Священник антоний борисов. «Там убояшася страха, идеже не бе страх» (Пс.13:5), или несколько слов о Совместном заявлении Папы Римского Франциска и Святейшего Патриарха Кирилла

Возраст: 73 года.

Образование: Московский пединститут им. Ленина.

Место служения: храм Святых бессребреников Космы и Дамиана в Шубине.


О семье Меней

С семьей Меней я был знаком с ранних лет, с 46-го года - просто потому, что мы с Павлом Менем, младшим братом отца Александра, с первого по десятый класс учились вместе в школе в Стремянном переулке (ныне Московская вальдорфская школа №1060. - БГ ) и до сих пор остаемся самыми близкими друзьями. Так что с самого начала у меня был перед глазами пример людей, которые ходят в церковь, но сам я крещен не был. Принял крещение уже в 1958 году - спустя два года после окончания школы. Однажды прекрасным летним вечером вдруг почувствовал, что за всем этим что-то есть. Почувствовал, что есть Бог. А раз так, значит, все, что делает семья Меней, которую я любил и знал, - правильно и так и надо жить. На следующий день пошел к Павлу и говорю: «Давай, рассказывай мне о вере». А я тогда жил у них на даче, готовился к поступлению в вуз - и там меня стали готовить к крещению.

Об ученом, который был слесарем и стал священником

В институт я поступил не сразу после школы, потому что в то время принимали только людей с рабочим стажем не менее двух лет. Если стаж был больше, можно было поступить и с тройками, а я - без стажа - не прошел даже с тремя пятерками и четверкой. Тогда я пошел работать помощником слесаря в тот же Плехановский институт, куда в результате и поступил. Работать было несложно - были ведь старшие товарищи. Сначала я просто что-то поддерживал, потом стал сам что-то делать.

Проучившись полтора года в Плехановском, я перешел на биофак Педагогического университета. Позже работал в Институте биологии развития РАН. Благословение оставить науку и поступить в семинарию я получил от отца Александра Меня в 1972 году. В то жаркое лето мы жили у отца Александра на даче в Семхозе - поближе к Загорску, Сергиеву Посаду, где мне нужно было вскоре сдавать вступительные экзамены.

Любопытно, что именно этот год описан в недавно вышедшем документальном фильме Александра Архангельского «Жара» как время обострения духовного поиска среди интеллигенции. Действительно, в обществе, видимо, шли какие-то процессы, и именно тогда, в начале 1970-х, я стал задумываться о том, что есть, наверное, смысл оставить научную работу и перейти туда, где, как мне казалось, происходит нечто более важное. Тогда еще существовала пропасть между наукой и религией, так что, оставшись в науке, я мог оказаться между двух стульев, тем более что занимался я генетикой. Некоторые - например, отец Глеб Каледа - совмещали занятия наукой и пастырское служение. Но отец Глеб был катакомбным священником, и я не был с ним знаком. Я советовался с отцом Александром Менем, и мы с ним говорили именно об официальном служении.

О науке, религии и КГБ

Но невозможность совмещать науку со служением была не единственной причиной, по которой мне пришлось уволиться из института. Если бы я остался, меня могли не принять в семинарию. Ведь все контролировал КГБ - поступление в духовные заведения, дьяконские и епископские хиротонии и прочее, а моя ситуация была непростая - кандидат биологических наук, сотрудник академического института вдруг идет в семинарию! Так что ректор, у которого были по моему поводу особенные опасения, даже при том что я ушел из института, посоветовал мне подать документы в последний день, чтобы не привлекать особого внимания. Сходная ситуация была и при подаче документов на дьяконскую хиротонию - я также сделал это в последний день.

С другой стороны, я мог поставить в неловкое положение директора своего института, академика Бориса Львовича Астаурова. Когда я принял решение уходить в семинарию, я ему об этом сообщил. Он очень обеспокоился, пригласил к себе домой побеседовать. Подали чай. Я ему рассказал, что я верующий человек и вот решил уходить. Борис Львович ответил, что с моим решением совершенно не согласен, но признает право человека поступать так, как тот считает нужным. Астауров был человек очень демократичный. Дружил с биологом и диссидентом Жоресом Медведевым, которого посадили в психушку, и ездил туда его выручать. Борис Львович меня спросил: «Ну а что мне говорить в институте? Как оправдываться за ваше решение?» К этому вопросу меня заранее готовил отец Александр. По его совету я сказал, что, во-первых, поступаю не куда-нибудь, а в легально существующее учреждение. Никаких документов на выезд в Израиль не подаю, никаких писем протеста не подписываю (академик Астауров сам в 1955 году подписал знаменитое «Письмо трехсот» против Трофима Лысенко и лысенковщины. - БГ ). Во-вторых, я сказал, что пришел в Институт биологии развития уже после вуза, а значит, в Академии наук за мое формирование уже никто ответственности нести не должен. И, в-третьих, раз уж идеологически я оказался не совсем правильным, то и хорошо, что я ухожу из советской науки в ту область, которая соответствует моим взглядам. И действительно, эти доводы сработали.

Об уполномоченном Совета по делам религий и настоятеле Грегоре Менделе

Летом 73-го года я был рукоположен в дьяконы и назначен в приход в храм Иконы Знамения Божией Матери, что у метро «Речной вокзал». Спустя несколько дней нужно было явиться к сотруднику Совета по делам религий при Совмине, уполномоченному по городу Москве, - такие уполномоченные были при каждой епархии. Кроме того, негласно религию контролировало специальное управление при КГБ. Так вот, у уполномоченного следовало получить справку о регистрации, которая официально позволяла бы служить. У него был небольшой офис - двухэтажное здание на улице Фурманова - со своим аппаратом, секретарями и всем, что полагается. И вот я пришел со всеми документами. Уполномоченный мне говорит: «Александр Ильич, как же так? Вас государство учило, тратило деньги, вы защитили диссертацию, получили ученую степень, а теперь вдруг идете в совершенно противоположном направлении. Вот мы подсчитаем все государственные расходы на ваше образование и с вас же и вычтем!» А я ему: «Знаете, основатель моей науки - генетики - Грегор Мендель был настоятелем монастыря в городе Брно. Так что ничего страшного нет, если я, скромный кандидат наук, буду дьяконом». Уполномоченный на это ничего не ответил и дал мне регистрацию.

О современной России

Сейчас все изменилось. Церковь пользуется невиданной свободой, и никаких препятствий для духовной, христианской жизни нет. Но есть другие проблемы - в частности, экономические. Многие люди живут очень богато, но другие - крайне бедно. Получить жилье, как это было при советской власти, невозможно. Многим семьям живется очень плохо, и особой надежды на улучшение ситуации нет.

Беспокоит и ситуация с российскими судами. Часто случается так, что очевидных преступников выпускают, а люди совершенно невиновные оказываются за решеткой. Судебное бесправие создает обстановку неуверенности. Это порождает процессы противостояния.

О молитве за власть

Христианин должен помнить, что он прежде всего призван сам честно работать и честно поступать. Начинать нужно с этого. Христианство существовало при самых разных государственных системах. В Римской империи за одно имя христианина можно было попасть на арену к диким зверям. Сказано: «Всякий, хотящий жить благочестиво во Христе Иисусе, гоним будет». Это всегда остается. И для христианина призыв «Не любите мира и того, что в мире» - речь идет о мире падшем, безнравственном - также всегда остается серьезным призывом.

Когда же мы молимся о государстве, «о Богохранимей стране нашей, властех и воинстве ея», то просим о мудрости для них. Когда мы молились «за власть и воинство» в советское время, мы тоже совершенно искренне желали им мудрости, смирения перед лицом Божьим. Государство всегда есть аппарат насилия. Это неизбежно. Поэтому церковь и должна быть отделена от государства, чтобы не принимать участия в этом насилии.

О молитве за осужденных и милосердии

Долг христиан - молиться за тех, кто лишен свободы. Мы не случайно переписываемся с осужденными. Среди них тоже могут быть те, кто оказался жертвой судебных ошибок. Точно так же мы молимся за этих девушек (участниц группы Pussy Riot. - БГ ). Точно так же мы можем призывать проявить к ним снисхождение и милосердие. Что касается того, заслужили они наказания или нет, я согласен с оценкой отца Андрея Кураева - не надо было все так раздувать. Вполне можно было это происшествие воспринять как скоморошество.

О риторике некоторых иерархов церкви

Христиане, которых смущает риторика некоторых иерархов, должны понимать, что иерархи не всегда вполне независимы. По-видимому, они не всегда выражают только свое мнение. У христианина всегда есть возможность какого-то христианского подхода к определению своей позиции, но это не всегда просто. Всегда важно помнить: основное поручение, которое нам дает Иисус, - идите, проповедуйте Евангелие всей твари. Сделайте все народы моими учениками. Вот в чем наша главная задача. А к политическим противостояниям нужно относиться с крайней осторожностью, чтобы не дать им захватить себя в слишком большой мере.

Христиане следуют за Христом, а иерархи, кроме всего прочего, еще и часть государственной и церковной структуры. Эта структура необходима, чтобы поддерживать огромную массу верующих. Важно помнить, что все христиане, в том числе иерархи, - такие же люди, как и все остальные, и только один Христос без греха. Все люди могут совершать ошибки - как и мы с вами.

О патриархе

Предстоятелю церкви всегда приходится учитывать настроения церковного народа, а эти настроения не так легко быстро изменить. Патриарх Алексий в начале своего служения тоже выражал куда более экуменические взгляды, чем впоследствии, потому что увидел, что народ и большая часть духовенства не готовы. Мудрость руководителя заключается в том, чтобы не вступать в острую конфронтацию с большим числом людей. Простой пример: введение нового стиля - это, наверное, хорошо и удобнее, особенно во время празднования Рождества Христова. Но одновременно мы понимаем, что миллионы людей восприняли бы это как трагедию и ересь. Ясно, что дело не в календаре - многие православные церкви, например болгарская, румынская, греческая и другие, живут по новому календарю и не стали от этого менее православными. Словом, понятно, что настроения масс православных верующих в России необходимо учитывать. В чем глубинные причины таких - порой агрессивных - настроений в народе, сказать сложно; это тема для отдельного разговора. В Евангелии сказано: «И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого».

О конфронтации либералов и консерваторов в церкви

Апостол Павел сказал: «Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные». Эти слова вспоминал и святейший патриарх Алексий II в своей статье об убийстве отца Александра Меня. Он как раз отмечал, что не все стороны творчества отца Александра разделялись всей полнотой православной церкви, но ничто в его творениях не противоречит сути Священного Писания. Так что разнообразие мнений о нашем приходе храма Святых бессребреников Космы и Дамиана в Шубине, в котором издаются книги отца Александра Меня, естественно.

Безусловно, и сейчас есть некое внутрицерковное противостояние консервативного и либерально направлений в нашей церкви, но я должен сказать, что оно значительно слабее, чем в начале и середине 1990-х годов. То, что издательский совет Московской патриархии в прошлом году дал одобрение на издание и распространение книги отца Александра Меня «Сын Человеческий» - книги, которая помогает множеству людей понять Евангелие, но которую и сейчас некоторые люди считают «не вполне православной», - это один из признаков того, что обстановка меняется.

12 февраля 2016 г. в аэропорту столицы Кубы Гаваны прошла встреча предстоятеля Русской Православной Церкви Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и главы Римско-Католической Церкви Папы Римского Франциска. В заключение встречи ее участниками было подписано Совместное заявление, адресованное православным и католикам, а также всему человечеству, и направленное в защиту христиан, подвергающимся гонениям в различных регионах земного шара.

Сразу после публикации текста заявления со стороны некоторых представителей православной общественности прозвучали критические отзывы как в адрес самого документа, так и в отношении состоявшейся встречи. На страницах Интернета появились претендующие на аналитику статьи, авторы которых, несмотря на отсутствие объективных причин, сходу назвали событие 12 февраля «предательством Православия», а Совместное заявление — «унией». Их аргументация при этом почти всегда строилась не на логике или фактах, а на домыслах, искажении смыслов или просто на эмоциях. Абсолютное большинство критических публикаций свелось к следующему – «доказать мы что-то не в состоянии, но, тем не менее, уверены в оценке произошедшего». Заключение о «предательстве» и «унии» указанным авторам не помешало сделать ни отсутствие факта совместной молитвы, ни то, что в подписанном заявлении нет каких-либо вероучительных компромиссов.

Как ни прискорбно это констатировать, но люди, позиционирующие себя в качестве защитников Православия, повели себя в духе радикальных сектантов, закрытых для любых форм диалога и априори уверенных в своей правоте. Сходство с сектантами проявило себя и в том, какие оценки давались личности Папы Франциска, в частности, и католикам, в целом. Вспоминается определение известного православного богослова, представителя русской эмиграции в Америке протопресвитера Иоанна Мейендорфа, которое он дал такому явлению, как «секта»: «Секта — это … группа людей, которая уверена, что лишь они спасутся, а все остальные погибнут и получают глубокое удовлетворение от осознания этого факта». В похожем духе нетерпимости и презрительного превосходства над инославными христианами выдержаны публикации, содержащие критику в адрес встречи 12 февраля и ее итогового документа. Стоит отметить, что если бы подобными принципами руководствовались святые апостолы, то христианство вряд ли бы распространилось по Римской империи. Речь — не о вероучительном или нравственном плюрализме, а о педагогической мудрости, которую, в частности, проявлял апостол Павел. (Вспомним его речь перед членами афинского Ареопага (См. Деян. 17:15-34)). Поэтому необходимо признать, что любой диалог и любое свидетельство об истине стоит начинать с того, что нас с собеседниками объединяет, но никак не наоборот.

Из тридцати пунктов, имеющихся в заявлении, как показал предварительно проведенный обзор, наибольшую критику вызвали пункты 4-7, в которых речь идет как раз о том общем, что имеется у Православной Церкви с Церковью Римско-Католической. В частности, в вину ставится следующее утверждение: «Мы разделяем общее духовное Предание первого тысячелетия христианства. Свидетелями этого Предания являются Пресвятая Матерь Божия, Дева Мария, и святые, которых мы почитаем». Нельзя отрицать того, что раскол 1054 года возник не на пустом месте, но стал результатом нараставших разногласий (вероучительных в том числе) между церковными востоком и западом. Но нельзя отрицать и того, что первое тысячелетие является тем историческим периодом в церковной истории, когда Православие сохранилось на востоке Римской империи именно благодаря непреклонной позиции Римской Церкви (здесь стоит вспомнить Сардикийский собор 343 (344) г., проходивший по инициативе Папы Юлия I и выступивший в защиту святителя Афанасия Великого – единственного на тот момент православного (неарианского) епископа на востоке империи. С сожалением стоит отметить и то, что явную роль в отделении Римской Церкви от общения с восточными Церквами сыграл и сам восток – вина за переориентацию Рима на общение с варварскими правителями должна быть возложена на императора-иконоборца Константина V «Копронима», увлеченного созывом иконоборческого собора 754 г. и оставившего без внимания просьбы о помощи Рима, который был осажден лангобардами.

Факт наличия общности вероучительного предания в эпоху первого тысячелетия между православными и католиками может быть подтвержден и тем, что в рамках Великого Свято-Софийского собора 879-880 гг. Римская Церковь устами Папы Иоанна VIII отказалась от употребления искаженного Символа веры, признала неправомерность наличия вставки в его восьмом разделе, выражения Filioque (и от Сына), навязанное Западной Церкви богословами императора Карла Великого. Впоследствии Рим изменит свое решение, но это произойдет в 1014 году, то есть за границей первого тысячелетия, и при непосредственном давлении Германской империи.

Окончательное оформление иных вероучительных отличий, которые разделяют сегодня православных и католиков, также произойдет уже во втором тысячелетии. Сюда относятся: догматическое положение об абсолютной церковной и светской власти Папы (кон. 11 в.), учение о сокровищнице заслуг, чистилище и индульгенциях (15 в.), учение о непорочном зачатии Девы Марии и папская безошибочность в вопросах веры и нравственности (19 в.), догмат о телесном вознесении Богоматери на небо (сер. 20 в.). Русская Церковь не забывает об имеющихся у нас с католиками вероучительных разногласиях, служащих препятствием к достижению общения в Евхаристии. Никто не отменял для русского Православия Послания восточных Патриархов 1848 г., а также решений Константинопольского собора 1895 г., осуждающих доктринальные заблуждения католиков. Русская Церковь бережно хранит в неповрежденном виде православное вероучение. И все же необходимо подчеркнуть — первое тысячелетие (при всем своеобразии развития христианской традиции на востоке и западе) в вероучительном плане является общим достоянием православных и католиков (о чем свидетельствует и присутствие западных святых, живших до раскола 1054 г., в православных святцах).

Необоснованными выглядят замечания к пунктам 25 и 26, посвященных темам прозелитизма и унии. Критики заявления утверждают, что обозначенная готовность Католической церкви отказаться от любых форм прозелитической и униональной деятельности останется лишь на бумаге. Недавние события уже подтвердили неоправданность высказанных претензий. Это подтверждается реакцией главы УГКЦ верховного архиепископа Святослава (Шевчука), выразившего откровенное разочарование в адрес позиции Папы Франциска: «Из нашего многолетнего опыта можно сказать: когда Ватикан и Москва организуют встречи или подписывают какие-то общие тексты, то нам (украинским греко-католикам – А.Б.) не стоит ждать от этого ничего хорошего». Еще одним доказательством положительного сдвига в решении украинского греко-католического вопроса является недавнее заявление руководителя ОВЦС МП митрополита Илариона (Алфеева), сообщившего о скором создании совместной православно-католической комиссии по решению проблем, связанных с украинской унией.

Претензии к пунктам 19-21 заявления, посвященным вопросам семьи и брака, недопустимости таких явлений, как аборт, эвтаназия, манипулирование человеческой жизнью при помощи биомедицинских репродуктивных технологий, выглядят обыкновенными придирками. Общественности (отечественной и зарубежной) прекрасно известно о жесткой, укоренной в евангельской нравственности позиции Русской Церкви, которая отражена, в частности, в «Основах социальной концепции» и более поздних документах, принятых высшей церковной властью. В этом смысле даже теоретически не может идти речи об изменении позиции Русской Церкви по указанным вопросам.

На данный момент Совместному заявлению, подписанному 12 февраля Патриархом Кириллом и Папой Франциском, дано достаточно положительных оценок. Поэтому в заключение хотелось бы кратко отметить следующее. Совместное заявление является принципиально важным шагом в направлении благого изменения вектора развития отношений между Русской Православной и Римско-Католической Церквами, практическим результатом которого станет, будем надеяться, улучшение положения гонимых христиан в различных регионах мира, а также укрепление и дальнейшее развитие православного свидетельства в духе любви и мира в инославной среде.


Опубликовано 07.03.2016 |

Просмотры: 374

|

Август - время вступительных экзаменов в духовных школах Русской Церкви. О своем поступлении в Московскую семинарию рассказывает священник Антоний Борисов, заместитель проректора по научно-богословской работе МДА.

Желание поступать в семинарию у меня возникло спонтанно. Дело в том, что до 9-го класса я хотел поступать на факультет журналистики. Но потом все изменилось. Летом перед 10 классом мы с отцом и дядей поехали в Троице-Сергиеву лавру. Это было накануне праздника Изнесения Честных древ Животворящего Креста Господня. В Лавре мы оказались в то время, когда был открыт академический Покровский храм - туда мы и попали на службу. До сих пор вспоминаю этот момент - в храме я увидел ребят в кителях и понял, что хочу быть таким же, как они. Желание это меня больше не оставляло, а мысли поступать на журфак или филфак исчезли. Но не все было просто: отец был «за» мое поступление в семинарию, мама - «против». Ей казалось, что священнический путь не для меня. Но вскоре все успокоилось, и оба были согласны с моим выбором.

Тут возникла проблема иного плана. На момент моего выпуска из средней школы (тогда шел 2002-й год) еще действовало правило, по которому в семинарию не брали людей моложе 18 лет. Мне было 17, и сразу поступать в семинарию я не мог - так что год надо было заниматься чем-то еще.

К счастью, тогда в Православном Свято-Тихоновском богословском институте (он еще не был гуманитарным университетом) существовал богословско-пастырский факультет, на котором можно было получить знания, которые могли бы пригодиться в дальнейшем богословском образовании. Так что сперва я поступил туда. А через год забрал документы и поехал поступать в Московскую духовную семинарию. В ПСТГУ я не остался учиться по той простой причине, что перспектива с рукоположением там была очень неясной (сейчас совсем не жалею о том, что ушел - никто из моих бывших однокурсников по ПСТГУ сана не принял). А с семинарией все было понятно - кто там учится и у кого есть желание принять сан, того точно рукоположат.

Когда я приехал в семинарию на вступительную сессию, первое слово, которое вертелось в голове, было слово: «Ужас!». Общежитие под «кодовым названием» чертоги, в которое нас поселили, - это бывшие царские конюшни. В каждой комнате проживало порядка 20 человек, ни у одной не было входной двери. К тому же люди, которые жили в этих чертогах, были из разных стран, представляли разные культуры, так что ориентироваться в том, что происходит, было сложно. Помню, как один мой будущий однокурсник (сам он из Молдавии) появился на пороге комнаты и спросил с ярко выраженным акцентом: «Есть тут кто из Кишинёва?» Вообще, примерно одна десятая из тех, кто приехал поступать, собрали вещи и уехали на первый же день. Видимо, поняли, что приехали не туда и все это не для них.

Лично я вещи собирать я не стал, хотя после вузовской «вольности» семинарские порядки сразу «привели в чувство». Сразу стали ощущаться дисциплинарные требования - необходимость следовать очень жесткому расписанию, нести тяжелые хозяйственные послушания. Преподаватели очень взыскательно относились к тому, насколько хорошо студенты были подготовлены и насколько четко они выражали свои мысли. А еще было понятно, что оценка абитуриента происходит не только во время экзаменов, но, фактически, круглосуточно: дежурные помощники пристально наблюдали за нами. И вообще весь ход жизни построен так, чтобы выявить наиболее достойных поступления.

Все это давало понять, насколько ответственно нужно было относиться к учебе в семинарии.

Каждое утро во время вступительной сессии начиналось с Литургии. Встать нужно было самое позднее в 7 часов утра. После службы был завтрак, и потом мы сразу шли на экзамены или собеседования. Экзаменов сдавали 4 или 5 и примерно столько же собеседований, так что во время вступительной сессии каждый день мы что-то сдавали, с кем-то беседовали.

Во время собеседований больше оценивали не знания, а самого человека. К примеру, на собеседовании с проректором по воспитательной работе архимандритом Саввой (Базюком) надо было ответить на два вопроса - по Уставу и Библейской истории. Отец Савва вызывал по одному и у каждого спрашивал одно и то же, так что, стоя в очереди, можно было выучить то, что следует отвечать. И было понятно, что оценивает он не знания, а человека, который к нему приходит.

После экзаменов и собеседований мы шли на обед и потом несли хозяйственные послушания. Запомнилось, что мы разгружали строительные леса, которые привезли из Дивеевского монастыря. Шел дождь, было холодно, и мы таскали эти тяжелые трубы.

В последний день вступительной сессии мы пришли в Актовый зал и старший помощник проректора по воспитательной работе отец Мелетий (Соколов) зачитал списки поступивших. Мою фамилию он пропустил… Сердце у меня ёкнуло, но тут отец Мелетий поправился и все мою фамилию прочитал. От сердца тогда отлегло.

Абитуриенты, которые действительно хотели поступить, утром перед литургией ходили на братский молебен, который служится у мощей преподобного Сергия. А после прочтения списков те, кто был зачислен, пошли в Троицкий храм благодарить преподобного за то, что поступили.

О тех днях, несмотря на все пройденные испытания, у меня остались сам лучшие воспоминания. Вступительные экзамены, а затем восемь лет обучения в стенах семинарии и академии стали для меня и моих однокурсников настоящей школой церковной жизни, благодаря которой многие из нас решились на священническое служение Церкви.

В России мы настолько привыкли к некоторым моментам церковной жизни, что думаем — точно так же, как и у нас, обстоят дела в иных православных странах. На самом, деле различия между нами и, например, православными греками имеются подчас в самых, казалось бы, простейших вопросах.

И вот вам один из наиболее ярких примеров. Православные греки не носят нательных крестов. Как же так? — спросите вы. Как можно считаться православным христианином и не носить на шее креста — видимого знака принадлежности к Церкви. Оказывается, можно.

В Греции, в отличие от России, так и не сформировалась традиция носить нательный крест. В Русской Церкви нательный крестик надевается на шею человека во время таинства крещения и носится потом всю оставшуюся жизнь. Но если внимательно посмотреть текст чина крещения, там вы не найдете никакого упоминания о том, что на шею крестившегося нужно повесить крест. Это благочестивый обычай, появившийся у нас сразу после Крещения Руси.

Ношение нательного креста стало у нас видимым выражением слов Христа — «кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною». Но была и политическая причина. Язычество на Руси жило еще несколько веков после события Крещения, несмотря на гонения, которые на него устраивала тогдашняя власть. Ношение нательного креста было показателем — принял человек крещение или нет.

В Греции, которая стала христианской страной значительно раньше России, ситуация была несколько иной. Практически все первые христиане в Греции прошли через языческие гонения. Многим из них римские власти выжигали крест на груди в качестве наказания за верность Христу и нежелание признавать императора богом. Потом, когда гонения стали менее суровыми, греческие христиане стали подражать первым мученикам и начали делать себе татуировки на груди в виде крестов. Носить крест на шее они опасались — язычники могли сорвать его и осквернить. Традиция делать крестовую татуировку существовала недолго, и в немного измененном виде сохранилась только у коптов. Эти египетские христиане, которые, правда, в общении с Православными Церквами не состоят, до сих делают себе татуировку в виде креста на правой руке.

Греки же, отказавшись от изображения креста на груди, так и не приняли традицию носить крест на шее. Православные греки рассуждают так — во время крещения их, как и всех православных, крестообразно помазывали святым миром. С этого момента они несут на себе духовный крест, печать благодати, видимого подтверждения для него не требуется. Таким образом, наша и греческая традиции друг другу не противоречат и позволяют под разным углом взглянуть на подвиг христианской жизни.

Онлайн-конференция

Пасха: как отметят главный религиозный праздник православные и католики?

Онлайн-конференция на тему: "Пасха: как отметят главный религиозный праздник православные и католики?".

Спикер:

Проректор по лицензированию и аккредитации Московской духовной академии иерей Антоний БОРИСОВ.

В этом году православные и католики отметят праздник в один день – 16 апреля. Почему даты совпали? Как принято встречать Пасху у христиан различных конфессий? Каково отношение общества к этому празднику в России и за рубежом?

Ответы на вопросы

Александр:

В этом году Пасха отмечается православными и католическими верующими в один день. Несет ли данный факт, на Ваш взгляд, какой-то скрытый смысл, насколько это частое явление?

Антоний Борисов:

Никакого скрытого смысла нет в самом факте совпадения празднования Пасхи православными и католиками в этом году. Пасхалие православное и пасхалие католическое различаются по вычислению – мы живем по юлианскому календарю, католики – по грегорианскому. Но, несмотря на разницу в календарях, иногда такое происходит, что православная и католическая Пасхи совпадают по дате празднования. Вообще существует, насколько я помню, две возможных ситуации – когда мы либо празднуем Пасху после католиков, либо вместе с ними.

Светлана:

Каково, на Ваш взгляд, отношение общества к празднику Пасхи в России, и чем оно отличается от отношения к Пасхе в западных католических странах?

Антоний Борисов:

Как в России, так и в Западной Европе люди разные, и разное их отношение к такому великому христианскому празднику. Есть люди, для которых Пасха, к сожалению, не значит ничего. Это просто очередной воскресный день, который отличается от прочих некоторым праздничным антуражем. Но никакого сакрального смысла в этом дне для них нет. Есть люди, для которых Пасха – это праздник, связанный с христианской традицией, но это всего лишь повод для того, чтобы кого-то поздравить, с кем-то встретиться, что-то отметить. Предварительно, возможно – и в Западной Европе это тоже практикуется – придя в храм и освятив там пищевые атрибуты пасхального торжества. И, к сожалению, не самая многочисленная группа христиан – и у нас в России, православных, и на Западе – воспринимает Пасху как самый великий, насыщенный, удивительный по содержанию церковный праздник. Праздник Воскресения Христова, праздник дарования миру новой надежды.

Вы много знаете о праздновании и о религиозных традициях в Сербии, Болгарии, Греции, других православных странах. Как отмечается праздник у них? Возможно, какое-то взаимодействие ведется, например, между РПЦ и Сербской православной церковью?

Антоний Борисов:

Православная церковь одна. Просто существует ряд национальных, местных православных церквей, которые образовались с течением времени. Каждая из национальных церквей находится в связи с другими православными церквями. Мы вместе служим литургию, вместе причащаемся, вместе молимся друг за друга. Если вы посетите богослужение, возглавляемое Святейшим Патриархом, то вы услышите, как он поминает всех остальных предстоятелей местных православных церквей. Точно так же поступают и прочие главы православных церквей, существующих сегодня в мире. Но такое единство не отменяет своеобразия национальных православных церквей. И в других странах существуют свои самобытные обычаи, особенности празднования Пасхи. Есть очень яркие особенности, действительно запоминающиеся. Некоторые из них связаны с историческим прошлым этих православных стран. Например, Сербия, Болгария и Греция на протяжении долгого времени находились под турецким пленением. Там в течение веков был запрещен колокольный звон. Поэтому сегодня, если вы посетите православное богослужение в какой-либо из этих стран, вы услышите, что наряду с колокольным звоном активно стучат в деревянные била. Так называются длинные деревянные палки, в которые стучат молотками. Это напоминание о тех годах, когда данные народы находились под турецким пленом, и там было запрещено звонить в колокола, в том числе и на Пасху. Есть и другие очень своеобразные обычаи в православных странах. Например, если вы приедете на Пасху на остров Корфу, вы увидите, что после пасхального богослужения люди расходятся по домам, а потом начинают из окон своих квартир и домов выбрасывать на улицу глиняные горшки. И этот грохот от падения горшков напоминает о грохоте от падения камня, который ангел отвалил от гроба Христова в преддверии Его Воскресения.

Многие думают, что Пасха – в первую очередь крашеные яйца и кулич. Как Вы считаете, достаточно ли этого? Стоит ли святить продукты тем, кто не ходит на пасхальное богослужение, или это не принципиально?

Антоний Борисов:

На этот вопрос я постараюсь ответить не как преподаватель духовной академии, а как священник. Я, как и все православные священники в России, в Великую Субботу служу, веду богослужение, освящаю куличи, крашеные яйца, творожные пасхи – все те замечательные продукты и пищевые символы праздника, которые у нас принято освящать в этот день и в сам день Пасхи. Я вижу людей, которые приходят на службу сразу с утра, принося с собой куличи, яйца, пасхи. Есть люди, которые приезжают только для того, чтобы освятить эти продукты. Для меня, условно говоря, нет разницы между людьми, которые стояли в храме с утра, и теми людьми, которые приехали уже после, только для того, чтобы освятить эти продукты. Ко всем людям, которые приезжают к нам, наша церковь относится доброжелательно. Всех мы рады видеть в этот светлый день в преддверии Пасхи. Единственное, что хотелось бы сказать – освящение куличей, пасх, крашеных яиц – это обычай, который должен нам напоминать о том, что Пасха Христова – это праздник, когда Господь нам дает великую радость, великую счастье своего Воскресения, радость пребывания с Богом. Куличи, крашеные яйца, творожные пасхи – это в каком-то смысле вознаграждение, связанное с этим славным и радостным днем. Вознаграждение за понесенный труд поста. И, конечно же, такова человеческая психология – что любая награда дороже, когда ты ее получил не просто так. Когда ты ради нее потрудился, когда ты совершил пусть небольшой, но все же подвиг – подвиг поста. Поэтому мы, конечно же, рады видеть всех в день Пасхи в наших храмах. И рады всем тем, кто приходит, даже не постившись, освящать куличи, крашеные яйца, творожные пасхи и прочие пищевые символы праздника. Но хотелось бы напомнить, что люди в каком-то смысле сами себя лишают главной составляющей пасхального праздника – что кулич и яйца будут вкуснее, и все остальное будет восприниматься ярче и ближе к сердцу только после поста, после того, как потрудишься и принесешь Богу этот подвиг. Поэтому очень хотелось бы, чтобы освящение пищевых символов Пасхи было все-таки не самоцелью, не культурным атрибутом, а следствием того пути, который человек проходит до Великой Пасхи.

Валентина:

Как провести последние дни перед Пасхой, особенно пятницу, а также сам праздник?

Антоний Борисов:

Я священник женатый, у меня есть семья. И я понимаю, что в Пасху очень сложно отвлечься от суеты, каких-то бытовых забот. Нужно успеть сходить в магазин, купить подарок для тех людей, которые нам дороги, чтобы поздравить их с Пасхой. Конечно, нужно и дома убраться, и что-то вкусное к празднику приготовить, чтобы порадовать домашних. Но все-таки это самые важные дни в году, когда мы прикасаемся к тайне Воскресения Христова. Тайне, которую нам в этой жизни приходится постигать со стороны, но с которой нам самим когда-то придется столкнуться, когда мы перейдем границу между земной жизнью и жизнью вечной. Когда мы сами на своем опыте узнаем этот переход из одной реальности в другую. Сегодня, находясь в предпасхальных днях, нужно побыть наедине с собой, наедине с Богом, побыть в молитве. Готовиться не только в плане бытовом, житейском. Если уж мы беремся вытирать пыль у себя дома, пытаясь приготовиться к празднику – давайте от всего лишнего, от наносной пыли, которая в душе перед праздником скопилась, попытаемся избавиться. Избавиться от нее можно при помощи исповеди, укрепить нашу душу при помощи причастия, придя в храм, начав именно в храме праздновать светлое Христово Воскресенье, чтобы все у нас в жизни было правильно и расставлено согласно верным приоритетам и ориентирам. Потому что если праздник этот будет жить в нашей душе и в нашем сердце, то и в плане житейском, бытовом он будет выглядеть значительно более насыщенным, ярким и наполненным, чем, к сожалению, иногда бывает.

Светлана Семеновна:

Долгое время в советские годы была традиция посещения кладбищ в пасхальное воскресенье. Стоит ли это делать, и противоречит ли это церковным канонам?

Антоний Борисов:

Церковным канонам это не противоречит. Более того, если вы приедете в нашу церковь, то увидите, что там есть такой обычай – после пасхального богослужения идти в пещеры, где в течение веков хоронят умерших монахов, и там совершается поминовение усопшей братии. Зайдя в эти пещеры, где лежат многие поколения монахов, братия произносит «Христос Воскресе» этим ушедшим поколениям, разделяя с ними радость пасхального воскресения. Обычай посещения кладбища вызван нашим общим советским прошлым, когда храмов не было, они были разрушены или закрыты. Возможности посетить богослужение просто не было. А кладбище оказывалось местом, с одной стороны, связанным с чем-то духовным. Было ощущение, что хотя бы на кладбище можно увидеть крест, именно на кладбище можно побыть в месте, где тебя никто не будет трогать, не придут комсомольские отряды, не будут говорить тебе об идеологии государства. На кладбище можно побыть наедине с собой и мысленно побеседовать с душами ушедших родственников. Конечно же, это было вынужденное явление. Ничего плохого нет в том, чтобы ходить на Пасху на кладбище и посетить могилы родственников. Другое дело, что все должно сопровождаться рассуждением и пониманием, зачем мы это делаем. Все-таки было бы правильным сначала пойти в храм, начать именно в храме празднование светлого Христова Воскресения, а потом, конечно, можно поехать на кладбище и разделить этот праздник с теми людьми, кто когда-то рядом с нами жил и по-прежнему дорог.