Катакомбная церковь раскольническая. Катакомбная церковь

Канонические основания Катакомбной Церкви сегодня применимы к современным церковным сообществам «Альтернативного православия»

Исторически Катакомбной Церковью стала называться совокупность возглавляемых епископами евхаристических общин, не признавших властных полномочий митр. Сергия (Страгородского) и созданной им «Московской Патриархии». Однако при наличии чуткой церковной совести, у катакомбников часто не хватало ясного осознания своей собственной позиции, что приводило их к ошибочному обоснованию правильных по существу решений. Замена четкой канонической аргументации моральным или религиозным ожесточением компрометировало катакомбное движение и придавало его противникам некую видимость правоты. Я предлагаю для соборного рассмотрения следующий тезис. Каноническое основание непризнания Московской Патриархии в качестве единственного центра управления Российской Церкви – отсутствие у митрополита Сергия и его преемников харизмы Первосвятительской власти. Именно это убеждение, хотя не всегда четко сформулированное, стало основой канонического устроения катакомбной Церкви.

В церковном сознании прочно утвердилось представление лишь о двух видах Божественной харизмы: тайносовершительной, присущей сану иерея или епископа, и харизмы личной, не связанной с какими-либо определенными условиями («дух дышит, где хочет»). Однако трагический послереволюционный опыт Российской Церкви выдвинул на первый план вопрос о третьем типе харизмы – о специфической харизме церковного управления. Этот вопрос нельзя назвать простым или очевидным. Нередко выражается сомнение: существует ли вообще такая харизма, институционально присущая Первосвятительскому служению? Может быть, это служение является чисто административным, человеческим, вообще не предполагающим участия благодати? Или божественная благодать участвует в церковном управлении, но только в двух указанных выше формах – тайносовершительной и личной? Именно такое понимание вопроса стало для митрополита Сергия (Страгородского) основой ложного экклезиологического учения. Цель этого учения была сугубо прагматичной: оно должно было придать вид канонической законности его притязаниям на Первосвятительскую власть.

Совершенно иных взглядов придерживались основатели Катакомбной Церкви. Глубоко реалистическое, паламитское по духу переживание харизмы Первосвятительской власти было замечательно выражено в словах святителя Кирилла (Казанского), обращенных к митрополиту Сергию:

«Ваши права в ней [в Церкви] – только отражение прав митр. Петра и самостоятельного светолучения не имеют».

Такое восприятие было близким и понятным большинству православного народа, который имел многовековой опыт переживания харизмы царского служения; это казалось тем более очевидным в отношении власти церковной. Однако, в связи с тем, что это переживание до сих пор не выражено в виде четкого и общепринятого учения, возникают два решающих вопроса: во-первых, в чем проявляется харизма церковной власти и, во-вторых, каковы условия обретения этой харизмы?

Коренное различие между административной и харизматической властью наиболее ярко проявляется в таких крайних мерах защиты церковного организма от инородных вторжений, как «извержение из сана» и «отлучение от Церкви». Может ли безблагодатная по своей природе власть отменять архиерейскую или иерейскую харизму, полученную по праву апостольского преемства? В силах ли она сделать недействительной божественную благодать крещения, простым административным решением отсекая один из членов мистического тела Церкви? Такие предположения звучат почти кощунственно. Для церковного сознания очевидно, что божественную харизму может отменять только божественная по своей природе власть. Нет никакой «симметрии» между правом передачи харизмы и правом ее отнятия. Любой епископ (в присутствии второго как свидетеля) может рукоположить третьего, но он не в силах «отменить» переданную через него апостольскую тайносовершительную благодать. Ни архиерейская харизма, ни харизма личная (если даже она есть) не дают простому главе церковной администрации силы для «отнятия благодати» у правильно рукоположенного епископа. Не властен он и отлучать кого-либо от Церкви.

Все, что он в силах сделать, это запретить епископу или священнику совершать богослужения в подчиненных этой администрации общинах и храмах. Он может также высказать свое (или совместное с другими епископами) убеждение в том, что тот или иной христианин своим поведением или учением сам отделил себя от Церкви. Но последователям митр. Сергия такой объем власти представляется недостаточным. В то же время они не хотят признать харизматическую природу высшей церковной власти, так как это поставило бы под сомнение их права на такую власть. В результате их концепция содержит вопиющее противоречие. С одной стороны, они учат о чисто административной природе управленческой власти, с другой – настаивают на том, что ее носитель имеет силу и право на «извержения» и «отлучения». Именно в этом заключается главная самозванная претензия митр. Сергия, в этом было и остается самое «жало сергианства».

Спекулируя на острой чувствительности церковного народа к вопросу о «благодатности» или «безблагодатности» духовенства, митр. Сергий, буквально «терроризируя» народную совесть, беспощадно и бесцеремонно расправлялся со своими церковными оппонентами. Вот как звучали его так называемые «административные» указы: «Таинства, совершенные … епископами, находящимися в состоянии запрещения, недействительны. Обращающихся из этих расколов, если последние крещены в расколе, принимать через таинство Миропомазания;… умерших в обновленчестве и указанных расколах не следует хотя бы и по усиленной просьбе родственников отпевать, как и не следует совершать по ним и заупокойную литургию». Т.е. всех несогласных с его церковной позицией – перекрещивать, перевенчивать, не отпевать.

Лишь немногие находили в себе достаточную духовную твердость и глубину веры, чтобы вслед за святителем Иосифом (Петровых) сказать: «Пусть эти распоряжения приемлет одна всетерпящая бумага да всевмещающий бесчувственный воздух, но не живые души верных чад Христовых».

Особенно коварный прием митр. Сергия заключался в отождествлении канонического статуса обновленчества и катакомбной церкви. Действительно, безблагодатность обновленчества, осужденного Патриархом Тихоном, была признана большинством церковного народа, что и предопределило крах всего этого начинания. В молодости я слышал характерный рассказ Натальи Михайловны Асафовой, современницы тех событий: «В храме Христа Спасителя, принадлежавшего обновленцам, я увидела мальчика, который лузгал семечки и плевал шелуху прямо на пол. Когда я пристыдила его, он ответил, – да все равно после них святить!» Этот мальчик знал, о чем говорил: когда приходская община возвращала храм под управление «тихоновской» иерархии, храм освящался заново!

Почему же анафема Патриарха Тихона имела действенную силу, а такие же по форме акты митр. Сергия могли принимать только «всетерпящая бумага и всевмещающий воздух»? С позиций «административной теории» различия здесь не было. Однако на самом деле кардинальное различие есть, и оно состоит в том, что патриарх Тихон имел харизму первосвятительской власти, а митр. Сергий ее не имел. Согласно смыслу Постановлений Великого Собора 1917-18 гг., обязательным условием дарования первосвятительской харизмы является соборное волеизъявление Автокефальной Поместной Церкви, само существование которой есть дело всего мирового Православия. Извержение епископа из сана или отлучение от Церкви рядового мирянина – есть отнятие части апостольской благодати или отсечение члена от всей Вселенской Церкви. Поэтому столь строги и обязательны те условия, при которых Господь наделяет Первосвятителя этой поистине грозной властью. Своими решениями Собор 1917-18 гг. внес важнейший вклад в раскрытие учения о Церкви. По степени влияния на грядущие судьбы христианства его можно сравнить с Никейским собором. Можно сказать, что мы сейчас живем в «посленикейскую эпоху», когда подавляющее большинство иерархов отреклись от Никейского исповедания веры, приняв ересь в компромиссной форме «полуарианства». И своего Ария мы имеем – в лице митр. Сергия… Что же можно сказать о сегодняшних «полуарианах» («полусергианах»)?

В 1977 году, в заключительных строках книги «Трагедия Русской Церкви» было написано: «Мы думаем, … что в отношении Собора 1945 года милость Божия покрыла все его вопиющие канонические дефекты, и Патриарх Алексий был действительным первоиерархом, т.е. получил харизму первосвятительской власти». И вот сейчас я впервые исповедую перед Церковью: это мое утверждение было ошибочным. Мне понадобилось 30 лет, чтобы придти к такому выводу, он дался мне с большим трудом, но теперь с этой позиции меня уже не сдвинуть.

Теперь я бы сказал так: «Милость Божия сохранила Русскую Церковь, несмотря на отсутствие в Ней Первосвятительской власти». Психологическим оправданием моей тогдашней ошибки было вполне обоснованное предположение, что основные недуги Московской Патриархии вызваны главным образом силовым давлением со стороны советского государства. Была надежда, что после прекращения этого давления сразу начнется глубинное исцеление застарелых церковных болезней. Освобождение от государственного вмешательства стало своего рода «моментом истины» для Московской Патриархии. И теперь можно утверждать, что истина прояснилась. Прошло уже 20 лет со времени обретения свободы, а в коренных вопросах ничего не изменилось, если не стало еще хуже. Отсутствие соборности и в связи с этим отсутствие благодатного церковного центра стало печальным и очевидным фактом.

Каноническое состояние нашей Церкви сегодня таково, что она состоит из ряда независимых объединений или групп, каждая из которых управляется по своей церковной совести, своему пониманию традиции и канонов. Одним из таких добровольных объединений является также и Московская Патриархия, вместе с признающими ее власть церковными общинами. Члены каждой группы избирают себе руководителя или управляющую коллегию, которым подчиняются по взаимному согласию, ради поддержания дисциплины, удобства управления и согласования своих действий. Существование нескольких таких церковных объединений (оставляя пока в стороне вопрос об их «качестве»), является фактом сегодняшней жизни – и нет гарантий, что их число не будет возрастать. Возможно, не все эти объединения окажутся жизнеспособными, хуже того, не все из них смогут сохранить верность основам Православия. Все это может уже сейчас быть предметом братского суждения, но подлежит окончательной оценке лишь на каноническом Поместном Соборе. Не следует строить иллюзий и недооценивать сложность ситуации: процесс восстановления разрушенного сергианами единства будет очень нелегким. И сейчас, определяя свою позицию, каждая церковная группа должна сделать все возможное, чтобы не закрывать двери себе и другим перед этим грядущим воссоединением.

Катакомбные объединения в обоснование своей каноничности обычно ссылаются на знаменитый Указ № 362 от 10 ноября 1920г., изданный Патриархом Тихоном и Высшим Церковным Советом.

Указ этот предписывал самоуправление епархий в случае отсутствия общецерковного центра или прерывания связи с ним. Епископам было рекомендовано по возможности объединяться в самостоятельные группы для взаимопомощи и совместного решения вопросов церковной жизни. Указ № 362 сохраняет свою правомочность и сейчас. Но надо отдавать себе ясный отчет в том, что этот Указ не внес чего-либо нового в церковное право: он только авторитетно подтвердил самоочевидные вещи, вытекающие из самой природы Церкви. Что же еще остается делать епископам в подобных условиях? Если бы и не было этого замечательного Указа, они все равно были бы обязаны делать то, что он предписывал, просто исходя из своего архипастырского долга. Отсутствие харизматической власти само по себе не означает произвола и безначалия. Так, любой епископ или священник, ведущий себя недостойно или не разделяющий принципиальную позицию своего церковного объединения, может быть запрещен к служению в общинах этого объединения. Тем самым он лишается права проповедывать или делать какие-либо заявления от имени этого объединения. Более того, если возникнут сомнения в правильности рукоположений или других тайнодействий, руководитель церковного объединении или собрание епископов могут высказать по этому поводу свое авторитетное мнение. Этих мер вполне достаточно для поддержания необходимой церковной дисциплины.

Но если какое-нибудь из этих добровольных объединений дерзнет претендовать на полноту своих властных полномочий надо всей Российской Церковью («Русской» называется одна из ее частей, сложившаяся в 1943 году), то это не может быть расценено иначе как самозванство и попытка узурпации церковной власти. Это и есть «первородный грех» сергианства, который грозит перерасти в экклезиологическую ересь в виде целой системы догматических обоснований и оправданий. Болезненным церковным разделениям, неизбежным в тогдашней исторической ситуации, митр. Сергий пытался противопоставить механическое дисциплинарное единство. И что самое страшное – с кощунственной претензией на подчинение Божественной благодати административным распоряжения и указам: его вхождение во власть было ознаменовано вакханалией «извержений» и «отлучений». Такой образ действий способствует не преодолению разделений, но напротив, их умножению и углублению. Предвидя такие разрушительные последствия церковной политики митролполита Сергия, святитель Кирилл (Казанский) с горечью констатировал: «Вызванный Вашей деятельностью, не для всех еще ясный спор церковный Вы закрепляете как непримиримую церковную вражду». И эти методы сохранения церковного «единства» без колебаний применяют духовные наследники митр. Сергия. Причем они сами, похоже, не верят в действенность своих «отлучений». Уже столько раз Московская Патриархия подвергала всевозможным «прещениям» иерархов РПЦЗ, что, по ее логике, там и следов церковной благодати не должно было остаться. А теперь, как ни в чем не бывало, «воссоединяются» с ними и принимают «в сущем сане» без всяких условий! Несомненно, что обсуждение и осуждение не только ложной практики, но и лжеучения сергианства будет одной из главных задач грядущего полноправного Поместного Собора. Подлинное воссоединение Православной Российской Церкви и наведение в ней канонического порядка вряд ли будет возможным без необходимого прояснения догмата о Церкви.

Вы можете спросить: а как же «Поместные Соборы», которые, хоть изредка, но все же организует Московская Патриархия? Не споря о названии, надо отдавать себе ясный отчет в том, что они по существу таковыми не являются. И прежде всего потому, что на них представлены не все объединения общин Российской Церкви, а только одно из них. Однако на сегодняшний день ситуация настолько усложнилась, что возникает вопрос: а какие именно из возникших автономных объединений входят в состав Российской Церкви? Я предлагаю для обсуждения еще один тезис: поскольку мистическим Телом Церкви является церковный народ, то в состав Поместной Церкви входят все те общины и их объединения, которые добровольно и сознательно признают ее как свою Церковь. Понятие «Поместная» давно потеряло свой буквальный смысл: никого уже не удивляет существование общин Моковской Патриархии в Африке, состоящих из местных аборигенов. Так что сейчас можно говорить о самоуправляемых частях Российской Церкви, исторически преемственной с Православной Церковью Российской Империи, давно вышедшей за рамки территориального, государственного или национального принципа.

Все соборы Московской Патриархии были соборами лишь одной из равноправных и автономных частей Российской Церкви, объединением, исторически сложившимся вокруг митр. Сергия и его Синода. Сегодняшнее подавляющее превосходство Московской Патриархии в численности епископата и прихожан, не говоря уже о числе храмов, – обстоятельство исторически временное и случайное, никак не дающее ей права претендовать на то, что только она и есть Россиская Церковь. Так, перед началом войны (до присоединения западных областей) катакомбная церковь имела значительно больше епископов и окормляла большее число верующих, чем тогдашняя сергианская патриархия. Что же касается последующего бурного роста Московской Патриархии, то по таким же, «экклезиологически ничтожным» причинам, еще большее могущество в свое время приобрел обновленческий раскол. Большая часть российских храмов (около 20 тысяч, не считая Украины и Белоруссии) была отдана в распоряжение обновленцев. Было у них более 100 епархий, были у них помпезные «Поместные Соборы», было признание со стороны Восточных Церквей. И где теперь обновленцы? На них исполнилось слово Писания: «Не надейтеся на князие, на сынове человеческия, в них же несть спасения» (Пс.145:3). Обновленцев давно нет, но от них остался ядовитый плод: глубокое недоверие церковного народа к любым попыткам подлинного обновления. Они извратили творческие задания Великого Собора, которые были порождены внутренними требованиями церковной жизни, пророческим призывом Святого Духа. В своем безответственном реформаторстве обновленцы были движимы совсем другим: страстной увлеченностью революционными мирскими стихиями или просто циничным стремлением угодить новым «хозяевам жизни». Единичные исключения в лице отдельных искренних реформаторов не могли изменить общую картину. Сам термин «обновление» был глубоко и надолго скомпрометирован, и сегодня употребляется разве что как ругательство. А ведь это новозаветное слово имеет глубокий и священный смысл: «Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим.12:2). Давно созревшие, жизненно необходимые церковные реформы, начало которым было положено Великим Собором, сергианами были загублены на корню – под предлогом «реакции на обновленчество». В результате Русская Церковь вновь оказалась обречена на ту гибельную духовную стагнацию, из-за которой уже дважды в истории рухнула великая православная цивилизация – сначала в Византии, а затем и в России.

Однако, несмотря на неуклонное и горячее стремление Московской Патриархии слиться с мирской властью, было бы неправильным по этой причине считать ее «отпавшей от Церкви», как заявляют некоторые «горячие головы» из РПЦЗ или катакомбников. Само по себе стремление использовать государственные ресурсы для расширения возможностей Церкви – дело обычное в истории Православия. Конечно, за союз с государством приходилось порой платить непомерную цену; к тому же церковь, которая решилась на такой «брачный» союз, рискует однажды оказаться «вдовой». Попытки сближения с государством церковным преступлением не являются: такие попытки, хотя и вынужденные, предпринимали в свое время Патриарх Тихон и митрополит Петр. Преступление совершается тогда, когда церковная группа, получившая «эксклюзивную» поддержку государства, на этом основании объявляет, что именно в ней воплощена вся полнота Поместной Церкви и начинает навязывать всем свою волю с помощью канонического насилия. Московская Патриархия, прибегая к такому насилию, нарушает одно из ключевых постановлений Великого Собора. Это определение от 2/15 авг. 1918 г. гласит: Церковь не может иметь никакой политической позиции, обязательной для всех ее членов; с другой стороны, никакие личные политические взгляды не препятствуют верующему быть полноправным членом Церкви.

Теперь я возвращаюсь к теме каноничности соборов Московской Патриархии. Мой вывод состоит в том, что они не могли бы считаться полноправными Поместными Соборами, даже если бы никаких других объединений в Русской Церкви не было.

Решающее слово по этому вопросу было сказано архиепископом Ермогеном (Голубевым) в его письме 1967 г. к Патриарху Алексию I, в связи с 50-летием восстановления патриаршества. К сожалению, тогда глубина церковной мысли вл. Ермогена никем не была оценена по достоинству, хотя мы все относились к нему с глубочайшим уважением. Но теперь именно его идеи дали мне толчок к исправлению моей застарелой экклезиологической ошибки, о которой говорилось выше. Владыка Ермоген, рукоположенный в иеромонахи самим Патриархом Тихоном, своим одиноким и мужественным противостоянием «хрущевскому гонению» показал достойный пример исполнения архипастырского долга. В те годы, когда общее число церквей сократилось вдвое, он в двух епархиях не позволил закрыть ни одного храма, за что и был в угоду властям отстранен Патриархом Алексием I от служения.

Рассматривая вопрос об участии священников и мирян в Поместном Соборе, вл. Ермоген писал:
«С принципиальной, церковно-канонической, точки зрения вопрос о составе Собора прежде всего должен решаться в зависимости от того, каким образом сформирован епископат. Если епископы избирались епархиями в установленном церковными канонами порядке и вследствие этого являются действительными представителями своих епархий, то, разумеется, Собор, как представительный орган Церкви, может состоять и из одних епископов. Если же епископы не избирались, как того требуют церковные каноны, а в нарушение их назначались, то ясно, что сформированный таким порядком епископат не может иметь ни канонического, ни морального права представлять те епархии, которые его не избирали. В этом случае Поместный Собор обязательно должен иметь в своем составе в качестве полноправных членов не только епископов, но и клириков и мирян, надлежащим образом избранных».

Здесь владыка Ермоген обозначает главную болезнь Русской Церкви: глубокий внутренний раскол между епископатом и церковным народом. Раскол этот проявил себя уже во времена Патриарха Никона; в лице старообрядцев Российская Церковь потеряла свою лучшую часть, и никогда уже не смогла вполне оправиться после этого удара. В результате петровских реформ этот губительный раскол еще углубился, приведя Церковь в то состояние затяжного «паралича», о котором с горечью свидетельствовал православный мирянин Федор Достоевский. Не будет преувеличением сказать, что прямым следствием этого духовного паралича стало крушение Православной Монархии в России. И лишь Великий Собор 1917-18гг. стал поистине пророческим усилием к исцелению этой кровоточащей раны в самом Теле Церкви. Сергианство же свело на нет результаты этого спасительного усилия и в новых условиях вернулось к привычной, губительной для Церкви «традиции».

Суть соборного представительства, конечно, не в процедуре «избрания» епископов (это была лишь установленная Собором промежуточная ступень к восстановлению утерянной церковности), а в органической, неразрывной связи епископа со своей церковной общиной. В Катакомбной Церкви нередко бывает так, что епископ сам создает вокруг себя общину – и, конечно, без всяких выборов становится ее «действительным представителем», по слову вл. Ермогена. О том же, каково положение в Московской Патриархии, вы все знаете не понаслышке. Епископат здесь существует практически отдельно от церковного народа – сам себя назначает, сам собой управляет, сам себя судит. Реальную пастырскую деятельность осуществляют только приходские священники, абсолютно бесправные перед епископом, не имеющие узаконенных форм соборного общения.
Прот. Павел Адельгейм. «Догмат о Церкви».

Однако, как только правящий епископ замечает, что связь священника с общиной становится слишком глубокой, – он тут же «перебрасывает» его на другой приход, или вообще увольняет за штат. Совершаемые под предлогом борьбы с «церковными нестроениями», подобные акции являются жестоким ударом в самое сердце возрождаемой церковной общинности. Мотив этих акций отнюдь не в стремлении епископа помочь общине в преодолении действительно существующих приходских болезней – вождизма и лже-старчества. Суть дела в том, что ростки истинной церковности, возникающие на приходах, угрожают самому принципу существования иерархии как замкнутой касты, с бюрократических высот господствующей над Церковью, в свою пользу высасывая из нее все ресурсы.

Будучи фактически в расколе со своей Церковью, епископат при этом осознает и декларирует в качестве «Церкви» именно себя. Я вспоминаю, как в 1975 году мы с отцом Глебом Якуниным написали письмо на Ассамблею ВСЦ с призывом оказать поддержку исповедникам веры в России. Отец Иоанн Мейендорф, как член Оргкомитета, перевел это письмо на английский и раздал всем делегатам (а их было около 2000!). В результате оно бурно обсуждалось, хотя и не на трибунах, а в кулуарах. Глава делегации Московской Патриархии митрополит Никодим (Ротов) (пытавшийся поставить под контроль КГБ все экуменическое движение) просто сбежал под предлогом болезни, оставив митр. Ювеналия «отбиваться» от вопросов и обвинений. И вот что он изрек в интервью местной газете:

«Священник Глеб Якунин находится под запрещением, а второй автор письма, Лев Регельсон, вообще не имеет никакого отношения к Православной Церкви».

Что он этим хотел сказать? Да именно то, что и думал: Церковь – это епископы с подчиненным клиром, а миряне (т.е. церковный народ) «никакого отношения к Церкви» вообще не имеют! Народ для Московской Патриархии – это просто «потребители культовых услуг», а «Церковь» – это своего рода «комбинат по удовлетворению религиозных потребностей населения». И такой взгляд Московской Патриархии полностью совпадал с позицией, выраженной в советском законодательстве о культах.

Пока эта ситуация в Московской Патриархии не изменится в корне и пропасть между епископатом и церковным народом не будет ликвидирована, ни о каких канонических Поместных Соборах Русской или, тем более, Российской Церкви не может быть и речи. Показное присутствие на Соборе 1945 г. мирян, подобранных церковных начальством (к тому же не имевших права голоса), ничего по сути не меняло. Ведь вл. Ермоген подчеркивает, что при отсутствии представительного епископата необходимо участие в Соборе клириков и мирян «в качестве полноправных членов», к тому же не назначенных сверху, но «избранных надлежащим образом».

Собор 1945 г. допустил и другие грубые нарушения церковных канонов. Так, архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий) настаивал на правиле избрания Патриарха по жребию из трех кандидатов, набравших в тайном голосовании наибольшее число голосов (Определение от 13 авг. 1918г.). Но перед самым началом Собора он необъяснимо и внезапно заболел. Голосование было открытым и безальтернативным. Такая вот была «соборность»… Но сейчас Московская Патриархия вообще провозгласила отказ от этих дорогостоящих – да при наличии свободы слова и рискованных – спектаклей в виде регулярных «Поместных Соборов». Более удобной формой для решения любых вопросов Московская Патриархия сочла «Архиерейские Соборы», ставшие своего рода внутриведомственными совещаниями епископата. Это отражает действительное положение вещей: вся остальная Церковь не принимает никакого участия в управлении собственной жизнью – и никаких намерений допустить ее к такому участию Московская Патриархия не выражает.

Поскольку при отсутствии канонических Поместных Соборов харизматической церковной власти быть не может, то в течение всей синодальной эпохи такой власти в Российской Церкви не было. Поэтому, в частности, все синодальные «анафемы» (вне зависимости от того – заслуженные или незаслуженные) следует считать недействительными. Первым носителем Первосвятительской власти после многовекового перерыва стал Святейший Патриарх Тихон. Кроме того, в силу исключительных обстоятельств, Собором было принято беспрецедентное решение: Патриарху Тихону было поручено по своему усмотрению выбрать трех достойных преемников на роль главы Церкви, сохранив в тайне их имена. Фактически все они получили соборную санкцию на первосвятительскую власть, став своего рода «Сопатриархами». Их имена были оглашены на похоронах Патриарха Тихона: митрополиты Кирилл, Агафангел, Петр; присутствующие епископы соборно подтвердили их полномочия. Ни о какой практике «наследования власти по завещанию» здесь не было и речи. Хотя при этом не была соблюдена буква канонов, но их суть была сохранена и реализована в новых условиях. Смысл же канонов заключается в том, что первосвятительская власть прямо и непосредственно коренится в церковной соборности. Это не есть «церковная демократия»: благодатная власть дается от Бога, но дается она только при условии соборного волеизъявления. Нет соборности – нет и харизматической власти.

Из этого понимания канонической ситуации в Российской Церкви вытекают важные практические выводы. Чтобы не признавать над собой власть Московской Патриархии, для оправдания своей позиции не нужно, как это нередко делается, впадать в ожесточение и обвинять иерархов Московской Патриархии во всех смертных грехах (ибо личных грехов, к сожалению, хватает и у епископов Катакомбной Церкви). Нет также необходимости преувеличивать значение отдельных аспектов деятельности Московской Патриархии (таких, например, как участие в экуменизме или слишком тесное сотрудничество с органами власти): даже отказ Московской Патриархии от этих практик не изменит ее канонического статуса. Оборонительная или агрессивная позиция по отношению к Московской Патриархии ничем не оправдана и совершенно не продуктивна. Для спокойной и плодотворной церковной работы вполне достаточно осознания того факта, что любая из катакомбных церквей, при наличии правильно рукоположенного епископата, имеет точно такие же канонические основания своего бытия, как и сама Московская Патриархия. Понятие же «раскола», которым так любят оперировать руководители Московской Патриархии, в сегодняшней ситуации просто не имеет экклезиологического смысла. Упрекая митр. Сергия в том, что тот, «в нарушение братской любви», применяет ко всем несогласным с ним кличку «отщепенцев и раскольников», митр. Кирилл свидетельствовал:

«Ни от чего святого и подлинно церковного я не отделяюсь; страшусь только приступать и прилепляться к тому, что признаю греховным по самому происхождению, и потому воздерживаюсь от братского общения с митр. Сергием и ему единомышленными архипастырями».

Катакомбное движение в своих лучших проявлениях – не есть протестное («нео-протестантское») движение против Московской Патроиархии, оно также не есть «альтернативное православие», как его окрестили бойкие журналисты. Это – начало того возрождения Православия, о котором веками мечтали лучшие люди России. Это – попытка создать живые, органичные формы церковности для реализации того громадного духовного потенциала, который таится в недрах русского народа, жаждущего незамутненной Христовой Истины. Номенклатуру Мосоковской Патриархии, вопреки всем ее декларативным заявлениям, подлинное возрождение Православия заботит менее всего. Самоотверженные усилия отдельных клириков и тем более иерархов внутри самой Московской Патриархии неизменно встречают глухое, упорное сопротивление со стороны этой замкнутой бюрократической организации, движимой могучим инстинктом самосохранения. Единственное, в чем она проявляет неукротимую энергию, – овладение церковной недвижимостью, этим историческим достоянием всего российского народа, на которое Московская Патриархия, вводя в заблуждение государственную власть, предъявляет свои эксклюзивные права. И это никого не должно удивлять: распоряжение храмовыми зданиями есть главный источник «могущества» Московской Патриархии, как в свое время оно было источником могущества обновленцев.

В заключение я считаю необходимым еще раз подчеркнуть: одна из самых опасных ошибок, которую могут совершить руководители катакомбного движения – начать запугивать верующий народ заявлениями о «безблагодатности таинств» в других частях Российской Церкви. Не стоит здесь подражать недостойному поведению Московской Патриархии, которую не останавливает опасение совершить смертный грех: хулу на благодать. Ведь даже по отношению к такому явному узурпатору и разрушителю Церкви, каким был митр. Сергий, святитель Кирилл не позволял себе подобных обвинений. Вот что он пишет об этом:

«С моей стороны ничуть не заподазривается якобы безблагодатность совершаемых сергианами священнодействий и таинств (да сохранит нас Господь от такого помышления)». И он не раз повторяет это в еще более сильных выражениях. В письме к митр. Сергию в конце 1929 года он говорит «о том ужасе, с каким отталкивал от себя эту мысль», и далее продолжает: «Вы сами отмечаете этот мой ужас и, приобщая после сего и меня к таким хульникам, говорите просто неправду».

И, наконец, самое трудное (но, может быть, и самое важное) – всеми силами избегать сектантского духа, который выражается, прежде всего, в нетерпимости катакомбных церквей друг к другу. Ибо, как сказал Господь: «По тому узнают все, что Вы Мои ученики, если вы будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35). Речь, конечно, не идет о том, чтобы потакать злоупотреблениям недобросовестных деятелей, которые возникают как пена на волне церковного возрождения. Так было всегда в переломные, критические периоды церковной истории, и Российская Катакомбная Церковь накопила огромный опыт в отделении истинного от ложного в своей собственной жизни. Этот опыт учит, что нельзя изменять своим убеждениям и насиловать свою религиозную совесть «ради мира церковного» (излюбленное «обоснование» репрессий Московской Патриархии против своих критиков). Таким путем мир никогда не достигается. «Они говорят: Мир! Мир! А мира нет» (Иер. 6:14). В наших обстоятельствах именно среди самых искренних и ревностных «работников на ниве церковной» неизбежны разномыслия, порой глубокие и болезненные. Их не следует обходить или затушевывать, – но они не должны становиться поводом ко взаимному отрицанию и отчуждению. Конечно, братская любовь при отсутствии единомыслия есть тяжкий крест, но без этого никакое соборное единство родиться не может.

– Многие историки и публицисты говорят о катакомбной церкви, и часто в обиходном сознании она противопоставляется Русской Православной Церкви – Московскому Патриархату. Было ли такое явление и правомочно ли такое противопоставление?

– Явление такое, несомненно, было, если катакомбными общинами называть общины, существовавшие нелегально. Что же касается их противопоставления Московской Патриархии, то об этом надо судить более тонко, более дифференцированно: катакомбные общины были разные. Были общины, оказавшиеся нелегальными или даже созданные с самого начала нелегальными ввиду гонений, ввиду массового закрытия церквей – в конце 30-х годов почти все церкви были закрыты, в среднем оставалось по одному храму на целую епархию. Но и в послевоенные годы, когда легальная церковная жизнь до известной степени была восстановлена, во многих отдаленных епархиях оставалось крайне мало открытых церквей. В этих условиях церковная жизнь часто имела нелегальный характер, при том, что некоторые нелегальные общины не противопоставляли себя Московской Патриархии. Но были и другие катакомбные общины, которые в самом деле находились в оппозиции Московской Патриархии, причем в этой оппозиции были свои градации. Одни общины были в жестком разрыве с Патриархией – евхаристическое общение со священнослужителями Московского Патриархата считалось у них недопустимым, недозволенным. В этих общинах со временем возобладал сектантский дух.

Вообще, если иметь в виду происхождение этих общин, то существует не совсем адекватное представление о том, что они связаны главным образом с оппозицией нескольких архиереев конца 20-х годов митрополиту Сергию, с так называемыми «непоминающими» епископами; это представление неточно. По большей части общины, находившиеся в послевоенные годы в разрыве с Московской Патриархией (их иногда называют истинно православными христианами), восходят скорее к тем церковным группировкам, которые оказались в оппозиции канонической Церкви еще раньше. Во-первых, это были так называемые «иоанниты», то есть неразумные почитатели святого праведного , которые его за Господа Бога почитали и оттого оказались вне Церкви уже в дореволюционные времена. Затем была оппозиция и Поместному Собору 1917–1918 гг. Уже тогда появились общины (по крайней мере священнослужители и миряне), которые отвергали самую реформу церковного правления, восстановление патриаршества. Но, пожалуй, еще более значимо было для появления катакомбных общин, находившихся в оппозиции Патриархии, имяславническое движение, осужденное Святейшим Синодом в канун Поместного Собора 1917–1918 гг. Вот ко всему этому в конце 20-х годов присоединилась и оппозиция, связанная с несогласием с линией, которую выбрал в свое время митрополит, потом Патриарх Сергий.

Но с архиереями-оппозиционерами конца 20-х – начала 30-х гг. эти катакомбные общины связаны мало. Лишь немногие архиереи из тех, кто не поминал митрополита Сергия, пытались создать параллельные центры церковной жизни; определенно я знаю, что среди них был и епископ Алексий (Буй), и митрополит Иосиф (Петровых); во всяком случае он такую возможность обсуждал, на этот счет сохранились документы. Но были ли приходы, были ли катакомбные общины, непосредственно с ним связанные – в этом я не совсем уверен. Поэтому повторю: что касается таких общин, которые были в жесткой, непримиримой оппозиции Патриархии, то здесь, как мне представляется, более сильной была струя, идущая от оппозиционных группировок, возникших раньше конца 20-х гг., без всякой связи с дискуссией о «Декларации» митрополита Сергия.

Но вот на рубеже 50-х – 60-х гг. и в 60-е годы, насколько я знаю, священники, которые нелегально, подпольно окормляли такие общины, часто благословляли своих пасомых, своих чад посещать церкви Патриархии, там причащаться, исповедоваться; иногда указывали на священников, которые им внушали доверие большее, чем другие. Тем самым я говорю еще об одном уровне оппозиции. В одном случае ее просто не было, а был вынужденный нелегальный статус, в другом была резкая оппозиция, разрыв общения, в третьем случае – такая вот сдержанная оппозиция, которая в общем-то со временем, когда была перевернута страница истории, в 90-е годы, в своей относительно здоровой части сошла совершенно «на нет», в то время как вновь наполнившиеся сомнительными личностями наши нынешние «катакомбы» – это, конечно же, не общины катакомбников в собственном смысле слова, но раскольников, которые хотя и усваивают себе наименование «катакомбной церкви», вооружаются еще какими-то высокими и звучными терминами, но в действительности являются просто авантюристами; они вышли либо из юрисдикции Московской Патриархии, либо попросту самозванцы.

– Если говорить о церковных катакомбах, находившихся в общении с Московской Патриархией, откуда они пополнялись: рукополагали ли специально в катакомбы, или же они окормлялись заштатными священнослужителями?

– Я думаю, что в послевоенные годы случаи тайного рукоположения епископами, занимавшими кафедры и легально служившими, были крайне редки; это было тогда очень опасно, прежде всего не лично для них, а для Церкви, а с другой стороны, имела определенное пространство для легального существования. Тем не менее такие рукоположения со стороны архиереев Московской Патриархии были, но по большей части в более позднее время, в эпоху хрущевских гонений и в первое время после них. Об этом хорошо известно. Церковная Москва очень хорошо знает протоиерея Глеба Каледу, который был поставлен в свое время митрополитом Иоанном (Вендландом) . Я читал, что и митрополит Никодим (Ротов), занимавший весьма высокое положение в Русской Церкви, рукополагал нелегально. Но естественно, что большинство в катакомбах составляли священники, рукоположенные ранее и оказавшиеся за штатом: редко – рукоположенные в дореволюционные годы, часто – рукоположенные в 20-е годы, в меньшей мере – рукоположенные епископами, находившимися в оппозиции, например, Алексием (Буем). Кроме того, сыграла свою роль война; церковная жизнь на оккупированных территориях, оторванных от Московской Патриархии, была достаточно интенсивной, а в послевоенные годы преследовали тех священников, которые служили на этих территориях. Многих из тех, кто не потерял свободу, тем не менее не имели по разным причинам возможности служить в открытых храмах.

Но явление это не было таким масштабным, каким его представляла, скажем, печать Русской Зарубежной Церкви, говорившая о миллионах катакомбных христиан, о тысячах общин. Может быть, до тысячи общин и было, но они были малочисленными.

– А если говорить конкретно, какие катакомбные монашеские общины или просто мирские приходы Вам известны?

– Я, к сожалению, почти не могу назвать какие-то конкретные общины, разве что священника Серафима (Битюкова) , а в 30-е годы – ныне прославленного священномученика Сергия Мечева, сына великого пастыря святого праведного Алексия Мечева .

– Отец Серафим был в общении с митрополитом Сергием?

– Скорее нет, но я думаю, что в его общине не было духа непримиримости. Вышедшие из нее были потом в общении с Патриархией, но предполагаю, что он сам лично в общении не был; он тесно примыкал к тем оппозиционерам-епископам, кто прекратил общение с митрополитом Сергием в конце 20-х гг.

– Каково Ваше мнение о том, в какой степени катакомбное движение – это поиск пути к полноценной церковной жизни, пускай даже на нелегальном положении, а в какой в него вплеталась политическая подоплека и возможность находиться в оппозиции государству?

– Я бы сказал, что в тех случаях, когда речь шла о невозможности легального существования, это движение было единственно возможной формой церковной жизни в той или иной местности, и тогда это не было связано ни с какой оппозицией, а всего лишь с отсутствием там легальных открытых церквей. Такое положение было в 30-е годы почти повсеместно, а в послевоенные годы – в отдельных епархиях на окраине страны: в Казахстане, в Сибири, на Дальнем Востоке, – при почти полном отсутствии легальной церковной жизни. Была и оппозиция, связанная с несогласием с линией митрополита Сергия; я бы назвал ее церковно-политической оппозицией, но подразумевается при этом церковная политика, которая, конечно, могла иметь прямую связь с собственно политической позицией, но могла и не иметь такой прямой связи.

Если, скажем, ознакомиться с перепиской святителя митрополита Кирилла, наиболее авторитетного из тех, кто был не согласен с митрополитом Сергием, будущим Патриархом, то мы в ней почти и не увидим критики, которая была бы направлена против компромиссной линии митрополита Сергия в его отношениях с властями. Вся критика там идет в ином направлении; речь идет об объеме полномочий Заместителя Местоблюстителя, и этот вопрос обсуждается в канонической плоскости, то есть ставится под вопрос правомерность самостоятельного управления митрополитом Сергием без контактов с Патриаршим Местоблюстителем священномучеником митрополитом Петром. Митрополит Сергий настаивает на том, что, поскольку контакты эти невозможны, он вынужден брать на себя всю инициативу как исполняющий обязанности главы Церкви архиерей. А, например, в письмах митрополита Иосифа (Петровых) критика компромиссной линии митрополита Сергия проступает вполне отчетливо.

Но началом оппозиционного движения не был момент издания «Декларации»; после него прошло некоторое время до первого появления оппозиции «непоминающих». И сама по себе «Декларация» не вызвала критики, и факт ее издания тоже не стал поводом для критики. Но когда митрополит Иосиф, поскольку власти не разрешали ему жить в Ленинграде, как он тогда назывался, был переведен в Одессу, это послужило для него и его почитателей сигналом к началу полемики. Конечно, сам этот перевод вытекал из договоренностей, которые были заключены митрополитом Сергием с представителями власти, пока он был в заключении. Очевидно, что одним из условий нормализации церковно-государственных отношений было согласие увольнять тех архиереев, кому власти не разрешали жить в том городе, где они занимали кафедру, или тех, которых уже отправили в лагеря и тюрьмы. Митрополит Сергий это условие выполнял, то есть увольнял, переводил; кого увольнял на покой, кого переводил по месту ссылки, – с этим более всего и связана критика его линии, а «Декларация» стала объектом критики уже задним числом.

Что же касается наиболее последовательной непримиримой оппозиции, о которой я уже говорил, что она приобретала сектантский характер, то там сам политический момент был, наверно, все-таки преходящим, а дело заключалось в глубоких экклезиологических заблуждениях, то есть, по сути дело, это было раскол в чистом виде, часто с еретическими наслоениями. Это был путь, до известной степени повторявший наше старообрядчество, вырождавшееся в беспоповщину.

– Известно, что в послевоенное время и в первой половине 40-х годов большое количество катакомбных священников вышло на легальное служение. Как можно оценить это движение, и повлияло ли оно как-то на общественно-церковную жизнь в первые годы патриаршества святейшего Алексия I?

– Это произошло после того, как в 1945 г. Поместный Собор избрал Святейшим Патриархом Алексия (Симанского). В Соборе участвовали почти все находившиеся тогда на свободе епископы, а это была большая часть русского епископата, если учитывать и архиереев, находившихся в заключении либо в эмиграции. Поэтому это избрание было очень убедительно и авторитетно. Я думаю, что имела значение уже сама перемена лица на Патриаршем Престоле, поскольку коль скоро велась полемика с митрополитом Сергием, то это создавало какие-то личные отношения, возможно, личную неприязнь, которая уже в меньшей мере была обращена к личности Патриарха Алексия I, хотя в 1927–28 годах для петроградской оппозиции очень важным пунктом было как раз требование, предъявляемое к митрополиту Сергию, об удалении из Синода, в частности, митрополита Алексия.

Это не было связано тогда с какой-то большой церковно-государственной политикой; просто круг тех питерских священников, кто оказался в оппозиции, тесно примыкал к митрополиту Иосифу, хотя в Питере были и другие настроения: когда митрополит Сергий назначил на питерскую кафедру митрополита Иосифа, там среди духовенства и мирян было достаточно много почитателей будущего патриарха Алексия I, которого они хорошо знали как викария епархии и хотели видеть митрополитом. А другой круг духовенства и мирян с радостью принял митрополита Иосифа, за него держался и вокруг него сплотился. Они не одобряли будущего патриарха Алексия, находили повод обвинить его в некоторой непоследовательности, когда там в 1922 году вспыхнул обновленческий раскол: он действительно вначале вел себя с раскольниками компромиссно, но в конце концов обновленческой власти не подчинился и оказался в ссылке.

Но главные стрелы критики направлялись все-таки в конце 20-х гг. в адрес митрополита Сергия, поэтому новое лицо во главе Церкви располагало к примирению. И конечно, большая часть здоровых сил из оппозиции прекратила свое противостояние Патриархии; священники этого направления – насколько это было возможно для них, насколько они были на легальном положении, насколько власти могли позволить им легально служить, – вошли в полную юрисдикцию Патриархии. Конечно, самый главный и типичный случай, послуживший сигналом для многих, – это тогдашний поступок святителя Афанасия (Сахарова).

– Какой следующий период в жизни церковных катакомб можно вычленить и как его можно характеризовать?

В 1870 году русская православная архиерейская кафедра из Аляски была перенесена в Сан-Франциско и именовалась Православной Миссией. Затем Миссия превратилась в Алеутскую и Северо-Американскую епархию.

До 1919 года правящие епископы в Америку назначались Российским Священным Синодом. В этом году, на основании постановления Всероссийского Собора, Американская епархия избрала для себя архиереем Александра (Немоловского).

Вся последующая послереволюционная история американской епархии тесно связана с именем митрополита Одесского Платона.

В январские дни 1920 года в одесском кафедральном соборе митроп. Платон, воодушевленный и авторитетный проповедник, произносил громоносные речи против большевиков, организовал отряд для спасения Родины с поименным списком каждого члена. 24 января, когда большевики, ворвавшись в Одессу, бросились к архиерейскому дому, митроп. Платона там не оказалось. Он успел укрыться на иностранном крейсере.

По спискам, найденным среди документов митрополита, большевики в ту же ночь расстреляли около тысячи человек молодых людей, изъявивших желание защищать Родину.

Прибыв к Высшему Церковному Управлению на Юге России, митроп. Платон получил от него командировку в Северную Америку для приведения в порядок расстроенных дел Американской епархии.

3 мая 1922 года находившийся в Москве американец г. Колтон передал патриарху Тихону полученную им из Америки просьбу о назначении митрополита Платона правящим епархиальным архиереем, на что патриарх Тихон ответил, что дает рекомендацию, которую г. Колтон пусть сообщит “Собору беженцев епископов заграницей, которые управляют заграничными делами Церкви.”

Присутствовавший при этом разговоре в качестве переводчика протоиерей Феодор Пашковский, прибыв за границу, подал рапорт Архиерейскому Синоду об этом 1 июля 1922 года.

23 августа Архиерейский Синод назначил митроп. Платона временно управляющим Северо-Американской епархией. Через год, 29 сентября 1923 года, и патриарх Тихон издал указ о назначении митроп. Платона, ссылаясь на свое определение 1922 года.

Действия митроп. Платона в Америке привели к тому, что 16 января 1924 года патриарх Тихон уволил митроп. Платона от управления епархией и даже вызвал его в Москву для суда над ним.

В связи с таким Указом, 2 апреля 1924 года в Детройте был созван Собор из духовенства и мирян, который решил ввести автокефалию, избрав митрополита Платона главой Американской Церкви. Председательствовал на этом Соборе священник. От 300 приходов в качестве делегатов было 110 священников и 37 мирян.

Решение это было сформулировано таким образом:

“Временно объявить Русскую Православную Епархию самоуправляющейся Церковью с тем, чтобы она управлялась своим избранным архиереем, при посредстве Собора епископов, совета, составленного из выборных мирян и периодических Соборов всей Американской Церкви.” Назначенный Архиерейским Синодом на Американскую епархию и только что прибывший с дороги на Собор епископ Апполинарий, не смог разобраться в происходящем и никакого участия в прениях и голосовании не принимал.

О постановлении Детройтского Съезда митроп. Платон довел до сведения Президента Америки.

В октябре 1924 года митроп. Платон участвует в работе Архиерейского Собора в Сремских Карловцах, и специальное Послание к американской пастве от имени Собора говорит о борьбе с разными раскольниками и поддерживает права митроп. Платона.

На Архиерейском Соборе 12–14 июня 1926 года, который покинул митроп. Евлогий, митроп. Платон сделал подробный доклад о состоянии Церкви в Америке и заверил Собор, что он никогда не проводил и не проводит идею автокефалии Русской Церкви в Америке, более того, что он является решительным врагом автокефалии своей епархии.

Свидетельствуя свою преданность заграничному Собору, он просил дать ему, за собственноручной подписью всех членов Собора, заготовленную его адвокатами грамоту ко всем Патриархам и к Русской Церкви в Америке, в которой подтверждались бы его права и полномочия на управление Православной Церковью в Америке и которая ему нужна была для судебного процесса против живоцерковников о церковном имуществе.

Собор такой грамоты ему не дал, подозревая его в неискренности и в стремлении к учреждению в Америке автокефалии, после чего митроп. Платон оставил соборные заседания. Собор постановил членом Архиерейского Синода его не считать, пока он не отвергнет постановления Детройтского Собора и не подчинится Заграничному Собору и Синоду.

Таким образом, в 1926 году оба митрополита – Евлогий в Западной Европе и Платон в Северной Америке – вышли из состава Архиерейского Собора русских заграничных епископов.

На решение Архиерейского Собора 10 сентября 1926 года последовало ответное послание епископов Северо-Американской епархии в таких оскорбительных, грубых и дерзких выражениях, что даже митроп. Платон счел нужным прислать извинения и отказаться от него, прося возвратить его авторам.

1 февраля 1927 года митроп. Платон вызвал епископа Апполинария и потребовал от него неподчинения Архиерейскому Собору. После его отказа – уволил его с должности и запретил в священнослужении.

Архиерейский Синод объявил 18 марта действия митроп. Платона неканоническими и недействительными, отрешил митроп. Платона от должности и запретил его в священнослужении. Епископ Апполинарий был назначен управляющим Американской епархией. 23 августа он был утвержден в должности правящего архиерея.

2 февраля митроп. Платон собрал Собор епископов. Председателем его назначил сиро-араба Евфимия (Офиеш), епископа Бруклинского, кстати, того самого который участвовал еще в первом заграничном Архиерейском Соборе 1920 года. Собору было предложено составить конституцию “Святой Восточной Православной Кафолической и Апостольской Церкви в Северной Америке.”

Через шесть месяцев, 14 сентября, новый Собор, в составе митроп. Платона и пяти епископов: Евфимия, Феофила, Амфилохия, Арсения и Алексия, одобрил и принял эту конституцию. Затем она была утверждена гражданским путем по законам штата Массачусет и 1 декабря объявлена.

19 декабря от имени “Святейшего Синода Американской Православной Кафолической Церкви” было разослано главам всех Поместных Церквей уведомление об основании в Америке “нового и юнейшего члена семьи Православной Кафолической Церкви” – независимой Православной Церкви в Америке. Учредители этой автокефалии имели целью объединить все национальные православные группы в Америке под своим руководством.

Декларация об этом гласит:

“Принимая во внимание, что Русская Церковь теперь неспособна нести ответственность за Православие в Америке и должным образом проявить свой авторитет, по причине патриаршего хаоса в России, который может продлиться неопределенное время..., эта ответственность за Православие и за проявление сего авторитета Церкви в Америке фактически остается на нас, как канонических русских епископах в Америке..., мы повелеваем одному из наших членов, архиепископу Евфимию Бруклинскому, позаботиться о благоустройстве Американского Православия в собственном смысле православного кафолического народа, рожденного в Америке и главным образом говорящего по-английски, или других американских жителей и народов, какой бы то ни было национальности или лингвистической группы или происхождения..., тех, которые пожелают сами присоединиться к автономной независимой Американской Кафолической Церкви..., уполномочиваем учредить, организовать, основать, возглавить, вести, контролировать и поддерживать определенную, независимую и автономную ветвь Православной Кафолической Церкви, которая да будет известна, законно установлена и общепризнанна, как святая, восточная, кафолическая и апостольская Церковь в Северной Америке.”

Из этой затеи ничего не вышло, поскольку, с одной стороны, она встретила осуждение всех Православных Церквей, а – с другой, первый Председатель Синода этой “автокефальной” Американской Церкви, архиепископ Бруклинский Евфимий, в 1933 году женился и был лишен сана.

Но еще до этого, 7 марта 1928 года, митроп. Платон обратился к митроп. Сергию в Москву с просьбой удостоверить, что высшая церковная власть над американской епархией принадлежит митрополитам Петру, ему самому и патриаршему Синоду, что якобы нужно для представления в суд по тяжбе из-за церковного имущества.

Митроп. Сергий потребовал от него доказательств верности Московской Патриархии. В частности, он предложил митроп. Платону дать обязательство об уклонении от политических выступлений, на что он принципиально согласился (июнь 1929), но обещал их официально дать позднее, вместе со всеми американскими епископами.

Выполнение обещания затянулось надолго. Митроп. Сергий не став больше ждать, в июле 1933 года известил Американскую епархию об увольнении митроп. Платона от должности.

За месяц с небольшим до этого, 6 июня 1933 года, скончался Владыка Апполинарий, управлявший с 1927 года верной Зарубежной Церкви частью Американской епархии (в мае 1929 года он был возведен в сан архиепископа). Зарубежная Церковь на американском континенте к этому времени (1935 год) году имела 68 приходов.

Собравшиеся на похороны митроп. Платона архиереи и духовенство избрали своим главой епископа Феофила (б. прот. Ф. Пашковский). Он был возведен в сан митрополита всея Америки и Канады.

Сразу после смерти митроп. Платона, Архиерейский Собор снял с него и его викариев прещение, наложенное в 1927 году, в надежде, что этот акт облегчит Американской епархии возвращение в единство с Русской Зарубежной Церковью.

В 1935 году митроп. Феофил принял участие в Совещании в Сербии, созванном по инициативе Сербского патриарха Варнавы для выработки “Временного Положения” о Русской Зарубежной Церкви, где он признал возглавление Архиерейского Синода над Американским митрополичьим округом.

Казалось, восстановился мир, и после 12-летнего самостоятельного существования Американская епархия, именовавшаяся Митрополичьим округом, снова вошла в состав Зарубежной Церкви. Возвратившись из поездки в Сербию, митроп. Феофил дал интервью, в котором заявил:

“Положение Русской Зарубежной Православной Церкви укрепилось в связи с достигнутым единением и миром. Теперь у нас единый центр церковного управления в лице Заграничного Архиерейского Синода в Сремских Карловцах, где Американский митрополичий округ будет представлять наш выборный представитель.”

На вопрос интервьюера как он смотрит на будущее положение Русской Православной Церкви в Америке, митроп. Феофил ответил: “Наша церковная жизнь налажена, под нее теперь подведен прочный канонический фундамент.”

От всеобщего единения Зарубежной Церкви отказался только митроп. Евлогий.

5–8 октября 1937 года Всеамериканский Собор из клира и мирян принял “Временное Положение” и исповедал себя частью Русской Поместной Церкви.

Архиерейский Собор 3 января 1938 года предоставил Северо-Американскому митрополичьему округу автономию в объеме, установленном “Временным Положением.”

Но и это единение оказалось непрочным. После избрания митроп. Сергия на московский патриарший престол, Собор епископов Северо-Американской митрополии 26–27 октября 1943 года предложил митроп. Феофилу возносить его имя за богослужением, наряду с поминовением “Православного епископства гонимыя Церкве Российския...” и именем митроп. Анастасия. Митроп. Феофил вслед за тем издает распоряжение творить такое поминовение во всех храмах митрополии.

На Московский Собор 1945 года, для избрания патриарха, митроп. Феофил приглашения не получил, но тем не менее митрополия отправила свою делегацию с наказом испросить у Собора для Американской митрополии автономию и объяснить, что русские православные, как американские граждане, живущие полтора столетия в Америке, никакой лояльности советской власти обещать не могут.

Делегация прибыла в Москву только по окончании Собора. К совместному служению ее не допустили, объяснив, что американская иерархия находится под запрещением с 4 января 1935 года. Она уехала домой с Указом, в котором, среди прочего, содержалось требование к Американской Церкви с отказом от политических выступлений против Советского Союза.

Собор американских епископов в Чикаго в мае объявил, что принять этот Указ к исполнению он не может.

16 сентября 1945 года из Москвы в Америку прибыл делегатом от Московской Патриархии архиепископ Алексий. Он пробыл здесь до 5 марта 1946 года, внося смуту и беспокойство в церковную жизнь. Он усиленно добивался признания главой Американской Церкви патриарха Алексия и прекращения молитвенного и административного общения с Заграничным Синодом.

На Архиерейском Соборе 12–14 декабря 1945 года четверо из одиннадцати епископов высказались против признания патриарха Алексия своим главой и прекращения общения с Архиерейским Синодом. На одно из заседаний Собора прибыл и архиеп. Алексий и представил письменные условия объединения, первым из которых было требование разрыва с митрополитом Анастасием. “Это предварительное условие для снятия запрещения.”

Собор ответил, что не признает самого запрещения, а потому отказывается обсуждать и условия его снятия. Но митроп. Феофил еще до Собора послал митроп. Анастасию телеграмму, в которой потребовал от него сложить свои полномочия Председателя Заграничного Синода и Собора и передать все русские приходы в Европе, Азии, Африке и Америке ему, митрополиту Феофилу.

На Соборе была оглашена ответная телеграмма митрополита Анастасия:

“Предложенное Вами воссоединение с Патриархией имеет не только духовный, но и канонический характер и обязывает Вас последствиями: оно возможно только после тщательного обсуждения вопроса на общем СОБОРЕ. Подавляющее большинство архиереев, духовенства и верующих, эвакуировавшихся в Европу, решительно против единения с Патриархией, которая не свободна. Существование Синода необходимо для поддержания единства русских православных приходов заграницей и предотвращения анархии. Администрация Американской Церкви не может заменить Архиерейский Синод из-за отдаленности и недостаточной осведомленности в жизни заграницей.”

Майский 1946 года Собор американских епископов назначил созыв Всеамериканского Собора клира и мирян на ноябрь в Кливленде. В период подготовки Собора церковные деятели, которые переехали в Америку из Европы, активно выступили за переход в Московскую юрисдикцию и за откол от Архиерейского Синода.

Хотя этот Собор сообщил Первоиерарху Зарубежной Церкви, что американский округ “будет продолжать братски сотрудничать с Заграничным Синодом,” но фактически связь с Синодом стала только номинальной.

В итоге Кливлендский Собор вынес резолюцию: “Постановляем просить его святейшество Патриарха Московского воссоединить нас в свое лоно и пребывать нашим духовным отцом, при условии сохранения нашей полной автономии, существующей в настоящее время... Так как священноначалие патриаршее несовместимо с священноначалием Заграничного Синода Русской Православной Церкви, Американская Церковь прекращает какое-либо административное подчинение Заграничному Синоду... Нашей высшей законодательной инстанцией должны оставаться всеамериканские периодические церковные Соборы; на них мы вырабатываем свои уставы и всецело руководим своей жизнью.”

Митроп. Феофил сообщил резолюцию Собора московскому патриарху Алексию. Патриарх телеграммой принимает его епископат и клир в общение и обещает прислать делегата для “миролюбивого обсуждения вопросов автономии.” Митроп. Феофил в своем ответе выражает надежду на скорый Указ об автономии, но и против делегата “препятствий не имеет” и верит в мирный исход. Но, послав последнюю телеграмму, тут же пишет совершенно иное: “Вести какие-либо соглашения или ставить какие-либо условия – бесполезно... нет смысла в личном разговоре... красные слова мало имеют силы.”

Когда же в Америку приехал как делегат Патриархии митроп. Григорий (июль 1947), митроп. Феофил, официально уже принятый патриархом Алексием, не захотел с ним даже встретиться для разговора. Митроп. Григорий терпеливо дожидался встречи, запрашивал митроп. Феофила, где и когда будет ему угодно встретиться. Ответа не было. Через десять дней митроп. Григорий отправляет ему телеграмму. Опять молчание. Тогда митроп. Григорий посылает Указ “духовного главы,” т. е. патриарха Алексия, объясняя, что он прибыл от автора Указа с проектом самой широкой автономии, предельной, какая допускается канонами.

Только после этого к митроп. Григорию является делегация митроп. Феофила из двух новопосвященных епископов-викариев, зачитывает текст Кливлендской резолюции и спрашивает, согласен ли московский патриарх дать “такую автономию?” Митроп. Григорий указал на каноническую неграмотность резолюции: то, о чем она говорит, на языке канонов называется не автономией, а автокефалией. Делегаты настаивают на своем, переговоры прерываются. В результате – снова угрозы суда и прещения.

На Кливлендском Соборе победило не такое уж большинство: от 300 приходов, вместо полагавшихся 600 делегатов, было только 248, а резолюция была принята только 187 голосами.

Четверо архиепископов Митрополии (Виталий, Тихон, Иоасаф и Иероним) отказались принять Кливлендскую резолюцию и сохранили верность Архиерейскому Собору и Синоду. Они были исключены из состава Митрополии.

В связи с этим, в журнале “Православная Русь” было опубликовано следующее заявление архиеп. Виталия от 1 апреля 1947 года:

“Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему архиепископу Виталию... Мая 28 дня 1947 г.

Ваше Высокопреосвященство.

Согласно определения Собора епископов, состоявшегося 19 декабря 1946 г., подтвержденного постановлением соединенного заседания Собора епископов и Митрополичьего Совета от 27 марта 1947 г., ввиду непризнания Вами постановления Всеамериканского Церковного Собора в Кливленде, признано считать Вас выбывшим из состава возглавляемого мною Северо-Американского митрополичьего округа.

Сообщая Вам о сем, прошу Вас уведомить меня о получении сего извещения. Вашего Высокопреосвященства покорный богомолец – Митрополит Феофил.”

Считаю долгом с своей стороны пояснить, что мне неизвестно из кого именно состояли упоминаемые в приведенном документе собрания 19 декабря и 27 марта. Я не только не был позван для объяснений, но и узнал об этих заседаниях только из указанного письма. Постановления Кливлендского Собора не были рассмотрены Совещанием епископов, как того требует утвержденный Архиерейским Собором и официально опубликованный в Русско-американском Вестнике – наказ, и вообще владыка митрополит на все мои попытки обменяться с ним мнениями по данному вопросу ответил отказом. Очень печально, что 12-летние наши усилия объединить заграничную Русскую Церковь потерпели неудачу, и Американская ее часть совершенно обособилась и обращается, по примеру Польской, явочным порядком в автокефалию. Однако, не взирая на это, наш архипастырский долг повелительно понуждает нас под руководством Русского Архиерейского Синода заграницей продолжать по прежнему работать на объединение свободных частей Русской Церкви и в дни испытаний не отступать от ее тысячелетнего пути непрерывно идущего от времен св. Владимира.”

1) Возобновить в Северной Америке и Канаде деятельность Соборной Православной Церкви и

2) Назначить представителем Архиерейского Заграничного Синода в Соединенных Штатах и Канаде архиепископа Восточно-Американского и Джерсийского Виталия.

15 мая в журнале “Православная Русь” была напечатана пространная статья архиеп. Виталия, которая заканчивалась такими словами:

“Американская Русь. Пред тобою два великих искушения: 1) присоединиться немедленно к подневольной Московской Патриархии и через нее попасть и самой под контроль безбожной коммунистической власти; 2) пользуясь несчастием и беспомощностью Матери-Церкви, оторваться от нее и завести свою “автокефалию,” с тем, чтобы оторвавшись от тысячелетнего корня, через 2–3 поколения выродиться в “протестантство восточного обряда.”

Берегись идти этими прельщающими, но гибельными путями.

Православная Русь! Вместо тех искушений Господь ставит тебе великую и благородную задачу. Не отрываясь бессердечно от страждущей Матери-Церкви, ты, живя в свободной Америке, можешь быть в дни пленения ее единственной на весь свет твердой хранительницей веры отцов, тысячелетнего наследия их талантов, трудов и подвигов, достойной ее представительницей и защитницей. Вот твой благородный и священный долг, пока не помилует русского народа и Церкви: не освободит их от тяжкой власти коммунистов и не возвратит им свободу и христианский порядок.”

“Постановление” Совещания Архиереев Русской Православной Церкви в Северной Америке и Канаде (юрисдикции Архиерейского Синода) по поводу резолюции Кливлендского Собора гласило:

1) Духовное возглавление Московской Патриархии при настоящем порабощенном ее положении мы признать не можем;

2) Признание общих собраний церковных Соборов в Америке самих по себе за высшую церковную законодательную и административную власть противоречит самой природе устроения св. Православной Церкви, которая управляется преемственно от Апостолов епископами, ответственными пред Богом и Церковью;

3) Разорвать беспричинно административную связь с нашим Зарубежным Первоиерархом митрополитом Анастасием и с Архиерейским Синодом, на верность которому мы присягали и по отношению к которому дал обязательство митрополит Феофил, не только с точки зрения христианской, но и с точки зрения общечеловеческой морали невозможно.”

Постановление подписали: архиепископ Виталий, архиепископ Иоасаф, архиепископ Иероним, епископ Серафим, архиепископ Тихон (лично не присутствовал, но присоединил свою подпись).

В вопросе “кто есть кто?” (Американская Митрополия и Зарубежная Церковь) примечательна резолюция Высшего Американского Суда 1948 года по делу об имуществе Спасо-Преображенской церкви в Лос-Анжелосе. Прежде, чем вынести свое решение, американский суд должен был при помощи квалифицированных экспертов-канонистов детально рассмотреть вопрос о Русской Зарубежной Церкви в целом. В итоге решение гласило:

“Суд находит, что Заграничная Церковь никогда не выходила из состава Русской Православной Церкви и продолжает быть неотделимой частью Церкви; а также, что Северо-Американская епархия, или Северо-Американский округ продолжает быть неотделимой частью Русской Православной Церкви. Суд находит, что церковная организация, возглавлявшаяся митрополитом Феофилом в течение всего времени, начиная с названного Кливлендского Собора 1946 г., не были, и не являются, частью Русской Православной Церкви, но вышли из состава таковой, и были организованы, существовали и функционировали незаконно, как отдельные единицы или организации, независимо от Русской Православной Церкви...

По принятии названным Кливлендским Собором резолюции, митрополит Феофил и все епископы, священники и миряне, а равно и все приходы и конгрегации, которые были и находятся в союзе с ними, которые порвали все сношения с Заграничной Церковью и ее административными органами, и которые отказались признавать авторитет Заграничной Церкви, сделались и с тех пор всегда продолжали быть раскольничьей и незаконной фракцией или группой...

По законам Церкви, никакая часть таковой, будь то приход или конгрегация, или епархия, или округ, а равно и никакой член или никакая группа членов Церкви, будь то духовенство или миряне, не могут законно выйти из состава Церкви и образовать из себя отдельную единицу или организацию, независимо от органов управления Церкви. Если это происходит, таковая отдельная часть или группа становится раскольничьей, и не имеет законного церковного существования” (“Решение Высшего Суда по Лос-анжелесскому делу.” Джорданвиль, 1949; имеется издание и на английском языке).

После переезда Архиерейского Синода в Америку, с его стороны была предпринята попытка встретиться с новым главой Американской Митрополии митроп. Леонтием, но он не согласился на такую встречу.

На описанных выше “канонических основаниях” Американская Митрополия существовала до 1970 года, когда в результате длительных переговоров Московская Патриархия даровала ей автокефалию.

В настоящее время Православная Церковь в Америке возглавляется архиепископом Вашингтонским, митрополитом всея Америки и Канады Феодосием. Помимо епархии митрополита в ней имеются 9 епархий:

1. Нью-Йоркская и Нью-Джерзийская (архиеп. Петр).

2. Питсбургская и Западно-Пенсильванская (еп. Кирилл).

3. Далласская (еп. Димитрий).

4. Филадельфийская и Восточно-Пенсильванская (еп. Герман).

5. Ситкинская и Аляскинская (еп. Григорий).

6. Детройтская (еп. Нафанаил).

7. Хартфордская (еп. Иов).

8. Сан-Францисская (еп. Тихон).

9. Оттавская (еп. Серафим).

Имеются различные отделы: Законодательный, Миссионерский, Пастырской жизни, Богословского образования, Молодежный, Богослужебный.

Комиссии: Каноническая, Финансовая, Плановая...

Богословские школы:

1. Свято-Германовская семинария на Кодьяке.

2. Свято-Тихоновская семинария в Южном Ханаане (Пенсильвания).

3. Свято-Владимирская семинария в Крествууд (Нью-Йорк).

Из монастырей можно указать:

Новый Валаам на Кодьяке.

Четыре в штате Калифорния (Калистога, Сайта Роза, Пойнт Риес

Стэйшн, Вэмон Айланд).

Два в Нью-Йорке (Кембридж, Отего).

Два в Пенсильвании (Южный Ханаан, Эллвуд).

Пять в Канаде (Монреаль, Оттава, Камлунс, Фитч, Роудон).

В Вудсток Валлей (штат Каннектикут).

Два в Майами (Райвс Джонкшон, Рисака).

Имеются также различные богословские общества (6), организации (21), лагеря (18). 23 центральных и епархиальных изданий. 560 храмов с более чем 700 священнослужителями (исключая более 100, которые находятся на покое).

Современное положение Русской Зарубежной Церкви

В 1964 году многолетний глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Анастасий по состоянию здоровья и по возрасту ушел на покой. Собор архиереев Зарубежной Церкви избрал на первосвятительский престол епископа Брисбенского (Австралия) Филарета (Вознесенского), который управлял Церковью в течение 21 года. При нем, в 1974 году, состоялся Третий Всезарубежный Собор.

22 января 1986 года, в связи с кончиной митрополита Филарета, первосвятительский престол Зарубежной Церкви занял архиепископ Монреальский и Канадский Виталий (Устинов) – 1910 года рождения, уроженец Петербурга, из семьи офицера Черноморского флота. В 1940 году он принял иноческий постриг, в 1951 году хиротонисан во епископа.

В 2001 году Архиерейский Собор в г. Нью-Йорке избрал новым митрополитом и главой Русской Зарубежной Церкви Архиепископа Лавра (Шкурла), Сиракузко-Троицкого.

В настоящее время Русская Зарубежная Церковь состоит из 9 епархий с четырьмя викариатствами. На всех континентах она имеет храмы, духовно окормляющие и объединяющие русских людей, которым дорога судьба Русской Православной Церкви и Родины-России.

1. Восточно-Американская и Нью-йоркская (Первоиерарх, Митрополит Виталий; он же – архиепископ Монреальский и Канадский).

Викарий: епископ Манхеттенский Иларион.

Викарий: епископ Ирийский Даниил.

Викарий: епископ Бостонский Митрофан.

2. Лос-Анжелосская и Южно-Калифорнийская (архиепископ Антоний Синкевич).

3. Женевская и Западно-Европейская (архиепископ Антоний Медведьев).

Викарий: епископ Каннский Варнава.

4. Западно-Американская и Сан-Францисская (архиепископ Антоний).

Викарий: епископ Сиаттлийский Кирилл.

5. Сиднейская и Австралийско-Новозеландская (временно вдовствующая).

6. Сиракузская и Троицкая (архиепископ Лавр).

7 . Чикагско-Детройтская (архиепископ Алипий).

8. Берлинско-Германская и Великобританская (архиепископ Марк).

9. Буэнос-Айресская и Аргентинско-Парагвайская (вдовствующая).

На покое находятся архиепископ Серафим (б. Каракасский и Венецуэльский), епископ Константин (б. Британский) и епископ Григорий (б. Вашингтонский и Флоридский.

Более 330 храмов с их настоятелями и священно-церковнослужителями, с их богослужениями и активной внебогослужебной приходской деятельностью, несут Зарубежью свет Христовой Истины и духовные и культурные традиции России. Все же кадровая проблема в Зарубежной Церкви существует: иногда архиерей вынужден окормлять другую, вдовствующую кафедру, а священник обслуживать два прихода, что, естественно, не может сказываться благоприятно на духовной жизни прихода.

Многие из этих храмов построены усердием и жертвой членов Церкви в недавнее время. Можно назвать такие великолепные сооружения, как Храм-Памятник в Брюсселе, Храм-Памятник на Владимирской Горке в штате Нью-Джерзи (США), кафедральный собор в Сан-Франциско, Иоанно-Предтеченский собор в Вашингтоне, Покровский собор в Оттаве (Канада).

Некоторые из новоустроенных храмов расписывал и писал для них иконы известный в Зарубежье и на Родине иконописец архимандрит Киприан, насельник Свято-Троицкого монастыря в Джорданвиле.

16 монастырей (7 мужских), с общим числом насельников около 200 человек, продолжают за рубежом духовные и аскетические традиции Русской Церкви. Три из них находятся в Святой Земле (Хевронский – мужской, Елеонский и Гефсиманский – женские), один – на святой Горе Афон (Ильинский скит; в настоящее время за непоминовение Вселенского патриарха насельники изгнаны из скита греческими властями). Есть монастыри в Канаде и Чили, Германии и Франции, Англии и Австралии.

Некоторые из монастырей напрямую продолжают историю и традиции духовного делания российских монастырей, закрытых или разрушенных коммунистами. Таковы Ново-Дивеевская женская обитель и Новая Коренная Пустырь под Нью-Йорком, Леонинская обитель во Франции. Во многих монастырях ощущается нехватка монашествующих. Нескольким, случается, не вполне трудоспособным насельникам или насельницам приходится иногда обслуживать огромный монастырский комплекс.

Наиболее известен в Зарубежной Церкви, пожалуй, Свято-Троицкий монастырь в местечке Джорданвиль, штат Нью-Йорк, своеобразный центр зарубежного Православия. Здесь 35 насельников, помимо богослужебной жизни, несут различные послушания, начиная от хозяйственных работ и кончая преподаванием в расположенной здесь Семинарии.

В Семинарии обучаются студенты из различных уголков мира. Семинария имеет статус высшего учебного заведения по законам штата Нью-Йорк с правом выдачи после успешного окончания диплома бакалавра богословия. Здесь преподавали многие выдающиеся профессора, в том числе и окончившие в свое время высшие духовные школы в России: архиепископ Виталий (Максименко) – основатель Семинарии (Казанская Духовная Академия), архиепископ Аверкий – многолетний ректор, протопресвитер Михаил Помазанский (Киевская Духовная Академия), М. А. Горчуков (Московская Духовная Академия).

Нельзя не упомянуть и таких профессоров, как Н. Тальберг, И. Андреев, о. А. Колесников, ученик старца И. Концевич (автор книги “Оптина Пустынь и ее время”), о. М. Зноско-Боровский (ныне – епископ Бостонский). Каждый из них является автором многих научных богословских трудов, список которых занял бы немало страниц.

Из стен Семинарии вышли многие ныне здравствующие иерархи и священнослужители Зарубежной Церкви: настоятель Свято-Троицкого монастыря архиепископ Лавр, архиепископ Алипий, заместитель секретаря Архиерейского Синода епископ Иларион, епископ Даниил, многие священнослужители. В последние годы Семинария получает немало прошений о поступлении от молодых верующих людей из России, и в настоящее время руководство рассматривает возможности увеличения квоты абитуриентов.

Здесь же, в Джорданвильском монастыре, находится известная типография преп. Иова Почаевского, в которой печатаются многочисленные периодические издания и различная духовная литература. За годы своего существования в монастыре, помимо Священного Писания, типография выпустила около 700 различных духовных книг, тиражом до 5.000 экземпляров. Среди них – различные руководства по изучению Священного Писания (30 наименований), творения святых Отцов и подвижников благочестия, жития святых и новомучеников Российских (323), богослужебные книги и богослужебная литература (134), богословская и историческая литература (70), словари и учебники различного назначения, в том числе и для детей и юношества (57).

Кроме того, в типографии издается множество различных альбомов, календарей, открыток, пластинок и кассет с записью духовных песнопений и проповедей. Здесь же издается четыре периодических издания – “Православная Русь” (вышло уже более 1.000 номеров), “Православная жизнь” (и на английском языке) и “Православный Путь.”

Кроме того, церковно-издательским делом занимается Братство преп. Иова Почаевского в Монреале (Канада), под непосредственным руководством митрополита Виталия. Братством было издано много книг и брошюр, а за последнее время были перепечатаны такие ценные издания, как Полная Библия, Толкование на Псалтирь Евфимия Зигабена , Новый Завет, Библейская История, Земная жизнь Господа нашего Иисуса Христа и многие другие.

Печатное дело ведется в монастыре преп. Иова Почаевского в Мюнхене (Германия), где были напечатаны краткие жития Святых и много различных брошюр духовного содержания.

Активной издательской деятельностью занимается Комитет Русской Православной Молодежи Заграницей, который, несмотря на короткую биографию и малочисленность сотрудников, успел издать более 40 великолепно оформленных книг, среди которых есть поистине редчайшие.

Австралийской епархией также изданы ценные книги: Толкование на Евангелие, “Благовестник” блаж. Феофилакта, другие книги для своих нужд и для посылки в Россию: Катехизис митроп. Антония, Смысл и значение христианского богослужения, Толкование молитвы “Отче наш.”

Много ценных книг издано издательством “Заря” (Канада): Основы христианской православной веры, Оптинские старцы, Блаженная Ксения и другие.

Монастырское издательство “Луч” при Богородице-Владимирской женской обители в Сан-Франциско тоже напечатало много акафистов и душеполезных листков.

До недавнего времени монастырь ежедневно получал десятки писем с просьбой прислать в Россию хоть какую-нибудь духовную книгу и по возможности высылал просимое. Достаточно сказать, что ежегодно монастырь отправлял в Россию около 1.500 бандеролей с духовной литературой на сумму около пятнадцати тысяч долларов только почтовых платежей.

Братство “Православное дело” посылало духовную литературу из Австралии. Пересылкой книг на Родину занимались многие приходы и частные лица.

Русская Зарубежная Церковь имеет немало святынь. Здесь находится известная всему православному русскому народу икона Божией Матери “Курская-Коренная,” явленная миру в 1295 году.

Здесь находится и мироточивая икона Божией Матери Иверской, обретенная Зарубежной Церковью 24 ноября 1982 года в Монреале в доме православного чилийца Иосифа Муньоз. Она обильно источает благовонное целительное миро и помогла уже сотням людей, отвечая на их молитвы. Даже копии этой иконы иногда источают миро и исцеления. Она участвует во всех главных торжествах Церкви, освящая праздники, торжества, прославления.

Жизнь Зарубежной Церкви в последние десятилетия ознаменована многими благодатными событиями и, в первую очередь, новыми канонизациями русских святых.

В 1964 году Собором Архиереев был канонизован великий светильник земли Русской, чудотворец, всегда почитавшийся русским православным народом на Родине и за рубежом, праведный отец Иоанн Кронштадтский (Сергиев). Его именем назван Благотворительный фонд при храме в г. Ютика, штат Нью-Йорк, и детский приют в Чили.

В 1971 году канонизован преподобный Герман, просветитель Аляски.

В 1978 году прославлена св. блаженная Ксения Петербургская, Христа ради юродивая, особо почитаемая петербургскими верующими, получающими от нее благодатную помощь.

В 1981 году произошло событие, которого долго ждали русские православные верующие и которое не могла совершить при советской власти Московская Патриархия – был канонизован сонм Новомучеников и Исповедников Российских во главе с Императором Николаем II (Романовым) и патриархом Тихоном. Икону Новомучеников написал выше упоминавшийся архимандрит Киприан. Тысячи великолепно выполненных типографским путем копий этого образа посылались, по их просьбам, верующим в России. В штате Орегон построен храм в честь Новомучеников Российских. В других местах имеются часовни или приделы, посвященные Новомученикам.

10 мая 1990 года на Соборе епископов в Канаде, были прославлены преподобные старцы Оптинской Пустыни.

Катакомбная Церковь

Еще патриарх Тихон, незадолго до своей кончины, с ужасом убеждаясь, что предел “политическим” требованиям советской власти лежит за пределами церковной свободы и верности канонам, высказал мысль о том, что единственным выходом для Православной Русской Церкви в ближайшем будущем будет уход ее в катакомбы. Он же благословил профессора, доктора медицины М. Жижиленко, принять тайное монашество, и в случае прихода таких обстоятельств стать тайным епископом.

После Декларации митроп. Сергия епископ Максим (Жижиленко) стал первым тайным епископом Катакомбной Церкви с титулом Серпуховской.

Принявшие Декларацию получили с тех пор название “сергиан,” а не принявших стали называть “иосифлянами” (по имени митроп. Иосифа), хотя это название ничуть не отражает существо дела. Правильнее было бы называть их “тихоновцами.”

Нe имея в первые годы своего существования ни организации, ни администрации, разрозненная географически и физически, Катакомбная церковь объединялась только именем митрополита Петра.

Первый катакомбный епископ Максим в 1928 году был сослан в соловецкий концлагерь, а в 1930 году вывезен в Москву и расстрелян.

С 1928 года в Соловецком и Свирском лагерях, в Белбалтлаге и во многих сибирских лагерях, где сидели многие епископы, стали совершаться тайные хиротонии. В соловецком их совершали епископы Максим, Виктор, Иларион и Нектарий.

После смерти в ссылках митрополитов Петра и Кирилла духовным главой Катакомбной церкви, получившей к этому времени некоторое подобие организованности, стал митроп. Иосиф (тоже находившийся в ссылке). В конце 1938 года именно за возглавление Катакомбной церкви митроп. Иосиф был расстрелян. После его смерти Катакомбная Церковь стала еще более строго хранить свои тайны, особенно имена и местопребывание своих руководителей. Преследование членов Катакомбной Церкви особенно интенсивно продолжалось до послевоенного времени.

После войны Катакомбная Церковь, как Церковь, прекратила свое существование. Последние единичные епископы либо были репрессированы, либо, тоже единицы, доживали свои дни в лагерях и тюрьмах, практически не имея никакой связи с паствой.

Епископское преемство было прервано. Церковной организации, даже в зачаточной форме, не было. Кроме того, внутри этого катакомбного общества образовались группы, которые, не имея между собой никакого общения, отрицали друг у друга истинную “катакомбность.”

Фактически, к 60-м годам Катакомбная Церковь представляла собой отдельных священников, объединявших вокруг себя небольшие группки своих приверженцев, и еще более отдалившихся друг от друга.

В 80-х годах одна из таких групп наладила контакт с Русской Зарубежной Церковью и получила епископа, начальную организацию, управление и название Российской Православной Свободной Церкви. Вскоре у нее уже было трое епископов:

1. архиепископ Тамбовский и Обоянский Лазарь,

2. епископ Суздальский Валентин и

3. епископ Краснодарский и Черноморский Вениамин.

Под их омофором на сегодняшний день находятся десятки приходов с легальным существованием. За богослужениями в Катакомбной Церкви поминается имя Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви, так что формально они находятся в юрисдикции Зарубежной Церкви.

Накануне Архиерейского Собора Зарубежной Церкви во Франции в 1993 году между Зарубежной Церковью и Церковью Российской Свободной произошел раскол, и архиепископ Лазарь вышел из административного подчинения зарубежному церковному центру.

Часть “непатриархийных” общин по-прежнему находится в “катакомбах” и не желает вступать в общение ни с какой русско-церковной юрисдикцией.

Катакомбная церковь

В качестве синонима используется термин «Истинно-Православная Церковь» (ИПЦ) – собирательное именование (обычно как самоидентификация) тех представителей российского духовенства и общин, которые начиная с 1920-х годов отвергали подчинение юрисдикции Московского патриархата первоначально во главе с митрополитом Сергием (Страгородским), обвинив его в сотрудничестве с коммунистическими властями, и перешли на нелегальное положение. Среди основателей Катакомбной Церкви традиционно выделяют митрополита Иосифа (Петровых), архиепископов Феодора (Поздеевского) и Андрея (Ухтомского). Вокруг них сформировались, соответственно, движения «иосифлян», «даниловцев» и «андреевцев», состоявшие из части архиереев, духовенства и мирян, не признавших Декларацию митрополита Сергия 1927 года о лояльности церкви по отношению к советской власти. Московских истинно-православных часто называют «непоминающими» за отказ поминать на церковных службах митрополита Сергия. Также члены движения называли себя истинно-православными христианами, или «тихоновцами», по имени патриарха Тихона.

Вплоть до 1970-х годов словосочетание «Катакомбная церковь» не было широко распространено в движении, а бытовало лишь среди духовенства и интеллигенции, преимущественно ленинградских, а также в заграничной прессе.

В 1920-1950-х годах движение «истинно-православных христиан» носило очень широкий характер и насчитывало, по всей видимости, десятки тысяч людей. Социальную основу его составляло духовенство, монашество и крестьяне – единоличники, отказавшиеся вступать в колхозы и, как правило, подвергавшиеся раскулачиванию и ссылке в Сибирь.

Подавляющее большинство единоличников исповедовали взгляды «истинно-православных» и находились под влиянием катакомбного священства и проповедников.

Вплоть до конца 1950-х годов в СССР число подпольных православных общин, по всей видимости, измерялось тысячами. Организационно они не были связаны (организации существовали лишь на бумаге, в делах НКВД). Поэтому говорить об общей идеологии движения трудно.

В подполье находились как общины, вполне лояльно относившиеся к Московскому патриархату, но не имевшие возможности зарегистрироваться и собираться легально, так и те, кто считал, что пришла власть антихристова, по духу, и с официальной церковью не может быть никакого контакта. Несмотря на отсутствие общей идеологии и какой-либо организации, подполье существовало – как социальная сеть и религиозная общность.

Общим во взглядах радикальных истинно-православных групп было стремление как можно меньше контактировать с советским обществом и государством. В связи с этим некоторые «истинно-православные» отказывались брать советские паспорта, официально устраиваться на работу, отдавать детей в школу, служить в армии, прикасаться к деньгам, разговаривать с официальными лицами («молчуны») и даже использовать общественный транспорт. Во время Великой Отечественной войны некоторые истинно-православные восприняли немецкую армию как освободителей.

Священников, не признававших Декларацию митрополита Сергия, репрессировали, они не могли легально осуществлять церковные службы. В результате собрания проходили подпольно, в условиях строгой секретности. Характер «катакомбных» групп сильно зависел от политической ситуации в регионе. Так, в северных областях общины формировались в основном вокруг священников, а в Черноземье, где почти все духовенство в 1920-х годах было уничтожено, и ради сохранения верности духу Христову миряне объединялись сами, а некоторые стали идейными беспоповцами.

Жестокие преследования «истинно-православных» продолжались с разной интенсивностью все годы Советской власти – прежде всего, в годы коллективизации, сталинизма, а затем – в начале 1960-х годах. Последняя волна репрессий против Катакомбной церкви началась в 1959 году – и особенно усилилась после хрущевского указа 1961 года о борьбе с тунеядством. По нему были сосланы и посажены тысячи «истинно-православных», отказывавшихся официально устраиваться на работу (и, как правило, работавших по договорам).

В 1961–1962 годах арестовали почти всех активных членов «катакомбных» общин. В ссылке некоторые «истинноправославные» продолжали отказываться от официального трудоустройства, что вело к суду и отправке в лагерь. Там отказ от работы, как правило, приводил к фактически бессрочному заключению в карцер – что приводило к гибели. К началу 1970-х годов большинство оставшихся в живых истинно-православных вышло на свободу – однако движение было обескровлено.

В 1960-1970-х годах, одновременно со стремительным вымиранием деревни, истинно-православное подполье теряло свой массовый характер, частично вливаясь в официальную РПЦ Московского патриархата.

К перестройке катакомбное движение почти полностью лишилось старого духовенства тихоновской преемственности. Последние канонические катакомбные епископы: Петр (Ладыгин) († 1957), Варнава (Беляев) († 1963) и Димитрий (Локотко) († 1970-е), после смерти которых не осталось в живых ни одного «катакомбного» архиерея, чье преемство восходило бы к епископату указанных общин и не подлежало бы сомнению.

Оставшись в результате репрессий и гонений в СССР без архипастырей, многие катакомбные священники ИПЦ, стремясь урегулировать свое каноническое положение, с конца 1950-х годов начали поминать на богослужениях Первоиерархов РПЦЗ, считавших ИПЦ «церковью-сестрой».

В 1977 году в Архиерейский синод РПЦЗ через катакомбного иеромонаха Лазаря (Журбенко) обратилась группа священников Катакомбной церкви из СССР, лишившихся епископского окормления после смерти своего иерарха. Они были приняты в каноническое подчинение РПЦЗ, их непосредственным епископом стал председатель Архиерейского синода митрополит Филарет (Вознесенский).

В 1982 году, по решению Архиерейского Собора РПЦЗ, состоялась тайная хиротония в Москве епископа Лазаря (Журбенко) для окормления катакомбной паствы в СССР.

В 1990-е годы многие катакомбные общины окончательно вышли из подполья и официально обратились за окормлением к Русской Православной Церкви за границей и различным юрисдикциям ИПЦ Греции. Однако часть катакомбных общин по-прежнему не связана друг с другом и какими-либо зарегистрированными церквями, объединяясь лишь вокруг своих наставников. Общая численность «катакомбных» на 2009 год, видимо, насчитывает несколько сотен (вряд ли более 1000) человек.

В 1920-х годах в Греческой, Болгарской и Румынской христианских церквях тоже произошли расколы, поводом послужил переход на новоюлианский календарь, воспринятый наиболее радикальной частью верующих как отступничество от христианства. Верующие, отделившиеся от перешедших на новый стиль в этих странах, также часто называют себя истинно-православными христианами.

Катако́мбная це́рковь (Катакомбники ) - собирательное именование тех представителей российского православного духовенства, мирян, общин, монастырей, братств и т. д., которые начиная с 1920-х в силу различных причин перешли на нелегальное положение . В узком смысле под понятием «катакомбная церковь» понимают не просто нелегальные общины, а общины, отвергшие после 1927 года подчинение Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) , и находившиеся на антисоветских позициях. В таком значении (с положительной коннотацией) этот термин был популяризирован Русской зарубежной церковью сперва в русском зарубежье, а потом и в СССР путём отправки туда нелегальной литературы . В качестве синонима «катакомбной церкви» в этом значении используется и термин Истинно-Православная Церковь (ИПЦ) , но как отмечает историк Михаил Шкаровский : «катакомбность Церкви не обязательно означает её непримиримость. Этот термин охватывает всякую неофициальную и поэтому не контролируемую государством церковную деятельность» .

Организационно «катакомбные» общины как правило не были связаны (организации существовали лишь на бумаге, в делах НКВД) . Поэтому говорить об общей идеологии движения трудно. В подполье находились как общины, вполне лояльно относившиеся к Московскому Патриархату, но не имевшие возможности зарегистрироваться и собираться легально, так и те, кто считал, что пришла власть антихристова , по духу, и с официальной церковью не может быть никакого контакта. Несмотря на отсутствие общей идеологии и какой-либо организации, подполье существовало - как религиозная общность и характерная субкультура .

Кроме того, в «катакомбах» пребывали и неправославные движения: протестанты , иудеи , мусульмане , а с 1946 года - и украинские униаты , однако термин «катакомбное движение» получил распространение в публицистической, в мемуарной и отчасти в исторической литературе только применительно к православной церкви, включая близкие к ней по традиции религиозные группы .

Первые тайные православные общины появились в советской республике уже вскоре после Октябрьской революции - в 1918 году, вслед за выходом январского воззвания Патриарха Тихона , предававшего анафеме гонителей Церкви. Ярко проявившее себя в годы гражданской войны крестьянское повстанчество в России возникло во многом на религиозной почве .

Возникновение обновленчества как господствующего течения весной 1922 года стало основной причиной появления тайных церквей, где службы проходили нелегально, уже в значительной части районов страны. Ушли в «катакомбы» также выступавшие против изъятия церковных ценностей и «ревнители» Православия, вошедшие в конфликт с Патриархом Тихоном и митрополитом Петроградским Вениамином (Казанским) , которые соглашались на заключение компромиссов с безбожной властью .

Практическим создателем сети нелегальных приходов и монастырей выступила влиятельная даниловская группа архиереев , возглавляемая архиепископом Волоколамским Феодором (Поздеевским). С даниловцами был связан и сыгравший чрезвычайно важную роль в создании катакомбной церкви архиепископ Уфимский Андрей (Ухтомский) , который совершил в 1920-е годы хиротонии (вместе с другими архиереями) более 10 тайных епископов (впрочем, многие из андреевских епископов затем признали митрополита Сергия).

Принято считать, что катакомбное движение после 1927 года возглавили митрополиты Иосиф (Петровых) и Кирилл (Смирнов) , архиепископы Феодор (Поздеевский) , Андрей (Ухтомский) , Серафим (Самойлович) , епископы Виктор (Островидов) , Алексий (Буй) и другие. Вокруг них сформировались движения «иосифлян », «даниловцев », «андреевцев », «буевцев » и другие, состоявшие из части архиереев, духовенства и мирян, не признавших Декларацию митрополита Сергия 1927 года о лояльности церкви по отношению к советской власти.

Однако, как указывает историк Алексей Беглов , легальные «оппозиционеры» Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) не были редкостью. Например, «иосифляне» часто старались действовать в рамках зарегистрированных приходов. С 1928 по 1931 году в Харькове легально окормлял свою паству «иосифлянский» епископ Павел (Кратиров) . В 1930-е годы легальные иосифлянские храмы, по данным Михаила Шкаровского , существовали в Воткинской, Вятской, Казанской епархиях . В самой Казани их было шесть. По его же подсчетам, в конце 1920-х годов к непоминающим митрополита Сергия присоединился 61 легальный приход Ленинградской епархии, в том числе 23 в Ленинграде. В Москве последний легальный непоминающий храм был закрыт в 1933 году, а в Ленинграде такой же приход продолжал действовать до 1943 года .

С другой стороны существовали нелегальные «сергианские» общины . Протоиерей Глеб Каледа , восемнадцать лет совершавший подпольное священническое служение, находясь в юрисдикции Русской Православной Церкви Московского Патриархата, писал: «Храмы закрывались, но появлялись катакомбные церкви. Они были двух типов: одни не признавали местоблюстительства митрополита Сергия, а другие признавали, а сам митрополит Сергий одной рукой подписывал свои декларации, а другой рукой посвящал ставленников для подпольных храмов» .

В 1930-е годы произошло очень сильное изменение состава катакомбников. Если в конце 1920-х годов в подполье находились лишь «истинно-православные» и часть иосифлян, то теперь они стали составлять меньшинство. В 1930-е годы, в результате закрытия большинства православных храмов, самую многочисленную часть катакомбников составили верующие, никогда не порывавшие с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским). Они оказались в подполье потому, что открытое совершение религиозных обрядов оказалось невозможным. В «катакомбы» были вынуждены уйти и умеренные группы «непоминающих » .

Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский) свидетельствовал о большом числе катакомбных общин, лояльных Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Сергию (Страгородскому). В своём докладе немецким властям в 1941 году он писал :

В России была вообще очень деятельная тайная религиозная жизнь - тайные священники и монахи, катакомбные церкви и богослужения, крещения, исповеди, причащения, браки, тайные богословские курсы, тайное хранение богослужебной утвари, икон, богослужебных книг, тайные сношения между общинами, епархиями и Патриаршим Управлением. Чтобы уничтожить также и катакомбную Патриархию понадобилось бы казнить и всех епископов, в том числе и тайных, которые были бы несомненно посвящены в случае нужды.

Общим во взглядах радикальной части «истинно-православных» групп было стремление как можно меньше контактировать с советским обществом и государством. В связи с этим некоторые «истинно-православные» отказывались брать советские паспорта, официально устраиваться на работу, отдавать детей в школу, служить в армии, прикасаться к деньгам, разговаривать с официальными лицами («молчуны ») и даже использовать общественный транспорт. Во время Великой Отечественной войны некоторые «истинно-православные» восприняли немецкую армию как освободителей.

Во время войны часть наиболее непримиримо настроенных к Московской Патриархии катакомбников сотрудничала с оккупационной администрацией. В результате оккупации части территории СССР немецкими войсками в 1941-1944 годы возможность бежать на Запад получили многие священнослужители и миряне, пополнившие клир РПЦЗ .

Произошла также активизация нелегальных общин и на неоккупированных территориях. В июньском 1943 года спецсообщении начальника Управления НКГБ по Пензенской области говорилось о деятельности более 20 нелегальных и полулегальных групп, устраивавших моления на частных квартирах. В некоторых регионах таких групп насчитывалось сотни. В докладной записке председателя Совета по делам РПЦ Георгия Карпова Вячеславу Молотову от 5 октября 1944 года подчеркивалось :

В областях с незначительным количеством действующих церквей и в районах, где нет церквей, отмечается массовое распространение групповых богослужений в домах верующих или под открытым небом…, причём в этих случаях для совершения обряда верующими приглашается несостоящее на регистрации духовенство… В своей значительной части актив таких церковных незарегистрированных групп и духовенство, в них состоящее, оппозиционно настроены по отношению к легальной патриаршей православной церкви, осуждая последнего за лояльное отношение к советской власти и за патриотические позиции в своей деятельности. Большое количество верующих-фанатиков, находясь под влиянием этих групп …, в своих настроениях резко отличаются от групп верующих, находящихся под влиянием патриотически настроенного духовенства легальной церкви. Это же положение влечет за собой всякого рода «рецидивы» значительного оживления религиозных настроений в виде так называемого «обновления» икон, распространения «святых» писем, … а также агитации о гонении в СССР на религию и церковь…

Преследование тайных священнослужителей усилились с осени 1943 года. Советские власти наряду с радикальным улучшением отношения к Московской Патриархии попытались произвести в 1943-1946 годы разгром в «катакомбах», что им во многом удалось. В 1944 годы большинство выявленных «истинно-православных» на неокуппированной Европейской части СССР было депортировано или заключено в лагеря, в последующие два года происходило жесткое преследование их на бывших оккупированных территориях. Лаврентий Берия 7 июля 1944 году в своём секретном письме Сталину отмечал, что на территории Воронежской, Орловской, Рязанской областей было выявлено несколько организаций «истинно-православных христиан», но арест активных участников не оказал должного воздействия на других членов и поэтому целесообразно провести массовое выселение этих людей в Омскую, Новосибирскую области и Алтайский край, после чего 15 июля 1673 человека одновременно из 87 населенных пунктов насильственно переселили на восток .

Появившиеся возможности легально совершать религиозные обряды, открывать храмы способствовали постепенному возвращению в окрепшую Московскую Патриархию её паствы, вынужденно ушедшей в 1930-е годы в подполье. Перед нелегким выбором оказались различные группы и течения «непоминающих » и «истинно-православных». Со смертью Патриаршего Местоблюстителя Петра (Полянского) и избранием Патриарха Алексия отпадало прежнее каноническое основание для самостоятельного управления - «узурпация» первосвятительской власти митрополитом Сергием, но в то же время прежняя практика в отношениях с государством была продолжена новым Первоиерархом. В итоге в Патриаршую Церковь вернулись не только часть иосифлян, но и большинство «непоминающих». Существенную роль здесь сыграла позиция имевшего значительный авторитет среди катакомбников епископа Ковровского Афанасия (Сахарова) , который написал также окружное послание в катакомбные общины и скиты с призывом «вернуться в лоно» Патриаршей Церкви .

Во второй половине 1940-х годах численность катакомбников существенно уменьшилась. При этом там оставалось относительно небольшое количество тех, кто стал возносить молитвы за Патриарха Алексия I, продолжая находиться на нелегальном положении. Уже 14 февраля 1947 году Георгий Карпов в итоговом отчёте ЦК ВКП(б) за 1946 год с удовлетворением писал, что внутренняя работа «способствовала сокращению роста церковного подполья в стране». Несмотря на это, проблема Катакомбной Церкви для властей во второй половине 1940-х годах продолжала оставаться достаточно острой. В справке отдела пропаганды и агитации Воронежского обкома ВКП(б) от 9 апреля 1948 года, составленной в ответ на специальный запрос соответствующего управления ЦК, сообщалось :

Наряду с официально действующими православными церквами в области существует большое количество нелегальных групп верующих православного толка, из которых наиболее распространенным течением являются «истинно-православные христиане»…, «ИПХ» исповедуют православную веру, но не признают ныне действующих церквей, как связанных с «безбожной Советской властью и коммунистами». Основные кадры «ИПХ» состоят в основном из бывших монашек, монахов, черничек и религиозно настроенных бывших кулаков… За 1947 год и 3 месяца 1948 года Управлением МГБ вскрыто и ликвидировано 11 антисоветских групп «ИПХ» с общим количеством арестованных 50 человек… Члены группы «ИПХ» систематически участвовали в нелегальных сборищах, где наряду с молениями, обсуждали вопросы форм ведения антисоветской деятельности среди населения. Распространяли провокационные слухи о якобы скорой войне СССР с Америкой и другими капиталистическими странами и гибели в этой войне Советского Союза. В период выборов в Верховные органы Советской власти призывали население не участвовать в них, не работать в колхозах, отказываться от уплаты налогов и госплатежей. Вели работу по вовлечению в антисоветские группы новых участников…

Во второй половине 1948-1949 годы ситуация ещё более осложнилась. В связи с новым изменением государственной церковной политики в худшую сторону, прекращением открытия храмов произошел определенный «рост рядов» Катакомбной Церкви. 5 августа 1948 г. Г. Карпов писал в Совет Министров СССР, что Совет по делам РПЦ «находит нужным совместно с МГБ и МВД СССР разработать мероприятия по ликвидации всякого рода нелегальных отправлений религиозных служб и обрядов и нелегальных молитвенных домов». Карпов ссылался на большие масштабы подобной деятельности и указывал, что в Рязанской области при 86 официально действующих церквах в 193 населенных пунктах проводят службы незарегистрированные священники. Начальник Управления МГБ по Тульской области в ноябре 1948 году сообщал об активизации в последнее время церковников нелегалов, бродячих монахов, отмечая деятельность 30 священников не признающих Московскую Патриархию .

25 апреля 1949 года встревоженный Карпов направил секретарю ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову специальную секретную информационную записку «О религиозных пережитках, выражающихся в исполнении обрядов и массовых молений по нелегальной (не состоящей на регистрации) церкви, и о лицах, занимающихся нелегальной церковной деятельностью», в которой подчёркивалось: «Деятельность в течение многих лет таких нелегальных молитвенных домов, пещер, тайных избушек и т. п. представляет собою крайне политически вредные явления, так как организаторы этих молитвенных домов и их священнослужители нередко имеют благоприятную почву для своей деятельности, а местные органы, в том числе и административные, не знают как с ними бороться». Борьба сильно затруднялась сложностью выявления тайных общин. Подавляющее большинство таких общин действовало на территории РСФСР. Так, в Рязанской области было выявлено 174 нелегальных молитвенных дома, Горьковской - 47, в Бугульме Татарской АССР - 3 и т. д. В другом документе Совета по делам РПЦ указывалось, что если в 1948 году в Рязанской области действовало 175 незарегистрированных молитвенных домов, то в 1949 уже 190, причем в них служило около 200 священнослужителей.

По данным историка Алексея Беглова местная власть как правило прекрасно знала, что в какой-то деревне нелегально собираются верующие. Более того, такие нелегальные собрания могли даже поощряться, поскольку для властей было гораздо важнее, чтобы в официальной статистике не фигурировала открытая церковь .

Вплоть до конца 1950-х годов в СССР число подпольных православных общин, по всей видимости, измерялось тысячами.

Жестокие преследования «истинно-православных» продолжались с разной интенсивностью все годы Советской власти - прежде всего в годы коллективизации , сталинизма , а затем - в начале 1960-х в связи с началом Хрущёвской антирелигиозной кампании .

В период хрущёвской антирелигиозной кампании, между 1957 и 1965 года, около 4-6 тысяч православных священников были лишены регистрации. Многие из них, конечно, продолжили служение в подполье, окормляя тех верующих, которые избегали посещения действующих церквей или не могли их посещать, поскольку все храмы в округе были закрыты. В конце 1960-х годов подобных незарегистрированных патриарших общин было выявлено в разных местах огромное количество, которое советскими экспертами оценивалось в несколько миллионов человек .

Помимо борьбы c легальными общинами, велась борьба и с нелегальными, которая особенно усилилась после хрущёвского указа 1961 года о борьбе с тунеядством . По нему были сосланы и посажены тысячи «истинно-православных», отказывавшихся официально устраиваться на работу (и, как правило, работавших по договорам) [ ] . В «Инструкции по применению законодательства о культах», утверждённой постановлением Совета по делам РПЦ и Совета по делам религиозных культов от 16 марта 1961 года говорилось: «Не подлежат регистрации религиозные общества и группы верующих, принадлежащие к сектам, вероучение и характер деятельности которых носит антигосударственный и изуверский характер: иеговисты , пятидесятники , истинно-православные христиане, истинно-православная церковь, адвентисты-реформисты , мурашковцы и т. п.».

В 1961-1962 годах были арестованы почти все активные члены «катакомбных» общин. В ссылке некоторые «истинно-православные» продолжали отказываться от официального трудоустройства, что вело к суду и отправке в лагерь. Там отказ от работы, как правило, приводил к фактически бессрочному заключению в карцер - что приводило к гибели. К началу 1970-х годов большинство оставшихся в живых «истинно-православных» вышло на свободу - однако движение было обескровлено.

Сохранились документальные данные и свидетельства о том, что некоторые священники Катакомбной Церкви, утратившие связь с епископами, с конца 1950-х годов начинали поминать в качестве своих предстоятелей первоиерархов РПЦЗ - Митрополитов Анастасия (Грибановского) , а позже - Филарета (Вознесенского) .

Как отмечает историк Николай Сапелкин, катакомбные христиане во многих местах умирали без исповеди и причастия , похороны совершались без священнического отпевания , младенцы оставались без миропомазания , супружество без таинства венчания . Такое положение угрожало Катакомбной церкви вырождением в сектантство , беспоповство и полным исчезновением. Некоторые катакомбные общины всё больше деградировали, в них практиковались заочные венчания, замена богослужений суточного круга акафистами и т. п. С течением времени в этих группах за отсутствием священников их роль стали выполнять странствующие проповедники, пожилые женщины, «чернички». Они служили панихиды, крестили, венчали, а некоторые даже исповедовали и причащали. Таким образом, первоначально заявленная как консервативное движение, Катакомбная церковь положила начало появлению так называемого нового русского сектантства .

В 1960-1970-х годах, одновременно со стремительным вымиранием деревни, истинно-православное подполье теряло свой массовый характер, частично вливаясь в официальную Русскую православную церковь.

В начале 1990-х годов многие катакомбные общины окончательно вышли из подполья и официально обратились за окормлением к Русской Православной Церкви за границей, активно открывавшей в тот период свои приходы на территории бывшего СССР . Однако часть катакомбных общин по-прежнему не связана друг с другом и какими-либо зарегистрированными церквями, объединяясь лишь вокруг своих наставников.

Самое раннее документированное употребление слова «катакомбы» для описания российских реалий XX столетия встречается в письмах игумении Афанасии (Громеко) .

Использование выражений «катакомбы», «катакомбная церковь» применительно к реалиям 1920-1930-х годов предполагало определённый образовательный и культурный уровень тех, кто употреблял эти понятия. Ведь люди, называвшие своё существование «катакомбным», сравнивали его с жизнью ранних христиан , которые во время гонений тайно собирались на свои богослужения в катакомбах - подземных кладбищах римских городов. Так преследования, обрушившиеся на Церковь при советской власти, уподоблялись гонениям первых веков христианства. По мнению историка Алексея Беглова , термин «катакомбы» и его производные были локальным петроградским (ленинградским) неологизмом , где было много активной церковной интеллигенции , которая могла оценить всё многообразие ассоциаций, связанных с этим словом . Примечательно, что саму игумению Афанасию митрополит Евлогий характеризовал как «умнейшую, образованнейшую монахиню с литературными способностями» .

Между тем в 1920-1930-х годах термин «катакомбная церковь» не получил широкого распространения. Чаще употреблялись другие выражения. В письмах, направленных в течение 1923 года в комиссию по делам религиозных культов при ВЦИК РСФСР с Северного Кавказа, из Средней Азии, позднее - из Центрального черноземья, встречаются упоминание о «старо-православных» и «истинно-православных христианах», которые противопоставляют себя обновленцам. В этих документах на первый план выходит не юридическое положение прихода, а его отношение к обновленческому ВЦУ и к «Живой церкви Сергия . В богослужебный чин РПЦЗ в конце 1930-х годов была введена даже особая литургическая формула поминовения катакомбной иерархии: «О православном епископстве Гонимыя Церкви Российския…» .

Термин «катакомбная церковь» стал активно использовать в работах бежавший в 1944 году на Запад деятель иосифлянского движения Иван Андреев , под влиянием трудов которого этот термин получил широкое распространение в эмигрантской периодике. Другие эмигранты второй волны отмечали сугубо заграничный характер выражения «катакомбная церковь» .

В трудах зарубежных церковных авторов и сформировывается «классический» образ катакомбной церкви: церковно-политическая оппозиционность руководству Московской патриархии , нелегальность с точки зрения советского законодательства и последовательная «антисоветская » настроенность её членов. Такой «катакомбник» воспринимался как стойкий борец с режимом, крайний нонконформист . В таком виде выражение «катакомбная церковь» стало орудием идеологической полемики деятелей Русской православной церкви заграницей. Мощное подполье в СССР, оппозиционное Московской патриархии, по мысли деятелей Зарубежной церкви, доказывало нелегитимность легальной иерархии . Например, в 1970 году в издании «Русское дело» было написано: «Он [митрополит Сергий] выпустил обращение, в котором сказал, что успехи и радости советской власти - успехи и радости Русской Православной Церкви… С этого момента Русская Православная Церковь в СССР разделилась на две части: на явную - сотрудничающую с врагами Христовыми и на Катакомбную - не признающую ни советской власти, ни советского патриарха с его синодом» . При этом выражение «катакомбная церковь» употреблялось в основном так же, как и в эмигрантской прессе. Кроме того, структуры РПЦЗ, появившиеся в СССР, стали применять этот термин как самоназвание . Как отмечал историк Андрей Кострюков в 2008 году: «современная деятельность организаций, именующих себя „катакомбными“, привела в некоторой степени к дискредитации этого понятия»