успешно провел ряд терактов, в числе которых - убийство Великого князя Сергея Александровича. В то же время, как агент Охранного отделения, раскрыл и сдал полиции множество революционеров.

Биография

Детство и юность

Евно Азеф родился в октябре 1869 года в местечке Лысково Гродненской губернии в семье бедного портного-еврея. Участвовал в кружках революционной еврейской молодёжи. В 1890 году окончил гимназию в Ростове-на-Дону. В 1892 году, скрываясь от полиции, украл 800 рублей (по другой версии, продал украденную у знакомого купца партию масла) и бежал в Германию, где устроился учиться на инженера-электротехника в Карлсруэ. В число секретных сотрудников полиции Азеф был принят в 1892 году. 4 ноября 1893 года предложил Департаменту полиции быть осведомителем о русских революционерах - студентах политехнического института в Карлсруэ, и его предложение приняли. Первоначальный оклад Азефа составлял 50 рублей. В 1899 году женился на Любови Григорьевне Менкиной, имел двоих детей.

Азеф в партии эсеров и Охранном отделении

В 1899 году вступил в союз социалистов-революционеров. После ареста Г. А. Гершуни в 1903 году Азеф остался центральной фигурой и возглавил Боевую Организацию эсеров, осуществляющую террористические акты. Партийные псевдонимы Азефа - «Иван Николаевич», «Валентин Кузьмич», «Толстый». В контактах с Департаментом полиции он использовал псевдоним «Раскин».

Созданную Гершуни Боевую Организацию Азеф реорганизовал, сделав её компактной, централизованной, строго дисциплинированной и легко управляемой. Сам Азеф с поддержкой М. Р. Гоца активно продвигал террор, при этом предотвращая некоторые террористические акты (покушение на министра внутренних дел П. Н. Дурново, на царя Николая II). В то время его жалование от Охранного отделения достигло 1000 рублей в месяц.

Выдал весь первый состав ЦК ПСР и некоторых эсеров-боевиков (С. Н. Слётова, Г. И. Ломова, М. А. Веденяпина, А. В. Якимову, З. В. Коноплянникову и др.), а также некоторые планы и коммуникации революционеров. Одновременно организовал более 30 террористических актов, осуществил убийства видных представителей царского государственного аппарата, в том числе своих начальников: министра внутренних дел и шефа корпуса жандармов В. К. Плеве (которого считали главным организатором еврейского погрома в Кишинёве в 1903 г.), генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича, Петербургского градоначальника В. Ф. фон дер Лауница, главного военного прокурора В. П. Павлова. Для того чтобы избежать раскрытия, часть терактов он готовил в тайне от Департамента полиции, прилагая все усилия для их осуществления. О других - своевременно сообщал в охранку, и они соответственно проваливались. Благодаря этому Азефа считали «своим» и члены партии и полиция. Каждый раз, когда его пытались разоблачить, кто-нибудь из революционеров «доказывал», что человек, организовавший столько успешных террористических акций, не может быть агентом охранки; для Охранного отделения Азеф также представлял большую ценность.

Он же (с участием представителей других революционных партий Конни Циллиакуса, Георгия Деканозова и др.) организовал закупку на деньги японского военного атташе М. Акаси оружия для рабочих и его доставку в Россию на пароходе «Джон Графтон». По ряду данных, Азеф инициировал ликвидацию Г. А. Гапона как «провокатора», что и было исполнено боевиками П. М. Рутенберга. Об этом же свидетельствует в своих воспоминаниях сам Рутенберг. После Манифеста 17 октября Азеф стал сторонником роспуска Боевой Организации и всячески саботировал её действия, в результате чего эсеры перешли к террору с помощью децентрализованных летучих отрядов.

Последняя провокация

Результатом последнего предательства Азефа, перед разоблачением, был арест полицией и казнь членов Летучего Боевого отряда партии социалистов-революционеров в феврале 1908 года. Эта казнь послужила сюжетом Леониду Андрееву при написании «Рассказа о семи повешенных».

Разоблачение

После наступления реакции Азеф готовил покушение на Николая II, для чего рассматривались весьма авантюрные схемы. В частности, с подачи Азефа ЦК ПСР выделял деньги на проектирование и строительство специальной подводной лодки и самолёта для совершения теракта. Однако в 1908 году Азеф был разоблачён как провокатор публицистом В. Л. Бурцевым (подтвердившим свои подозрения у бывшего директора Департамента полиции А. А. Лопухина). На внутрипартийном разбирательстве ЦК ПСР приговорил Азефа к смерти, однако тот смог избежать ликвидации и скрылся за границей. В дальнейшем жил в Берлине под видом рантье Александра Неймайера (Alexander Neumayr) по документам, выданным министерством иностранных дел России. Тщательно избегал контактов с представителями царских властей и русскими революционерами, но в 1912 году встретил на курорте во Франции Бурцева. Азеф принялся ему доказывать, что сделал для революции гораздо больше пользы, чем ему приписывают вреда как провокатору, и требовал справедливого суда ЦК, однако затем снова скрылся.

Последние годы

После начала Первой мировой войны Азеф разорился, так как все его средства были вложены в русские ценные бумаги. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, открыл в Берлине корсетную мастерскую. В июне 1915 года немецкая полиция арестовала его как бывшего русского секретного агента. Содержался в тюрьме Моабит, был освобожден только в декабре 1917 года.

В тюрьме он заболел и 24 апреля 1918 года умер от почечной недостаточности в берлинской клинике «Krankenhaus Westend». Был похоронен в Берлине в безымянной могиле за № 446. Захоронение до нашего времени не сохранилось.

Вопрос о провокаторстве Азефа

На языке партийных революционеров «провокатором» называлось любое лицо, сотрудничавшее с Департаментом полиции. Революционная терминология не знала разницы между агентом-осведомителем и агентом-провокатором. Всякий революционер, уличённый в сношениях с полицией, объявлялся «провокатором», и на этом ставилась точка. Между тем, с юридической точки зрения, между простым агентом-осведомителем и агентом-провокатором существовала большая разница. Агентом-провокатором именовался только тот секретный сотрудник, который принимал активное участие в революционной деятельности или подстрекал к этому других. С точки зрения закона, такие действия секретных сотрудников считались преступными и подлежали уголовной ответственности. В циркулярах Департамента полиции указывалось, что секретные сотрудники не должны участвовать в противозаконной деятельности или подстрекать к ней других лиц.

После разоблачения Азефа, когда его история была предана гласности, в обществе возник вопрос, был ли Азеф агентом-провокатором. Обнародованные Владимиром Бурцевым и партией эсеров материалы свидетельствовали, что Азеф, будучи секретным сотрудником, принимал активное участие в террористической деятельности. Стоя во главе Боевой организации эсеров, он руководил её деятельностью, готовил террористические акты и посылал на них других людей. Это означало, что, в строгом соответствии с юридической терминологией, Азеф являлся агентом-провокатором и должен был быть привлечён к уголовной ответственности. Между тем, Азеф к уголовной ответственности привлечён не был, а правительство отрицало его причастность к террористическим актам. По версии правительства, Боевой организацией эсеров руководил не Азеф, а Борис Савинков, тогда как Азеф был простым осведомителем, дававшим правительству ценные сведения о преступных замыслах революционеров.

Вопрос о провокаторстве Азефа обсуждался многими его современниками. В итоге причастность Азефа к террористическим актам была признана не только революционерами, но и его бывшими полицейскими начальниками, такими как Л. А. Ратаев, А. А. Лопухин, С. В. Зубатов и А. И. Спиридович. В частности, генерал Спиридович в своих мемуарах писал: «Азеф - это беспринципный и корыстолюбивый эгоист, работавший на пользу иногда правительства, иногда революции; изменявший и одной и другой стороне, в зависимости от момента и личной пользы; действовавший не только как осведомитель правительства, но и как провокатор в действительном значении этого слова , т. е. самолично учинявший преступления и выдававший их затем частично правительству, корысти ради». На сегодняшний день провокаторство Азефа признаётся за факт большинством исследователей, а отрицание этого факта является маргинальной точкой зрения. Характерным примером преступной деятельности Азефа является его участие в убийстве Георгия Гапона.

Е́вно Фи́шелевич (Евге́ний Фили́ппович ) Азе́ф ( , Лысково (белор.) русск. , Гродненская губерния , Российская империя - 24 апреля , Берлин , Германская империя) - российский революционер -провокатор , один из руководителей партии эсеров и одновременно Секретный сотрудник Департамента полиции .

Разоблачение

После наступления реакции Азеф готовил покушение на Николая II, для чего рассматривались весьма авантюрные схемы. В частности, с подачи Азефа ЦК ПСР выделял деньги на проектирование и строительство специальной подводной лодки и самолёта для совершения теракта. Однако в 1908 году Азеф был разоблачён как провокатор публицистом В. Л. Бурцевым (подтвердившим свои подозрения у бывшего директора Департамента полиции А. А. Лопухина). На внутрипартийном разбирательстве ЦК ПСР приговорил Азефа к смерти, однако тот смог избежать ликвидации и скрылся за границей. В дальнейшем жил в Берлине под видом рантье Александра Ноймайра (Alexander Neumayr) по документам, выданным министерством иностранных дел России. Тщательно избегал контактов с представителями царских властей и русскими революционерами, но в 1912 году встретил на курорте во Франции Бурцева. Азеф принялся ему доказывать, что сделал для революции гораздо больше пользы, чем ему приписывают вреда как провокатору, и требовал справедливого суда ЦК, однако затем снова скрылся.

Последние годы

В тюрьме он заболел и 24 апреля 1918 года умер от почечной недостаточности в берлинской клинике «Krankenhaus Westend». Был похоронен в Берлине на Вильмерсдорфском кладбище в безымянной могиле за № 446. По некоторым данным, захоронение это сохранилось и до нашего времени.

Вопрос о провокаторстве Азефа

На языке партийных революционеров «провокатором » называлось любое лицо, сотрудничавшее с Департаментом полиции . Революционная терминология не знала разницы между агентом-осведомителем и агентом-провокатором. Всякий революционер, уличённый в сношениях с полицией, объявлялся «провокатором», и на этом ставилась точка. Между тем, с юридической точки зрения, между простым агентом-осведомителем и агентом-провокатором существовала большая разница. Агентом-провокатором именовался только тот секретный сотрудник , который принимал активное участие в революционной деятельности или подстрекал к этому других. С точки зрения закона , такие действия секретных сотрудников считались преступными и подлежали уголовной ответственности . В циркулярах Департамента полиции указывалось, что секретные сотрудники не должны участвовать в противозаконной деятельности или подстрекать к ней других лиц .

После разоблачения Азефа, когда его история была предана гласности, в обществе возник вопрос, был ли Азеф агентом-провокатором. Обнародованные Владимиром Бурцевым и партией эсеров материалы свидетельствовали, что Азеф, будучи секретным сотрудником, принимал активное участие в террористической деятельности. Стоя во главе Боевой организации эсеров, он руководил её деятельностью, готовил террористические акты и посылал на них других людей . Во время разгрома боевой организации в Санкт-Петербурге (16-17 марта 1905 года) не был арестован Н. С. Тютчев - «в видах сохранения агентурного источника» (Татарова и Азефа). Это означало, что, в строгом соответствии с юридической терминологией, Азеф являлся агентом-провокатором и должен был быть привлечён к уголовной ответственности. Между тем, Азеф к уголовной ответственности привлечён не был, а правительство отрицало его причастность к террористическим актам. По версии правительства, Боевой организацией эсеров руководил не Азеф, а Борис Савинков , тогда как Азеф был простым осведомителем, дававшим правительству ценные сведения о преступных замыслах революционеров .

Вопрос о провокаторстве Азефа обсуждался многими его современниками. В итоге причастность Азефа к террористическим актам была признана не только революционерами, но и его бывшими полицейскими начальниками, такими как Л. А. Ратаев , А. А. Лопухин , С. В. Зубатов и А. И. Спиридович . В частности, генерал Спиридович в своих мемуарах писал: «Азеф - это беспринципный и корыстолюбивый эгоист, работавший на пользу иногда правительства, иногда революции; изменявший и одной и другой стороне, в зависимости от момента и личной пользы; действовавший не только как осведомитель правительства, но и как провокатор в действительном значении этого слова , то есть самолично учинявший преступления и выдававший их затем частично правительству, корысти ради» . На сегодняшний день провокаторство Азефа признаётся за факт большинством исследователей, а отрицание этого факта является маргинальной точкой зрения . Характерным примером преступной деятельности Азефа является его участие в убийстве Георгия Гапона и в убийстве Н. Ю. Татарова , безуспешно пытавшегося открыть глаза руководству эсеров на провокаторство их партийного лидера.

Семья

Младший брат Владимир Фишелевич Азеф - эсер, член Боевой организации . По образованию химик. После разоблачения брата отошёл от революционной деятельности и выехал в Америку.

Жена Любовь Григорьевна Менкина - эсерка и участница революционного движения.‬ Была дочерью хозяина магазина писчебумажных принадлежностей в Могилёве ,‭ ‬работала модисткой , но стремилась к получению образования, для чего и уехала из России. Училась на философском факультете Бернского университета. Их знакомство с Азефом состоялось в 1895 году в Дармштадте . Несмотря на то, что брак был заключён по любви, супруги жили практически раздельно, в первые годы испытывали финансовые затруднения и часто ссорились. Любовь Григорьевна до разоблачения ничего не знала о связях своего мужа с департаментом полиции.

Азеф в культуре

Азефу посвящён одноименный роман Р. Б. Гуля , также известный под названием «Генерал БО ».

А. Н. Толстой создал пьесу «Азеф: орёл или решка».

Особое место в русской литературе занимает блестящий документальный очерк М. А. Алданова «Азеф», во многом основанный на материалах П. Е. Щёголева .

Одно время собственное имя Азеф даже стало нарицательным для обозначения провокатора и доносчика, в таком качестве упоминается в «Республике Шкид » Г. Белых и Л. Пантелеева в главе про «дело о табаке японском» - первом громком деле в школе.

Азеф как имя нарицательное также упоминается в поэме В. В. Маяковского «Облако в штанах»:
Эту ночь глазами не проломаем,
Чёрную, как Азеф.

Евно Азеф стал прототипом одного из персонажей романа «Петербург» Андрея Белого, провокатора Липпанченки.

Он был главным героем немецкого фильма «Провокатор Азеф» / Lockspitzel Asew (1935, играл Фриц Расп) и французского фильма «Azev: le tsar de la nuit» (1975, играл Пьер Сантини), а также персонажем советского-польского фильма «Особых примет нет» (1978, играл Григорий Абрикосов), российских сериалов «

Евно (Йона) Фишелевич Азеф (Евгений Филиппович Азиев )(1869, Лысково, Гродненская губерния, Российская империя - 24 апреля 1918, Берлин, Германская империя) - российский революционер-провокатор, один из руководителей партии эсеров и одновременно Секретный сотрудник Департамента полиции.

Как глава Боевой организации эсеров, организовал и успешно провёл ряд терактов, в числе которых - убийство Великого князя Сергея Александровича. В то же время, как агент Охранного отделения, раскрыл и сдал полиции множество революционеров.

Биография

Детство и юность

Иона Азеф родился в октябре 1869 года в местечке Лысково Гродненской губернии в семье бедного портного-еврея. Кроме него в семье было ещё шестеро детей - два брата и четыре сестры. Евно был вторым ребёнком.

Участвовал в кружках революционной еврейской молодёжи. В 1890 году окончил гимназию в Ростове-на-Дону. В 1892 году, скрываясь от полиции, украл 800 рублей (по другой версии, продал украденную у знакомого купца партию масла) и бежал в Германию, где устроился учиться на инженера-электротехника в Карлсруэ.

В число секретных сотрудников полиции Азеф был принят в 1892 году. 4 ноября 1893 года предложил Департаменту полиции быть осведомителем о русских революционерах - студентах политехнического института в Карлсруэ, и его предложение приняли. Первоначальный оклад Азефа составлял 50 рублей. В 1899 году женился на Любови Григорьевне Менкиной, имел двоих детей.

Азеф в партии эсеров и Охранном отделении

В 1899 году вступил в союз социалистов-революционеров. После ареста Г. А. Гершуни в 1903 году Азеф остался центральной фигурой и возглавил Боевую Организацию эсеров, осуществляющую террористические акты. Партийные псевдонимы Азефа - «Иван Николаевич», «Валентин Кузьмич», «Толстый». В контактах с Департаментом полиции он использовал псевдоним «Раскин».

Созданную Гершуни Боевую Организацию Азеф реорганизовал, сделав её компактной, централизованной, строго дисциплинированной и легко управляемой. Сам Азеф с поддержкой М. Р. Гоца активно продвигал террор, при этом предотвращая некоторые террористические акты (покушение на министра внутренних дел П. Н. Дурново, на царя Николая II). В то время его жалование от Охранного отделения достигло 1000 рублей в месяц.

Выдал весь первый состав ЦК ПСР и некоторых эсеров-боевиков (С. Н. Слётова, Г. И. Ломова, М. А. Веденяпина, А. В. Якимову, З. В. Коноплянникову и др.), а также некоторые планы и коммуникации революционеров. Одновременно организовал более 30 террористических актов, осуществил убийства видных представителей царского государственного аппарата, в том числе своих начальников: министра внутренних дел и шефа корпуса жандармов В. К. Плеве (которого считали главным организатором еврейского погрома в Кишинёве в 1903 г.), генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича, Петербургского градоначальника В. Ф. фон дер Лауница, главного военного прокурора В. П. Павлова. Для того, чтобы избежать раскрытия, часть терактов он готовил в тайне от Департамента полиции, прилагая все усилия для их осуществления. О других - своевременно сообщал в охранку, и они соответственно проваливались. Благодаря этому Азефа считали «своим» и члены партии и полиция. Каждый раз, когда его пытались разоблачить, кто-нибудь из революционеров «доказывал», что человек, организовавший столько успешных террористических акций, не может быть агентом охранки; для Охранного отделения Азеф также представлял большую ценность.

Он же (с участием представителей других революционных партий Конни Циллиакуса, Георгия Деканозова и др.) организовал закупку на деньги японского военного атташе М. Акаси оружия для рабочих и его доставку в Россию на пароходе «Джон Графтон». По ряду данных, Азеф инициировал ликвидацию Г. А. Гапона как «провокатора», что и было исполнено боевиками П. М. Рутенберга. Об этом же свидетельствует в своих воспоминаниях сам Рутенберг. После Манифеста 17 октября Азеф стал сторонником роспуска Боевой Организации и всячески саботировал её действия, в результате чего эсеры перешли к террору с помощью децентрализованных летучих отрядов.

Боевая организация эсеров - крупнейшая террористическая организация в истории России. За неполных 10 лет (1902-1911) партия эсеров совершила 263 теракта, в ходе которых погибли 2 министра, 33 губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, 7 адмиралов и генералов, 26 разоблачённых агентов полиции. Самые сложные и громкие теракты были проведены Боевой организацией. Они убивали не просто министров - а двух министров внутренних дел (т.е. главных ментов страны), не просто глав регионов - а градоначальника Петербурга фон дер Лауница (т.е. мэра столицы), не просто генералов - а командующего Московским округом великого князя Сергея Александровича (дядю Николая II). В числе несостоявшихся покушений фигурировала даже покупка аэроплана с целью воздушной атаки на Зимний дворец.

В 1906 г. от партии эсеров отпочковалась наиболее радикальная часть - эсеры-максималисты. Часть боевиков перешла туда и создала свою Боевую организацию эсеров-максималистов. Эта группа просуществовалал недолго, но в числе её акций - взрыв дома премьер-министра России Столыпина на Аптекарском острове в 1906 г. Погибло 30 человек, в том числе пензенский губернатор (по случаю оказался в доме) и несколько офицеров. Были также ранены 2 детей Столыпина 3 и 14 лет, но сам он не пострадал.

Представьте, чтобы некая организация и смежные с ней группы за период с 2003 по 2013 г. последовательно замочили Нургалиева, Бастрыкина, Матвиенко и Сердюкова, взорвали дачу Путина на Валдае, где бы пострадала проживающая там Кабаева с 2 детьми и по случаю - пензенский губернатор Василий Бочкарев по кличке "Вася -Доля". Да, а еще - чтобы во главе этой организации стоял бы платный агент ФСБ.

Примерно так оно и было в России начала 20 в. В самый активный период (1903-1909 гг.) Боевую организацию эсеров возглавлял агент Охранного отделения - Евно Фишелевич Азеф. Еще в молодые годы ростовский еврей Евно Азеф сам предложил свои услуги полиции в качестве осведомителя. Начинал как мелкий стукач в молодежной среде. Но потом сделал быструю карьеру в революционном движении и стал самым высокопоставленным агентом охранки среди эсеров.

Азеф в молодые годы.

Григорий Гершуни, основатель Боевой организации эсеров.
Арестован в 1903 г., приговорен к пожизненному, бежал, умер в эмиграции.

Марк Алданов писал об Азефе следующим образом:

"МетоддействийАзефавсхематическомизложении былприблизительно таков. Он "ставил" несколько террористических актов. Некоторые из них он вел вглубокой тайнеотДепартамента полиции с расчетом, чтобы они непременно удались.Эти организованныеими удавшиесяубийствастраховалиегоот подозрений революционеров;до самойпоследней минуты вожди партии смеялись над такими подозрениями:"как можно обвинять в провокации человека, который на глазах некоторыхиз насчуть только не собственными руками убил Плеве и великогокнязя".ДругуючастьзадуманныхтеррористическихактовАзеф своевременнораскрывал Департаментуполиции,чтобы никаких подозренийне моглобыть итам. При этих условияхистинная роль Азефабылавтечение долгоговременитайной и для революционерови для деятелейдепартамента. Каждая сторона была убеждена, что он ей предан всей душой".

Что двигало Азефом, когда он сам предложил свои услуги охранке? - Деньги. Увы, руководитель подпольной группы фанатиков, готовых все положить за свою идею, сам был одержим стяжательством. Начинал с 50 руб. в месяц. В 1900 г. он получал от полиции уже 150 рублей в месяц. В 1901 по мере роста по партийной линии - 500, в разгар революции 1905-1907 гг. по 1000 и более. Это были большие деньги. Однако дружба охранки с Азефом была похожа на сотрудничество ЦРУ с Бен Ладеном во время афганской войны 1980-х гг. Американцы давали деньги человеку, который их ненавидел, и никакими гонорарами его было не изменить.

Каждая сторона была убеждена, что этот человек предан ей всей душой. ..

Сохранились свидетельства, что Азефа прямо-таки трясло от ненависти, когда речь заходила о фон Плеве, министре внутренних дел. Он считал, что Плеве ответственен за еврейский погром в Кишиневе в 1903 г. Азеф горел желанием отомстить и организовал убийство министра. Никакие гонорары от ведомства Плеве, хоть по 1000 руб. в мес., его не остановили. Покушение Азеф поручил проверенным людям. Непосредственно всем руководил Борис Савинков - правая рука Азефа, бомбу делала, как обычно, Дора Бриллиант, кидал её Егор Созонов, с запасной бомбой (если Созонов промахнется) шел Иван Каляев. Но Созонов не промахнулся. Плеве был убит с первого раза. Дору Бриллиант Азеф позднее сдал охранке. Надо же было показать результаты работы.

Писатель Джек Лондон, который одно время увлекался социализмом, как-то сказал: "Я сначала белый беловек, а потом уже - социалист". В случае с убийством фон Плеве можно сказать, что Азеф был сначала еврей, потом революционер, потом - агент полиции. Именно в такой последовательности.

Борис Савинков, зам. Азефа в Боевой организации эсеров. После 1917 г. - участник Белого движения.
Долго не верил, что Азеф - агент охранки, на партийных разборках защищал его от "клеветы" до последнего.

Какой взгляд у Бориса Савинкова... Нынешним борцам с "цветной революцией" в РФ надо радоваться, что имеют дело с Навальным...Не видели они настоящих революционеров и настоящих революционных организаций.

В свое время в ГРУ был такой американский шпион - генерал Дмитрий Поляков. В 1950-е гг. работал в советской миссии при ООН в Нью-Йорке, где у него тяжело заболел сын. Нужна была операция стоимостью 400 долларов. Советское начальство отказало Полякову и сын умер. Поляков потом больше 20 лет работал на ЦРУ. Почти бесплатно. Он любил столярничать на даче и просил передавать ему наборы хороших инструментов западного производства. В этом была особая издевка. Поляков мстил советскому режиму за сына, продавая ценнейших агентов за дрель "Блэк энд Деккер".

Поляков мстил режиму за сына, Азеф - за погромы. Но Азеф еще и деньги зарабатывал. Причем не только в полиции. После того, как боевики-эсеры доказали, что умеют убивать ментов и чиновников - в партийную кассу пошел настоящий поток денег. И из России, и из-за рубежа. Кто-то проявлял свою ненависть к царскому режиму собирая бомбы в гостиницах, а кто-то - жертвуя средства бомбистам. Азеф распоряжался деньгами, выделенными партией на террор, практически бесконтрольно. Свою революционную карьеру он закончил весьма состоятельным человеком.

Но подчиненные Азефа ни о чем не подозревали. Каляев убил великого князя Сергея и был схвачен на месте. Приговорен к повешению. Но Азефа он не сдал. Когда вдова князя пришла к нему в тюрьму узнать насчет раскаяния - Каляев ответил в том духе что он ни в чем не раскаивается, т.к. мстил за 9 января. Он был совершенно убежден, что делал все правильно: Романовы расстреливали народ - вот вам расплата, пули и бомбы могут летать в обоих направлениях.

Каляев сразу после убийства великого князя Сергея. Одежда порвана в результате взрыва.

Однако в конце концов жизнь повернулась так, что Азеф все-таки был раскрыт. История этого разоблачения - психологический роман достойный Достоевского. В мае 1906 г. к эсеровскому публицисту Бурцеву пришел в редакцию незнакомый молодой человек, который представился следующим образом: "По своим убеждениям я - эсер, а служу в Департаменте полиции". Назвался он как "Михайловский". На самом деле это был офицер охранки Михаил Ефремович Бакай. Он выразил готовность помогать революционерам. Приходит оперативник центра "Э" МВД РФ в редакцию "Новой газеты" и предлагает сдать их стукачей в несистемной оппозиции. Верите? А вот в царской России такое было.

Михаил Бакай. Офицер охранки, который сочувствовал революции.

Владимир Бурцев. Журналист и революционер, охотник за провокаторами.

В числе сведений об агентах охранки, полученных Бурцевым от Бакая, было то, что в высшем руководстве партии эсеров есть некий провокатор по кличке "Раскин". Больше Бакай о нем ничего не знал. Бурцев стал лихорадочно размышлять, кто бы это мог быть. И вдруг вспомнил про Азефа:

"Как-то неожиданно для самого себя, я задал себе вопрос:данеон ли сам этот Раскин? Но это предположение мне тогдапоказалосьстоль чудовищно нелепым, чтоя только ужаснулся отэтой мысли. Я хорошо знал, что Азеф - глава Боевой организации иорганизатор убийств Плеве, великого князя Сергея и т. д., и я старался даже неостанавливаться на этом предположении. Тем не менее с тех пор я никак не мог отделаться от этой мысли, и она, как какая-то навязчивая идея, всюду меня преследовала..."

Однако Бурцеву не хватало доказательств. Но постепенно появились и они. В 1907 г. группа эсеров из г. Саратова написала в ЦК партии письмо об агенте полиции по имени "Сергей Мелитонович", о котором им стало известно:

"Из источника компетентного нам сообщили следующее: в августе 1905 г. один из виднейших членов партии с.-р. состоял в сношениях с департаментом полиции, получая от департамента определенное жалованье. Лицо это то самое, которое приезжало в Саратов для участия в бывших здесь совещаниях некоторых крупных партийных работников. О том, что эти совещания должны состояться в Саратове, местное охранное отделение знало заблаговременно (...) Имена участников также были охранному отделению известны, а потому за всеми участниками совещания была учреждена слежка.

Последнею руководил, ввиду особо важного значения, которое приписывалось охраной совещаниям, специально командированный департаментом ветеран-сыщик, статский советник Медников. Этот субъект хотя и достиг высокого чина, однако остался во всех своих привычках простым филером и свободное время проводил не с офицерами, а со старшим агентом местной охраны и с письмоводителем. Им-то Медников и сообщил, что среди приехавших в Саратов на съезд соц.-революционеров находится лицо, состоящее у департамента полиции на жаловании - получает 600 рублей в месяц. Охранники сильно заинтересовались получателем такого большого жалованья и ходили смотреть его в сад Очкина (увеселительное место). Он оказался очень солидным человеком, прекрасно одетым, с видом богатого коммерсанта или вообще человека больших средств" .

Получается, что пока революционеры заседали на своем съезде, рядовые филеры охранки ходили на экскурсии посмотреть на Азефа. 600 рублей в месяц, где ж это видано! В солидном человеке с видом богатого коммерсанта угадывался Азеф, но Бурцеву все равно не доставало доказательств. И может он так и остался бы навсегда наедине со своей паранойей, но однажды удача улыбнулась ему. Случай свел его с Алексеем Лопухиным, бывшим директором Департамента полиции в 1902-1905 гг. Это человек стал русским "Сноуденом" образца 1905 года.

Алексей Лопухин в рабочем кабинете.

Лопухин был аристократ из старинного княжеского рода, один из высших сановников в государстве. Аристократ в каком-то там поколении - это дело серьезное. Это сегодня в России президент - сын уборщицы и вахтера, выросший в жуткой нищете. А министр МВД у него - бывший водитель погрузчика из дыры под названием Нижний Ломов (Пензенская обл.). Элита Российской империи, в том числе высшая бюрократия, это была несколько иная публика. Тем не менее в 1905 году аристократа Лопухина снимают с должности после убийства великого князя Сергея (т.е. благодаря Азефу). После чего отправляют губернатором в Эстляндию. Но революция набирала силу, а Лопухин выступил против репрессивных мер, проводившихся из Петербурга в отношении забастовок и уличных волнений. В итоге его вовсе сняли со всех постов. Из тогда из бывшего офицера охранки и губернатора получился... либерал, оппозиционер и разоблачитель царского режима.

Человек, который занимается политическим сыском по долгу службы знакомится с идеями, с которыми борется. А идеи, они имеют силу. Представьте офицера Пятого Управления КГБ, который в свое время завербовал молодого патриарха Кирилла. А в итоге - сам ушел в Православие. Разве это возможно в реальной жизни? А в царской России подобные метаморфозы были.

В 1906 г. Лопухин выступил с сенсационным разоблачением в отношении волны еврейских погромов, которая в то время шла по стране. Он заявил, что листовки с призывами к погромам печатаются в типографии МВД, что полиция, т.е. его бывшие коллеги, сама организует черносотенные банды и об их акциях комендант императорского двора лично докладывает царю Николаю. Столыпин в тот момент возглавлял МВД. Таким образом, бывший глава русской полиции Лопухин заявил ни много - ни мало, что главные погромщики в России - Столыпин и Николай II. Возник нешуточный политический скандал, который подлил масла в пожар революции.

Алексей Александрович Лопухин.

Дальше - больше. Лопухин знал и про агента Азефа. Но, естественно, молчал, ибо раскрытие агентуры - это уже уголовное преступление. Но Бурцеву удалось сделать невозможное. Он "случайно" встретился с Лопухиным в поезде Кёльн-Берлин, в 1908 г., в одном купе. Лопухин ехал по Европе на отдых. Они проговорили 6 часов. Бурцев уговаривал Лопухина назвать настоящее имя "Раскина" - Азеф или нет?

"Послекаждогонового доказательства,я обращалсяк Лопухинуи говорил: "Еслипозволите, я вам назову настоящую фамилию этого агента. Вы скажететолько одно: да или нет".

Бурцев рассказал Лопухину много нового. Их лучший агент Азеф вел двойную игру. Кого-то он сдавал, но в важных (для него) случаях оставался революционером - как при убийстве великого князя Сергея, из-за которого Лопухина выгнали с должности. Через 6 часов, уже перед самым Берлином, Лопухин сказал "да". Это имело далеко идущие последствия. Азеф был раскрыт. Найти, кто его сдал, не составило труда. Лопухин получил 5 лет каторжных работ за государственную измену.

Бурцев сообщил о предателе товарищам по партии. Но после разоблачения Азеф скрылся и потом жил в Германии под чужим именем. В 1912 г. бывшие товарищи обнаружили его, но ему опять удалось скрыться. Денег у Азефа было полно, он отдыхал на лучших курортах, играл в казино по-крупному. Малина кончилась с началом Первой мировой войны. Азеф разорился (все его деньги были вложены в русские ценные бумаги), а в 1915 г. немцы арестовали его как "опаснейшего анархиста".

Тюремные фото...

Алданов довольно ярко живописует тюремную эпопею Азефа в Германии:

"Азеф пробыл в заключении два с половиной года. Содержалсяонв условиях довольно сносных, однако былими оченьнедоволен. Вответ нажалобыАзефа немецкаяадминистрация любезно предложила емуперейти из тюрьмыв лагерь длягражданских пленных русской национальности. Это предложение Азеф отклонил. Б.И.Николаевский напечаталвыдержкииз тюремных писем Азефа.Они изумительны побесстыдству. Их тон -- тон дневника, который Альфред Дрейфус вел на Чертовом острове.С Дрейфусом, впрочем, Азефсравнивает себя и сам: "Меня постигло,-- пишет он,-- величайшее несчастье, которое может постигнуть невинного человека и которое можносравнить толькос несчастьем Дрейфуса". Заодно, Азеф скорбитиобовсем страждущем человечестве. Егочрезвычайно угнетает"Молох войны",-- какэтов самом делелюдитакжестоки друг к другу!"Слабыйлучнадежды"приноситему,правда,русскаяреволюция: обстановкаизменилась, ио "мерзавцах" писать больше незачем. Азефа радует поездка Ленина из Швейцариив Петербург,-- "почтительное отношение Германии к едущейв Россию группе социал-демократов пацифистского направления". Он и сам с удовольствием принял бы участие в строительстве новой России: "я хотел бы помочь в работах по окончанию этого здания,если я не принимал участия в их начале".

Ну тут даже добавить нечего. Хотел бы помочь строительству здания новой России... Азефа выпустили в 1917 г., после выхода России из ПМВ. Но в тюрьме здоровье его пошатнулось и вскоре он умер. Похоронен в безымянной могиле на кладбище в Вильмерсдорфе (Берлин).

, Германская империя) - российский революционер -провокатор , один из руководителей партии эсеров и одновременно Секретный сотрудник Департамента полиции .

Разоблачение

После наступления реакции Азеф готовил покушение на Николая II, для чего рассматривались весьма авантюрные схемы. В частности, с подачи Азефа ЦК ПСР выделял деньги на проектирование и строительство специальной подводной лодки и самолёта для совершения теракта. Однако в 1908 году Азеф был разоблачён как провокатор публицистом В. Л. Бурцевым (подтвердившим свои подозрения у бывшего директора Департамента полиции А. А. Лопухина). На внутрипартийном разбирательстве ЦК ПСР приговорил Азефа к смерти, однако тот смог избежать ликвидации и скрылся за границей. В дальнейшем жил в Берлине под видом рантье Александра Ноймайра (Alexander Neumayr) по документам, выданным министерством иностранных дел России. Тщательно избегал контактов с представителями царских властей и русскими революционерами, но в 1912 году встретил на курорте во Франции Бурцева. Азеф принялся ему доказывать, что сделал для революции гораздо больше пользы, чем ему приписывают вреда как провокатору, и требовал справедливого суда ЦК, однако затем снова скрылся.

Последние годы

В тюрьме он заболел и 24 апреля 1918 года умер от почечной недостаточности в берлинской клинике «Krankenhaus Westend». Был похоронен в Берлине на Вильмерсдорфском кладбище в безымянной могиле за № 446. По некоторым данным, захоронение это сохранилось и до нашего времени.

Вопрос о провокаторстве Азефа

На языке партийных революционеров «провокатором » называлось любое лицо, сотрудничавшее с Департаментом полиции . Революционная терминология не знала разницы между агентом-осведомителем и агентом-провокатором. Всякий революционер, уличённый в сношениях с полицией, объявлялся «провокатором», и на этом ставилась точка. Между тем, с юридической точки зрения, между простым агентом-осведомителем и агентом-провокатором существовала большая разница. Агентом-провокатором именовался только тот секретный сотрудник , который принимал активное участие в революционной деятельности или подстрекал к этому других. С точки зрения закона , такие действия секретных сотрудников считались преступными и подлежали уголовной ответственности . В циркулярах Департамента полиции указывалось, что секретные сотрудники не должны участвовать в противозаконной деятельности или подстрекать к ней других лиц .

После разоблачения Азефа, когда его история была предана гласности, в обществе возник вопрос, был ли Азеф агентом-провокатором. Обнародованные Владимиром Бурцевым и партией эсеров материалы свидетельствовали, что Азеф, будучи секретным сотрудником, принимал активное участие в террористической деятельности. Стоя во главе Боевой организации эсеров, он руководил её деятельностью, готовил террористические акты и посылал на них других людей . Это означало, что, в строгом соответствии с юридической терминологией, Азеф являлся агентом-провокатором и должен был быть привлечён к уголовной ответственности. Между тем, Азеф к уголовной ответственности привлечён не был, а правительство отрицало его причастность к террористическим актам. По версии правительства, Боевой организацией эсеров руководил не Азеф, а Борис Савинков , тогда как Азеф был простым осведомителем, дававшим правительству ценные сведения о преступных замыслах революционеров .

Вопрос о провокаторстве Азефа обсуждался многими его современниками. В итоге причастность Азефа к террористическим актам была признана не только революционерами, но и его бывшими полицейскими начальниками, такими как Л. А. Ратаев , А. А. Лопухин , С. В. Зубатов и А. И. Спиридович . В частности, генерал Спиридович в своих мемуарах писал: «Азеф - это беспринципный и корыстолюбивый эгоист, работавший на пользу иногда правительства, иногда революции; изменявший и одной и другой стороне, в зависимости от момента и личной пользы; действовавший не только как осведомитель правительства, но и как провокатор в действительном значении этого слова , то есть самолично учинявший преступления и выдававший их затем частично правительству, корысти ради» . На сегодняшний день провокаторство Азефа признаётся за факт большинством исследователей, а отрицание этого факта является маргинальной точкой зрения . Характерным примером преступной деятельности Азефа является его участие в убийстве Георгия Гапона и в убийстве провокатора Н. Ю. Татарова , безуспешно пытавшегося открыть глаза руководству эсеров на провокаторство их партийного лидера.

Семья

Младший брат Владимир Фишелевич Азеф - эсер, член Боевой организации . По образованию химик. После разоблачения брата отошел от революционной деятельности и выехал в Америку.

Жена Любовь Григорьевна Менкина - эсерка и участница революционного движения.‬ Была дочерью хозяина магазина писчебумажных принадлежностей в Могилеве ,‭ ‬работала модисткой , но стремилась к получению образования, для чего и уехала из России. Училась на философском факультете Бернского университета. Их знакомство с Азефом состоялось в 1895 году в Дармштадте . Несмотря на то, что брак был заключен по любви, супруги жили практически раздельно, в первые годы испытывали финансовые затруднения и часто ссорились. Любовь Григорьевна до разоблачения ничего не знала о связях своего мужа с департаментом полиции. После разоблачения подала на развод и уехала в Америку.

Азеф в культуре

Азефу посвящён одноименный роман Р. Б. Гуля , также известный под названием «Генерал БО ».

А. Н. Толстой создал пьесу «Азеф: орел или решка».

Особое место в русской литературе занимает блестящий документальный очерк М. А. Алданова «», во многом основанный на материалах П. Е. Щёголева .

Одно время собственное имя Азеф даже стало нарицательным для обозначения провокатора и доносчика, в таком качестве упоминается в «Республике Шкид » Г. Белых и Л. Пантелеева в главе про «дело о табаке японском» - первом громком деле в школе.

Азеф как имя нарицательное также упоминается в поэме В. В. Маяковского «Облако в штанах»:
Эту ночь глазами не проломаем,
Чёрную, как Азеф.

Евно Азеф стал прототипом одного из персонажей романа «Петербург» Андрея Белого, провокатора Липпанченки.

Он был главным героем немецкого фильма «Провокатор Азеф» / Lockspitzel Asew (1935, играл Фриц Расп) и французского фильма «Azev: le tsar de la nuit» (1975, играл Пьер Сантини), а также персонажем советского-польского фильма «Особых примет нет» (1978, играл Григорий Абрикосов), российских фильмов и сериалов «Империя под ударом » (2000, играл Владимир Богданов), «Всадник по имени Смерть », (2004, играл Дмитрий Дюжев), «Столыпин... Невыученные уроки » (2006, играл Александр Строев), «Секретная служба Его Величества » (2006, играл Алексей Карелин).

Евно Азеф упоминается в разговоре героев фантастического романа А. и С. Абрамовых «Рай без памяти» как провокатор.

Сочинения

• Письма Азефа, 1893-1917 / Сост. Д. Б. Павлов, З. И. Перегудова. - М .: Изд. центр «Терра», 1994. - 287 с. ISBN 5-85255-395-6

Напишите отзыв о статье "Азеф, Евно Фишелевич"

Примечания

1. П. А. Столыпин. // П. А. Столыпин. Нам нужна великая Россия. - М .: «Молодая гвардия», 1991.
2. Оклад профессионального революционера Азефа Е. Ф. в партии эсеров составлял 125 рублей в месяц.
3. И. Н. Ксенофонтов. Георгий Гапон: вымысел и правда. - М .: РОССПЭН, 1996.
4. Б. Г. Колоколов. Жандарм с царём в голове. Жизненный путь руководителя личной охраны Николая II. - М .: Молодая гвардия, 2009. - 584 с.
5. .
6. Л. А. Ратаев.
7. В. Л. Бурцев.
8. Письмо С. В. Зубатова А. И. Спиридовичу по поводу выхода в свет его книги «Партия с.-р. и её предшественники» // Красный архив. - Л.-М., 1922. - № 1 . - С. 281-283 .
9. А. И. Спиридович.
10. Ю. Ф. Овченко. // Новый исторический вестник. - М ., 2003. - № 1 (9) .
11. Щёголев П. Е. Исторический Азеф//Охранники, агенты, палачи. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2004. С. 87-92

Литература

• А. А. Аргунов. Азеф в партии с.-р. // На чужой стороне. - Берлин-Прага, 1924. - № 6-7 .
• В. Л. Бурцев. В погоне за провокаторами. - М .: «Современник», 1989. - 272 с.
• В. Л. Бурцев. Моя последняя встреча с Азефом. Из неопубл. материалов В. Л. Бурцева // Иллюстрированная Россия. - Париж, 1927. - № 48 (133) . - С. 1-6 .
• А. В. Герасимов. На лезвии с террористами. - М .: Товарищество Русских художников, 1991. - 208 с.
• А. И. Спиридович. . - Харьков: «Пролетарий», 1928. - 205 с.
• Л. А. Ратаев. История предательства Евно Азефа // Провокатор: Воспоминания и документы о разоблачении Азефа. - Л. , 1929.
• В. К. Агафонов. Заграничная охранка. Составлено по секретным документам заграничной агентуры и Департамента полиции. - Пг. : Книга, 1918. - 388 с.
• Из истории партии с.-р. Показания В. М. Чернова по делу Азефа в Следственной комиссии партии с.-р. 2 февраля 1910 г. // Новый журнал. - Нью-Йорк, 1970. - № 101 . - С. 172-197 .
• Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. - Париж: Издание ЦК ПСР, 1911. - 104 с.
• Л. Троцкий. // Киевская Мысль. - Киев, 1911. - № 126 .
• Л. Троцкий. // Л. Троцкий. Сочинения. - М.-Л., 1926. - Т. 4 .
• М. Алданов. . - Париж, 1936. (, , )

Ссылки

Лидеры и видные фигуры Отделившиеся партии Терроризм События и конфликты Издания

Отрывок, характеризующий Азеф, Евно Фишелевич

– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это, как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.

Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.