В этом году Марфо-Мариинская обитель отмечает 25-летие возобновления сестринского служения. О том, каково это — помогать нуждающимся, как не сломаться, постоянно видя страдания больных детей, и о специфике монашеской жизни в центре Москвы рассказала журналисту РИА Новости Марии Шустровой настоятельница обители игумения Елисавета (Позднякова).

Матушка Елисавета, как давно вы трудитесь в Марфо-Мариинской обители? И почему выбрали для себя именно путь помощи нуждающимся?

— Я была назначена настоятельницей обители в феврале 2011 года. Считаю, что мое назначение было совершенно случайным. Прежняя настоятельница, на долю которой выпала полная реставрация ансамбля Марфо-Мариинской обители, по состоянию здоровья попросила патриарха освободить ее от управления. Поэтому поставили меня.

Свой путь мы не выбираем, Господь нам его дает. Еще в самом начале моего монашеского пути, когда я жила в общине в Самарской области, одним из моих послушаний была помощь нуждающимся. Я собирала посылки в тюрьмы, отвечала на письма заключенных. Мне также приходилось оказывать первую медицинскую помощь больным, которые приезжали к нам поклониться чудотворной иконе Божией Матери "Избавительница от бед страждущих".

Таких больных становилось все больше, появилась потребность получить какое-то специальное образование. Так я попала в Свято-Димитриевское училище сестер милосердия к нынешнему владыке Пантелеимону (председатель Синодального отдела по благотворительности — ред.). С этого времени и начался мой путь в направлении Марфо-Мариинской обители.

Не тяжело постоянно видеть страждущих, больных детей? Что помогает не сломаться и организовать работу таких проектов, как центр по реабилитации детей с ДЦП, детский сад для детей-инвалидов?

— Хотя профессиональное выгорание — довольно частое явление, но мне оно не очень понятно. Конечно, бывает тяжело, не все могут постоянно улыбаться и говорить, как они любят этих детей. Мне кажется, это и не нужно. Наше отношение к подопечным спокойное. Мы знаем их нужды, понимаем, чем мы можем им помочь. Это наша обычная жизнь, а не какой-то подвиг. Совершенно нет такого, что мы все терпим, сжав кулаки. Чаще всего эмоциональный отклик у людей появляется в первый раз, например, когда они видят ребенка с детским церебральным параличом.

Когда сравниваешь его со здоровым ребенком, конечно, возникает жалость, а некоторым хочется плакать. Но мы с этими детками общаемся постоянно, относимся к ним как к обычным ребятам. Да, с ограничениями, вызванными их заболеванием. Но если им помогать, организовать вокруг них среду, в которой у детей будет больше возможностей, то они мало чем отличаются от человека, сломавшего руку. Мы же не плачем над человеком, сломавшим руку или ногу.

Эти детки отличаются только тем, что они в течение всей своей жизни будут нуждаться в помощи. Тут уже вопрос к нашему обществу, готово ли оно на протяжении всей жизни этих людей эту помощь оказывать.

При Марфо-Мариинской обители действует детский дом для девочек. Как получилось, что теперь в нем воспитываются девочки с синдромом Дауна?

— Первый проект, который возродился вместе с Марфо-Мариинской обителью в 90-е годы — это детский дом для девочек. До 2015 года здесь жили обычные девочки. Но к 2015 году центр семейного устройства, подготавливающий приемных родителей к усыновлению и работающий с кровными родственниками, пристроил практически всех подопечных. Тогда перед нами встал вопрос, что делать дальше. И мы решили взять к себе детишек с синдромом Дауна.

Мы их тоже отдаем в приемные семьи. Недавно от нас ушли четыре девочки, надеемся, что скоро уйдет еще одна. Сейчас в детском доме живут 12 детей, девять из которых с синдромом Дауна.

- А много желающих усыновить такого ребенка?

— Людей, которые готовы усыновить необычного ребенка, немного, но они есть. Причем это, как правило, люди, которые изначально хотят усыновить ребенка с особенностями. Удивительно, но чаще всего это многодетные семьи. У некоторых уже есть пять-семь и даже больше детей.

В нашем обществе сейчас часто можно услышать, что мы от любви устаем. На самом деле это не так. Многодетные семьи это демонстрируют ярчайшим образом. Чем больше в семье детей, тем больше в семье любви. Может быть, ее не так заметно, как когда в семье один ребенок, и вокруг него все прыгают. В многодетной семье любовь качественно другая. Родители чаще всего понимают: их любви хватит еще на несколько человек. Тогда они решаются взять ребенка из детского дома, при этом им все равно, каким он будет.
Я знаю одну музыкальную семью. Точно не помню, но у них уже намного больше пяти детей. Они усыновили замечательного слепого мальчика, его все любят, и он оказался одаренным музыкально.

У Марфо-Мариинской обители есть еще несколько социальных проектов, направленных на помощь самым обездоленным.

— Еще один наш крупный проект — реабилитационный медицинский центр для детишек с ДЦП. Он был открыт в 2010 году. На сегодняшний день его посещают до 40 пациентов в день. Детки проходят там комплексную реабилитацию. Кроме того, на базе медицинского центра существует паллиативная выездная служба, оказывающая на дому помощь наиболее тяжелым подопечным.

Еще у нас есть несколько проектов, направленный на помощь людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Один из них — справочная служба милосердия. В нее поступают многочисленные звонки с просьбами о помощи. Либо наоборот, люди спрашивают, что куда принести, чем помочь. Эта же служба помогает вызвать на дом священника в случае необходимости.

Также при обители действует служба работы с просителем. Или, как мы говорим, служба работы со случаем. В эту службу приходят нуждающиеся с улицы. Как правило, эти люди не бездомные. Часто это пожилые люди и малоимущие, которым нужны вещи первой необходимости, лекарства, еда. Также к нам обращаются с просьбой оплатить какое-то дорогостоящее лечение. Все поступающие заявки проверяются, после этого принимается решение о размере оказываемой помощи.

- Возникают ли проблемы с финансированием проектов? Существует ли проблема нехватки рук?

— Нам всем всегда не хватает денег и людей. Но Господь нас не оставляет. Мы все время находимся на грани, когда понимаем, что дальше нам придется закрыть какой-то проект. Я уже давно перестала спрашивать у главного бухгалтера, есть ли у нас на что-то деньги: знаю, что их нет. Тем не менее, все как-то получается, находятся жертвователи.

Не могу сказать, что нам катастрофически не хватает рук. Около обители всегда много людей. Мы тесно сотрудничаем с волонтерами, они есть в каждом проекте.

В 2014 году Священный Синод постановил, что обитель будет преобразована в ставропигиальный женский монастырь. Почему было принято такое решение? Ведь основательница обители, преподобномученица Елисавета Феодоровна, не замышляла ее как монастырь.

— Изначально Великая княгиня рассматривала монашеский вариант обители, но поняла, что монахини не могут выходить на служение в мир, поэтому решила создать общину сестер милосердия. Елизавета Федоровна мечтала, чтобы в обители был монашеский скит, и даже купила в 1908 году для него землю. По замыслу, потрудившиеся сестры должны были принимать монашество и удаляться туда. К сожалению, создать этот скит великая княгиня так и не успела.

Сегодня времена сильно поменялись. Раньше, чтобы заниматься такого рода служением, нужно было оставить свои дела в миру. Частная благотворительность обычных людей не была распространена. Ей занимались состоятельные аристократы.

В наше время все иначе. Социальная деятельность Русской православной церкви теперь является прерогативой мирян. На приходах существуют различные сестричества, объединяющие мирянок, которые проживают дома, имеют семьи, но свободное время посвящают помощи нуждающимся. Теперь необязательно уходить из мира, чтобы заниматься делами милосердия.

Если в нашу обитель приходят сестры, то они, как правило, хотят быть монахинями. У нас есть и монашествующие, и сестры милосердия. Сестры милосердия, проживающие в обители, посвящены по тому чину, который был разработан еще при Елизавете Федоровне. А монашествующие сестры не принимают деятельного участия в социальной работе. Монашеская община — духовное основание этой обители, вся остальная деятельность строится вокруг нее.

- Не тяжело монахиням жить в монастыре, который находится в самом центре такого мегаполиса, как Москва?

— Монастыри на Руси, как правило, основывались около больших городов. Монастырь в городе и сегодня — совсем не диковинка. Конечно, сейчас города стали больше, многолюднее, шумнее. Тем не менее, это не противопоказание для жизни монастыря. Конечно, возникают дополнительные сложности. Если вы пройдетесь по московским обителям, то сразу заметите, что на их территории погружаетесь в атмосферу тишины и покоя.

Так и здесь всегда довольно тихо. Кто бы сюда ни приезжал, сколько бы людей здесь ни было, если обитель живет правильной жизнью, то все погружаются в эту атмосферу и не могут ее разрушить.

Возьмем, например, Троице-Сергиеву лавру. Сколько там автобусов, наших братьев-китайцев. Но они не могут разрушить атмосферу святого намоленного места, где во всем чувствуется присутствие преподобного Сергия. Так и в нашем монастыре.

В этом году в жизни Марфо-Мариинской обители милосердия произошли важные события. 23 февраля исполнилось 105 лет со дня основания обители. 30 мая Священный Синод принял решение о присвоении Обители статуса ставропигиального монастыря. А 1 ноября в Марфо-Мариинской обители пройдут торжества в честь 150-летия со дня рождения Великой княгини Елисаветы Феодоровны. Об истории Марфо-Мариинской обители и о ее жизни сегодня мы беседуем с игуменией Елисаветой (Поздняковой).

Матушка Елисавета, как сообщалось на сайте Патриархии, 30 мая 2014 года решением Священного Синода Русской Православной Церкви Марфо-Мариинская обитель милосердия преобразована в ставропигиальный женский монастырь с сохранением особого уклада жизни, восходящего к основательнице обители преподобномученице Елисавете. Что имеется в виду под «особым укладом жизни»?

Создавая свою Обитель, Великая княгиня Елисавета Феодоровна видела ее отличной от обычного монастыря. К монашеству она относилась очень трепетно и желала его для себя, но считала, что монашеское служение несовместимо с социальной деятельностью.

Великая княгиня стремилась найти такую форму общежития и служения, которая позволяла бы сестрам соединить монашеский уклад жизни со служением ближним. После долгих поисков она обратилась к опыту древней церкви, к служению диаконисс. В древней Церкви диакониссами назывались женщины, решившие посвятить свою жизнь служению Богу и жившие при храме. Было две ступени посвящения диаконисс. Первая - диакониссы по одеянию - предполагала посвящение женщин от 25 до 40 лет, в обязанности которых входила в основном помощь нуждающимся членам церковной общины. Вторая ступень (после 40 лет) - диакониссы по рукоположению (хиротессии) - предполагала вступление женщины в клир, помощь священнику при совершении таинства крещения, поддержание порядка на женской половине (в древней Церкви мужчины и женщины стояли в разных частях храма, имевших отдельные входы), содержание в чистоте алтаря.

Елисавета Феодоровна считала приемлемой для сестер своей Обители только первую, начальную ступень посвящения диаконисс, которые бы жили в Обители по уставу общежительного монастыря, носили особую одежду и занимались служением нуждающимся. В качестве второй ступени Елисавета Феодоровна предполагала постриг в мантию - монашество. Великая княгиня считала невозможным для современных женщин рукоположение, введение в клир, из-за их излишней самостоятельности и своеволия.

Сегодня мы можем говорить о том, что Великая княгиня хорошо чувствовала состояние современной женщины и видела далеко вперед, доказательством чему служит женское священство в протестантской церкви, которое своими корнями восходит к общине диаконисс пастора Флиднера, основанной в первой половине XIX века, и подобным общинам в англиканской церкви. Но не этим руководствовалась Великая княгиня, выбирая в качестве второй ступени для своих сестер монашество. Елисавета Феодоровна очень любила монашество. Стремясь к нему всей душой, она желала его для себя и своих сестер, но не считала возможным совместить эти два служения. Она видела возможность монашеского уединения и усиленного молитвенного подвига как награду для своих сестер после понесенных трудов на благо ближних. Для этого Великая княгиня предполагала создать уединенный скит за пределами Москвы.

Сегодня в нашей Обители сохраняются особенности, заложенные Елисаветой Феодоровной: у нас есть сестры монашествующие, а есть сестры милосердия, или белые сестры, как мы их называем.

- Внешне, как я понимаю, их можно отличить по одеянию?

Монашествующие ходят в монашеской черной одежде, а белые сестры - в той форме, которую создала для них Великая княгиня.

- Она разработала для сестер милосердия особую форму? Что же она собой представляет?

Одежда сестер милосердия подобна иноческой: они носят подрясник серого цвета и белый апостольник, закрывающий лоб. При Великой княгине сестры носили еще крест и в холодную погоду серое покрывало поверх апостольника.

- Монашествующие сестры не занимаются социальной деятельностью?

Монашествующие сестры выполняют церковные, хозяйственные и административные послушания. Но в случае необходимости любая сестра может подменить другую на ее послушании, и тогда монашествующие сестры тоже с радостью и готовностью участвуют в социальном служении. Сейчас в Обители всего тридцать сестер (монашествующих и сестер милосердия), и для той деятельности, которую мы ведем, это совсем немного.

Послушания сестер милосердия в первую очередь связаны с социальной деятельностью. Это патронажная служба вне обители, когда сестры выезжают для помощи на дому одиноким, престарелым и нуждающимся людям, а также социальные проекты на нашей территории.

Матушка Елисавета, Вы сказали, что сейчас в обители живут тридцать сестер, а сколько было при Великой княгине?

На момент закрытия в Обители проживало сто пятнадцать сестер. Конечно, они пришли не сразу, а собирались постепенно.

А то, что сейчас у Вас только тридцать... Значит ли это, что у Вас существуют какие-то ограничения с приемом новых сестер в обитель?

Нет, особых ограничений мы не ставим и готовы принять новых сестер, но поскольку наша обитель немножко особенная, то и требования к сестрам у нас завышенные. Всем нашим сестрам - как монашествующим, так и сестрам милосердия - приходится много, очень много общаться с людьми. И потому так важно, чтобы поступающая в обитель сестра была к этому готова. Ведь многие из тех, кто стремится в монастырь, ищут молитвенного уединения в келье. В нашей обители это возможно далеко не всегда.

Хотя в Волоколамском районе у нас есть монашеское подворье, где живут только монашествующие сестры. Там более строгий устав и нет никаких социальных объектов: сестры живут, молятся и трудятся на обычных монастырских послушаниях.

- И всё же: трудно ли попасть к Вам в обитель?

Я не думаю, что это трудно. Желающих стать сестрой Марфо-Мариинской обители мы приглашаем на собеседование, на котором совместно с пришедшей стараемся понять, правильно ли она понимает, куда пришла, и действительно ли ищет именно той жизни, которая есть в Обители.

После собеседования мы предлагаем увидеть все своими глазами, попробовать пожить жизнью сестер. Для этого желающая поступить в Обитель приезжает сюда каждый день к утреннему правилу и целый день живет вместе с сестрами по их расписанию, а после вечернего правила уезжает домой. При этом она находится в послушании у благочинной, выполняет различные хозяйственные поручения.

Если нареканий нет, новой сестре разрешается поселиться в Обители. Испытательный срок продолжается, мы присматриваемся к ней. Когда же становится очевидно, что сестра «на своем месте», ей позволяется написать прошение на вступление в число сестер Обители, а мы со своей стороны подаем прошение Святейшему Патриарху с просьбой принять ее в число наших насельниц.

А если какая-либо сестра обители решит отойти от социального служения, чтобы посвятить свою жизнь молитве, она это может сделать?

Если сестра подойдет ко мне и скажет, что хочет монашеского пострига, моей задачей будет понять, чем вызвано это ее решение. Если она устала от общения с людьми, которые нуждаются в нашей помощи, и решила, что в монашестве ей будет намного легче, нужно будет объяснить сестре, что это не так, и дать ей возможность отдохнуть, чтобы она могла вновь собраться с силами. Ведь служение людям - это очень и очень тяжелая работа, и со временем у каждой сестры может закончиться запас сил.

Если же я увижу, что сестра всем сердцем и душой стремится к монашескому подвигу, не легкому, а на самом деле даже более трудному, что она готова к беспрекословному послушанию и монашескому тернистому пути, то тогда, конечно, препятствий быть не может, и мы будем говорить о принятии ей пострига.

Матушка, я читал, что при Елисавете Феодоровне сестры милосердия спустя какое-то время могли покинуть монастырь и вернуться в мир. Этого правила нет сегодня в Марфо-Мариинской обители?

Еще до моего прихода в Обитель состоялось посвящение сестер милосердия на всю жизнь, то есть сегодняшние сестры не имеют право покидать обитель и впоследствии могут принять только монашеский постриг. Сейчас идет речь о том, чтобы вернуться к правилам, принятым Великой княгиней: если сестра милосердия не принимает монашеский постриг, она должна иметь возможность, если захочет, вернуться в мир. И пусть, как при Великой княгине, сестры послужат кто год, кто три, кто пять, а по истечении этого срока, если захотят, смогут вернуться в мир и выйти замуж...

В Соловецком монастыре с давних пор существовали так называемые «годовики» - люди, которые приезжали туда на год по обету. Если человек хотел поблагодарить Господа за какое-то событие в своей жизни, он давал обещание в случае успешного разрешения тяжелой ситуации приехать на Соловки и год потрудиться в монастыре, а потом вернуться обратно в мир. И таких «годовиков» было немало.

Я думаю, подобное временное служение - вещь очень правильная, особенно для женщин. В наши дни многим православным девушкам очень трудно настроить себя на правильный лад, обрести верный внутренний православный стержень для создания семьи. А такое - пусть и непродолжительное - социальное служение ближним, строгая жизнь по уставу обители может стать тем инструментом, который настроит девушку на правильный лад.

Одно время в стенах Обители почти целый год жили сестры, которые учились на патронажных курсах при Свято-Димитриевском училище. Из всех сестер, - а их было семь, - в нашем монастыре осталась лишь одна. Остальные вернулись в мир. Некоторые вышли замуж, иные открыли сестричества в своих регионах или вступили в уже существующие. Так что подобный подход, несомненно, дает хорошие плоды.

В наше время есть немало православных девушек, которые чувствуют себя немного потерянными. И среди них есть девушки, которые мысленно примеряют на себя монашество, но не уверены, смогут ли осилить эту дорогу. Вот для них возможность временного служения людям в нашей Обители является оптимальным вариантом. Я думаю, что под конец годичного срока девушка поймет, хочет ли она оставаться в монастыре, или нет.

Два пути

- А почему обитель носит название Марфо-Мариинской?

Выбирая название для своей Обители, Елисавета Феодоровна решила посвятить ее святым праведным Марфе и Марии - сестрам праведного Лазаря Четверодневного. Христос неоднократно бывал в доме Лазаря, и в Евангелии есть рассказ о том, как Мария села однажды у ног Христа и стала слушать Его учение, тогда как Марфа в это время одна заботилась об угощении Гостя. Это было не в традиции иудейских женщин - сидеть с мужчинами и слушать их разговоры, но Мария не могла оторваться и продолжала с жадностью ловить слова Христа. «Марфа же заботилась о большом угощении, и подошедши сказала: Господи! Или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? Скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа!

Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк. 10, 40-42). Как толкуют святые отцы, Христос не осудил ни ту, ни другую, и этот Евангельский эпизод указывает на два пути служения Богу, - путь молитвенный, созерцательный и путь деятельной любви.

Великая княгиня считала, что деятельное служение людям не может быть полноценным, если оно не основывается на служении Господу, выражающемся в первую очередь в молитве. Служение сестер Марфо-Мариинской обители есть соединение двух служений Богу: созерцательного и деятельного. Два служения: служение монашеское и служение милосердия, «служение Марии» и «служение Марфы» - объединяются под кровом Обители, органично сосуществуя и не мешая одно другому, причем второе из них обретает особенную силу благодаря тому, что подкрепляется первым.

А какие формы социального служения, предложенные свыше ста лет назад княгиней Елисаветой Феодоровной, сохранились у Вас сегодня?

Прежде всего надо понимать, что всё, что делала Великая княгиня, не было ею выдумано просто так, - она исходила из потребностей своего времени. Она думала о конкретных несчастных людях, ютившихся в подвалах на Хитровом рынке, и искала способы помочь им: пристроить сирот и детей пьяниц, помочь девушкам, приехавшим из деревни и не имевшим средств к существованию, получить образование и выйти замуж, чтобы не допустить их до голодной смерти или падения. Когда началась война, в лазарет Обители стали принимать самых тяжелых раненых.

Современные проекты Обители продиктованы нуждами нашего времени. Сегодня, как и во времена Великой княгини, у нас есть детский дом, потому что, к сожалению, и в наши дни это актуально, как и сто лет назад, и едва ли не больше. Занимаемся мы и детьми-инвалидами, - им также нужна наша помощь. Великая княгиня Елисавета Феодоровна помогала увечным воинам. В 1908 году была открыта специальная больница-лазарет для увечных воинов.

Одно из основных направлений нашей деятельности сегодня - это помощь детям-сиротам. При обители есть детский дом. Мы тесно сотрудничаем с Департаментом социальной защиты, с органами опеки нашего района. Детей нам передают официально из органов опеки.

- А Вы берете только девочек?

Только девочек: у нас женская обитель. И вот если появляется какая-нибудь девочка-сирота из церковной семьи или если она по каким-то причинам хочет жить в православном детском доме, ее отдают нам.

- И сколько у Вас сейчас таких детей?

Около 17 человек, но эта цифра постоянно колеблется. Я объясню почему. Помимо детей, которые поступают к нам через органы опеки, есть так называемый самотёк.

- Это что значит? Принесли и анонимно оставили у ворот монастыря?

Бывает и так. Но бывает, что родители попали в трудную жизненную ситуацию, и они приводят сюда своего ребенка и просят: «Помогите нам! На время возьмите к себе нашего ребенка».

- И Вы соглашаетесь?

Конечно, людям надо помогать в трудных ситуациях. Это главный завет Великой княгини Елисаветы Феодоровны. Ведь лучше мы поможем родителем и на время оставим у себя их малышку, пока они не преодолеют жизненный кризис, чем эти родители будут лишены родительских прав и их ребенок на всю свою детскую жизнь будет отдан в детский дом.

Ведь порой семья бывает хорошая, и родители очень любят своих детей, но по недоразумению или своей наивности такие родители попадают в трудное положение: допустим, взяли кредит или деньги в долг, а потом, чтобы вернуть взятые взаймы средства, они вынуждены много работать или уезжать на заработки, а о ребенке просто некому позаботиться. В такой ситуации мы всегда идем навстречу. Я считаю, что, если есть такая возможность, надо помочь семье встать на ноги, чтобы малыша воспитывала родные, а не чужие люди.

При нашей обители есть специальный Центр семейного устройства, который помогает попавшим в трудную ситуацию родителям встать на ноги.

- А как Вы можете помочь? Не станете же Вы выплачивать за них кредит?

Нет, конечно! Но мы можем помочь им с трудоустройством. Ведь часто человек, попав в трудную жизненную ситуацию, теряется, у него опускаются руки, он не знает, что делать. Иной раз такому человеку надо просто дать направление, совет, подсказать, в каком направлении двигаться. Специалисты нашей службы вместе с этими родителями выстраивают четкий план действий, со сроками. И потом отслеживают, как взрослые его выполняют, пока их дети живут в нашей обители.

А дети не обижаются на своих родителей, которые их как, простите, котенка, взяли и отдали в другой дом? Они ведь не понимают, что это на время?

Чувство обиды у детей, конечно, бывает, и вполне справедливое. Наша задача сделать так, чтобы ребенок продолжал любить родителей, понял бы их. Когда мы беседуем с родителями, то объясняем и пугаем их всячески, говоря, что отдавать ребенка в детский дом - это самый крайний шаг. Каким бы замечательным ни был этот детский дом.

С другой стороны, ребенок у нас постоянно слышит от воспитателей, какие хорошие у него мама и папа, но просто сейчас они не могут быть вместе со своим малышом. Воспитатель объясняет ребенку, что, допустим, «мама сейчас больна и находится в больнице, а ребенок не может жить в доме один без взрослых. А вот когда мама поправится, тогда она придет и заберет свою девочку, и они снова будут вместе. А пока ты поживешь с нами». Ведь у нас есть дети, у которых мамы сидят в тюрьме. Наша задача, чтобы ребенок не разлюбил свою маму. И, как правило, это удается. Ведь детская душа постоянно ищет и ждет маму, и маленькая девочка готова всячески оправдать отсутствие своей мамы и будет ждать ее до последнего. И нам важно эту надежду, это ожидание сохранить.

- А если к Вам попадает девочка без родителей? Она живет у Вас, пока не повзрослеет?

Никакой самый замечательный детский дом не заменит родителей. Если к нам попадает ребенок со статусом сироты, мы стараемся подобрать ему приемных родителей. У нас в Обители действует своя аккредитованная государством школа приемных родителей, где обучаются семьи, желающие принять на воспитание ребенка, где будущим приемным родителям рассказывают, как общаться с ребенком, чтобы он обрел счастье в новой семье. На сегодняшний день это единственная в Москве православная школа приемных родителей.

- А есть у вас девочки, которые не хотят уходить к приемным родителям?

Есть. И в таких случаях мы не настаиваем. Для нас главное желание ребенка.

- И до какого возраста такая девочка может жить в Вашем детском доме?

Официально до 18 лет. Но поскольку мы все-таки не государственный детский дом, мы не смотрим на эти сроки, и ребенка выпускаем лишь тогда, когда он способен жить самостоятельно. Например, в этом году одна воспитанница нашего детского дома вышла замуж. Другая уже учится в институте. До недавнего времени она жила в Обители, но в какой-то момент решила жить самостоятельно, и мы помогли ей снять квартиру. Со всеми нашими воспитанницами мы поддерживаем тесные связи и знаем, как и чем они живут.

- Вы говорили, что одно направление Вашей деятельности - это сироты. А второе?

Второе - дети-инвалиды. Еще в 2010 году при нашей обители был создан детский медицинский реабилитационный центр для детей с детским церебральным параличом. Из этого проекта родилось уже несколько самостоятельных проектов, и теперь на базе медицинского центра, кроме реабилитации детей с ДЦП, действует паллиативная выездная служба, которая помогает семьям с неизлечимо больными детишками.

- И много у Вас сейчас таких семей?

Наши специалисты на выезде обслуживают около 80 семей. Есть у нас и группа круглосуточного пребывания, правда, пока только временная. Вы не представляете, как это трудно, когда родители на протяжении жизни ребенка-инвалида - а это может быть 10, 12, 15 и более лет - не имеют никакой возможности от него отойти. Ведь после рождения больного малыша нередко семья рушится, и мама остается с ним один на один. Часто ей не хватает средств, потому что у женщины в подобной ситуации нет возможности выйти на хорошо оплачиваемую работу. Кроме того, такая мама постоянно испытывает катастрофическую потребность просто в отдыхе.

Для этого и существуют в нашей Обители группа круглосуточного пребывания (а параллельно с ней работают группы дневного пребывания), куда мама может привезти своего ребенка хотя бы два раза в неделю, чтобы хоть чуть-чуть передохнуть или сделать какие-то свои неотложные дела.

- Сколько детей может принять Ваша группа дневного пребывания?

Каждый месяц у нас бывают дети примерно из 30 семей. Эта цифра связана с небольшими размерами помещения под эту группу. Сейчас ремонтируется здание, выделенное для размещения группы Правительством Москвы, но пока мы ограничены цифрой в 30 семей.

- А желающих, вероятно, больше?

Мы перестали записывать желающих в очередь на планке 160. К сожалению, всем нуждающимся мы пока помочь не в силах. Хотя Правительство Москвы выделило нам для этих целей новое здание на Смирновской улице, но оно требует ремонта и перепланировки. Этим мы сейчас и занимаемся. Думаю, там мы сможем принимать порядка 60 семей в месяц.

- Почему Вы говорите «в месяц»?

Один ребенок посещает Группу дневного пребывания два раза в неделю. Благодаря этому мы можем увеличить количество семей, посещающих группу. С другой стороны, у мам обычно нет необходимости привозить к нам ребенка каждый день, а двух дней в неделю достаточно, чтобы мама могла сделать свои дела, с кем-то пообщаться или просто отдохнуть, а иногда и устроиться на работу.

В течение дня в группе каждый ребенок-инвалид получает индивидуальное занятие у логопеда и психолога. Эти специалисты дают свои рекомендации воспитателям - как общаться с тем или иным ребенком. А вечером эта информация передается родителям. Наши специалисты постоянно отслеживают динамику изменений у малыша. И со временем этих детишек мы уже выпускаем из нашего дневного садика, потому что их состояние значительно улучшается, и они уже не подпадают под критерии, которые мы предъявляем к дневному садику.

- А какие это критерии?

В наш садик мы берем только детей со средней или тяжелой степенью заболевания. Мы занимаемся только теми детьми, которые остро нуждаются в социальной адаптации. Когда ребенок начинает сам ходить, говорить, может, пусть и медленно, самостоятельно кушать и сам себя обслуживать, то это уже намного легче для мамы, и такому ребенку достаточно домашней адаптации. Мы его выпускаем и на его место берем нового тяжелого малыша.

Кроме того, для семей с детьми-инвалидами мы организовали летнюю дачу на подворье в городе Севастополе.

- Вы возите их к морю?!

На нашем подворье имеется дачного типа дом. Он функционирует с мая по сентябрь. На одну смену, которая длится две недели, мы вывозим 9 семей.

- Бесплатно?

Бесплатно жилье, питание, экскурсии. Родители оплачивают только дорогу. С этими семьями едет 6-7 добровольцев, которые помогают детям-инвалидам. В штате этого дома отдыха есть свои профессиональные повара, уборщицы, которые следят за территорией.

- А что же тогда делают добровольцы?

Их задача помогать мамам детей-инвалидов. Они занимаются детишками, организуют их досуг, чтобы дать возможность отдохнуть маме.

- Я несколько ошеломлен всеми вашими проектами. И с ними справляются сестры Вашей обители?

Да что Вы! Тридцати сестрам, даже самым трудолюбивым и самоотверженным, с таким объемом работы не справиться. Помимо сестер Обители на наших проектах трудится порядка 250 человек. Это и медики, и психологи, и педагоги, и врачи... Помимо людей, которые у нас работают, есть еще немало волонтеров-добровольцев.

Матушка Елисавета, простите, я задам Вам вопрос щепетильного характера. Ведь все эти службы - дело весьма и весьма затратное...

Само существование Обители - дело очень затратное.

- ...И откуда Вы берете средства на все эти проекты?

Все наши проекты благотворительные, и ни родителям, ни нашим подопечным они ничего не стоят. Но есть люди, которые хотят помочь нуждающимся и жертвуют деньги на наши проекты, кто-то больше, кто-то меньше - смотря по своим возможностям. Но не будет жертвователей - не будет и наших проектов.

Социальное служение не мешает монастырской жизни

Матушка Елисавета, давайте коснемся еще одной, непростой, темы. В настоящее время обсуждается документ о монастырях и монашествующих, и в нем, в частности, поднимается вопрос социального служения в монастыре. Некоторые считают, что монастырская жизнь плохо сочетается с социальным служением. А что Вы думаете по этому поводу?

Я думаю, что имеют право на жизнь два взгляда. Первый - исихастский (строго монашества - прим. Ред.), при котором приоритет отдается жизни сосредоточенной, молитвенной. Это - глубоко созерцательное служение Господу, и многие монастыри сегодня придерживаются этой традиции. В таких обителях монахи много молятся и трудятся только на обеспечение жизни своего монастыря.

Но в истории не только русской, но даже и древней Церкви, мы встречаем немало примеров, когда монашествующие в монастырях занимались активной социальной деятельностью. И я не считаю, что подобное служение Господу как-то негативно сказывалось на жизни насельников или их внутреннем устроении.

Как мне кажется, всё зависит от того, как выстроена монастырская деятельность. Если сестра постоянно вращается в людском потоке и не имеет ни времени, ни сил на молитву и уединение, то такую жизнь сложно назвать монашеской. Но если жизнь сестер выстроена так, что одно время они посвящают молитвенному служению и уединению, а другое - социальному, то чем же это плохо? Я не считаю социальное служение, бескорыстную помощь нуждающимся людям препятствием к монашеской жизни.

При этом мы все, и в первую очередь, игумении, не должны забывать, зачем мы пришли в обитель. Мы здесь для того, чтобы служить Христу и спасать свою душу. И эта мысль должна быть главной при устройстве монастырской жизни и распределении послушаний сестрам.

Если сестра, оказывая помощь своему ближнему, понимает, что эту заботу она проявляет во имя Христа, то такая сестра спасется. Как ни парадоксально, сестры монашествующие, как правило, более готовы к любому, самому тяжелому социальному служению, чем сестры милосердия, которые не имеют серьезных навыков послушания и порой примеряют на себя различные задачи: это мне под силу, а это я не смогу... Сестры монашествующие всегда с радостью делают всё: и полы моют, и картошку полют, и ухаживают за тяжелыми больными. И секрет только в том, что все делается ради Христа.

Поэтому, повторюсь, я считаю, что не социальное служение мешает монашеству, а наше внутреннее неустройство.

Марфо-Мариинская обитель находится в центре большого мегаполиса. Не мешает ли монахиням, что они вынужденно живут и контактируют с городом, где много всяких искушений?

А сестры нашей Обители ни в какие внешние процессы, выходящие за рамки их послушаний, не вовлекаются. Кроме того, территория монастыря - это оазис среди городского шума и Московской суеты. Порой люди, которые заходят к нам с улицы, поражаются, насколько у нас здесь тихо и умиротворенно.

- Но ведь по роду послушаний сестрам же приходиться ездить в метро, толкаться в людском потоке...

Что поделаешь! Это неизбежное следствие того служения, которое мы сами себе избрали.

Матушка Елисавета, а как организовано духовное образование сестер Вашей обители? У кого сестры учатся монашеству?

Некоторые сестры, и я в их числе, учатся в Свято-Тихоновском Богословском университете. Также для всех сестер мы прямо здесь в Обители устраиваем различные лекции. К нам приезжают преподаватели из Свято-Тихоновского университета, Троице-Сергиевой Лавры, священнослужители, которые читают сестрам курсы лекций по различным богословским дисциплинам.

Для расширения опыта монашеской жизни мы несколько раз ездили в Грецию, посещали греческий монастырь в местечке Куфалия под Салонниками. Там находится монастырь Святителя Григория Паламы. Однажды попав туда, я поняла, что этот монастырь может послужить примером для нас. Там действует очень верная, на мой взгляд, пирамида духовного управления.

Матушка игумения является духовной матерью для своих сестер, но сама она находится в послушании у своего духовника, который наставляет и направляет ее. Об этом можно много говорить, но, как мне кажется, это тема отдельной беседы.

Хорошо. И почти последний вопрос: Вас зовут так же, как и Великую княгиню Елисавету Феодоровну. Вас назвали в ее честь?

Да, в ее честь.

- Чувствуете ли Вы ее поддержку, присутствие в Обители?

Поддержку Великой княгини Елисаветы Феодоровны постоянно ощущаю не только я, но и все сестры Марфо-Мариинской обители. Я думаю, что вся наша жизнь, жизнь всей нашей Обители только и возможна лишь благодаря молитвам Великой княгини Елисаветы Феодоровны. Ведь по сути очень многое у нас здесь держится на волоске. Как я уже говорила, не будет наших спонсоров, наших благодетелей, и закроются многие наши социальные проекты. Я считаю, что всё, что происходит в нашей Обители, делается по милости Божией и благодаря заступничеству Елисаветы Феодоровны. Именно поэтому мы каждое утро идем к раке с частицей мощей Великой княгини и просим ее о помощи и заступничестве. И она никогда не оставляет нас без поддержки.

Беседовал Петр Селинов

Фотограф: Владимир Ходаков

Основанная Великой княгиней Елисаветой Феодоровной – особое в нашем городе место, которое до сих пор хранит память о святых царственных страстотерпцах. В преддверии Царских дней, когда вся Церковь, весь русский народ молитвенно чтит память безвинно убиенной Августейшей семьи, мы беседуем с настоятельницей обители игуменией Елисаветой (Поздняковой) о преемственности традиций, заложенных св. прмц. Елисаветой Феодоровной.

Опираясь на традиции, идем в ногу со временем

– Матушка Елисавета, в чем замысел создания обители? Какая, говоря современным языком, концепция закладывалась Великой княгиней при ее основании?
– Елисавета Феодоровна хотела найти такую форму служения, при которой сестры могли бы соединить монашеский уклад жизни, включающий богослужения, молитвенные правила, со служением ближним. Она считала, что монахини не должны выходить в мир и заниматься социальной деятельностью. Это служение исполняли сестры милосердия, которые жили в Обители по уставу общежительного монастыря, а постриг в монашество являлся второй ступенью для сестер, желающих усиленного молитвенного подвига.

– В мае прошлого года Священный Синод присвоил Марфо-Мариинской обители статус ставропигиального женского монастыря. Что-нибудь изменилось?
– Принципиально ничего не поменялось. У нас осталось два разряда сестер: монашествующие и сестры милосердия. Последние сегодня исполняют служение, начатое Великой княгиней Елисаветой Феодоровной. Это главная традиция, которая сохраняется в обители.

– Коснулись ли новшества социального служения?
— Елисавета Феодоровна (это видно из всего, что она делала) всегда руководствовалась вызванной временем необходимостью. Социальная деятельность и сегодня в обители приоритетна. Тем не менее мы не стараемся копировать все, что делала Елизавета Федоровна. Мы руководствуемся тем, что говорит наша действительность. Ведь спустя сто лет у нашего общества появляются новые нужды и проблемы.

Три липы по Ордынке

– Любимый москвичами праздник благотворительности «Белый цветок» в его нынешнем формате – ваше новое начинание?
– Эта традиция родилась в недрах царской семьи. Именно она выступила с инициативой этого праздника, который впервые прошел в Москве в 1911 году. Российская аристократия, начиная с самого императора, делала различные поделки, открытки, и потом проводили снискавший огромную популярность благотворительный базар, где за каждую вещь покупатели получали цветы. Эта традиция широко прижилась тогда по всей России. Сейчас под тем же названием в обители проходит ежегодный праздник благотворительности, где собираются средства на тот или иной социальный проект, нуждающийся на данный момент в поддержке.

– Все ли здания сохранились со времен основания обители?
– Да, все сохранились, хотя, конечно, они подвергались серьезной реставрации. При Великой княгине у Марфо-Мариинской обители были также здания и за ее пределами, в них частично располагались социальные службы. Сейчас почти все те помещения находятся в частной собственности. В советское время рядом с собором был построен большой жилой дом, и теперь он немного заходит на территорию монастыря.

– А деревья?
– Все старые деревья на нашей территории растут со времени основания обители. Также на Большой Ордынке Великой Княгиней Елисаветой Феодоровной было посажено около двадцати лип. Сейчас из них уцелело только три…

На Большой Ордынке можно увидеть деревья, посаженные Великой княгиней Елисаветой Феодоровной

Эмалевый крестик в петлице
И серой тужурки сукно…
Какие печальные лица
И как это было давно.
Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны –
Наследник, императрица,
Четыре великих княжны…

Георгий Иванов

Как сохранить мир

– Император Николай II принимал участие в жизни обители, посещал ее. Сохранились ли какие воспоминания об этих событиях?
– Только фотографии и письма. Великая княгиня была близка с императором, постоянно с ним переписывалась, рассказывала не только о текущих делах обители, но делилась и самыми сокровенными порывами своей души, описывала внутреннее состояние.

– Теперь оба они – святые Церкви Русской. А ведь межу ними были и серьезные разногласия! Например, Елизавета Федоровна убийство Григория Распутина назвала «патриотическим актом»…
– Если они близко общались, это не означает полного согласия. Конечно, у них, как и у всех людей, были какие-то разномыслия. Но Великая княгиня не хотела вносить раздор в семью, старалась избегать конфликтных ситуаций. Это получалось не всегда. Некоторым людям было выгодно поссорить Елисавету Феодоровну с Царской семьей. Николай II с семьей жил в Санкт-Петербурге, Елисавета Феодоровна с Сергеем Александровичем – в Москве. Поэтому создать миф, пустить слух, который потом дошел бы до Царской семьи и посеял раздор, было не так уж и сложно. При этом Государь, как человек житейски мудрый, старался держаться середины и никогда не давал воли своим чувствам.

– Чему нас учит опыт социального служения Великой Княгини Елисаветы Феодоровны?
– Сейчас многие занимаются социальной деятельностью. Иногда эта деятельность захлестывает нас так, что мы забываем о своем основном назначении. Забываем, что, когда мы собирались этим заняться, хотели служить Богу. Это, мне кажется, одна из самых страшных бед, которая может произойти с церковным человеком, и самое страшное искушение, которое подстерегает его на этом пути. Важно понимать, что все добрые дела мы должны делать не ради самих себя и своих амбиций, а ради спасения своей души и спасения людей, которым мы пытаемся в меру своих слабых сил помогать. Больные дети, которые приходят к нам, больны не просто так – Господь попускает их болезнь как необходимое лекарство для тех, кто их окружает; и около нас они оказались, наверное, потому, что они нам нужны. Мы им чем-то можем помочь. Но это мизерная доля по сравнению с той огромной помощью, которую они нам дают. Каждый страждущий человек оказывается рядом с нами не просто так, но для нашего спасения. Если мы будем забывать об этом и увлекаться делами, тогда такое церковно-социальное служение потеряет всякий смысл и ничем не будет отличаться от работы любых государственных социальных центров.

Анастасия Чернова

Информационные справки:
1. Елизавета Фёдоровна (при рождении Елизавета Александра Луиза Алиса Гессен-Дармштадская, в семье её звали Элла, официально в России - Елисавета Феодоровна) - принцесса Гессен-Дармштадтская; в супружестве (за русским великим князем Сергеем Александровичем) великая Дома Романовых. Почётный член и Председатель Императорского Православного Палестинского Общества с 1905 по 1917 годы. Основательница Марфо-Мариинской обители в Москве. Почётный член Императорской Казанской духовной академии (звание Высочайше утверждено 6 июня 1913 года). Прославлена в лике святых в 1992 году.

Игумения Елисавета (Позднякова)

О том, что монахами могут быть совершенно разные по складу люди, о пути в монашество, трудностях игуменства, а также о том, чем жизнь в Марфо-Мариинской обители милосердия отличается от будней других монастырей, «МВ» беседует с настоятельницей обители игуменией Елисаветой (Поздняковой)

Село Ташла определило жизнь

Матушка, прежде чем говорить о самой обители, позвольте задать Вам вопросы личного характера.

Спрашивайте.

Имя Елисавета Вы получили уже в обители или Вас так назвали родители при рождении?

Родители назвали меня Еленой. В иночестве я получила имя Екатерина, а когда в 2013 году приняла монашеский постриг, стала Елисаветой. Таков был выбор владыки Пантелеимона (епископ Орехово- Зуевский – прим. ред.). И, как Вы понимаете, этот выбор неслучаен.

Как получилось, что Вы пришли к Богу, стали монахиней? И предполагали ли Вы когда-нибудь, что будете жить в Марфо-Мариинской обители милосердия?

Хотя я всегда почитала царскую семью и очень любила Великую княгиню Елисавету Феодоровну, но не предполагала, что когда-нибудь окажусь в Марфо-Мариинской обители. Не было у меня и решения о принятии монашества – лишь сильное желание поступить в монастырь. Но, как известно, пути Господни неисповедимы.

Наверное, кто-то в родне у Вас был связан с Церковью, кто и привел Вас к Богу?

Не угадали. Я росла в нецерковной семье. Более того, я твердо знала, кем хочу стать после школы. У меня было два предпочтения: собиралась стать либо криминалистом, либо театральным режиссером. Но однажды по окончании 9 класса мама разрешила мне поехать по святым местам, а именно в село Ташла Самарской области (я сама родом из Самары) . Эта поездка и определила всю мою жизнь. Попав туда и увидев, как и ради чего живут церковные люди, я сразу поняла, что только так и стоит жить. В 15 лет я решила уйти из дома, чтобы жить монастырской жизнью, в надежде, что когда-нибудь Господь сподобит менять принять монашество. И тогда я отправилась в ту самую маленькую монастырскую общину при храме Святой Троицы в селе Ташла. Это сейчас там больше 30 сестер, а на тот момент нас было всего трое.

Почему Ваш выбор пал именно на эту общину?

Выбор? Это был не выбор, а некое чудесное стечение обстоятельств. Хотя люди по-разному называют такие вещи – чудесное или случайное. Для меня это было проявление воли Божией.

Расскажите подробнее, пожалуйста.

Как говорилось выше, я из нецерковной семьи, но, когда меня крестили (в 9 лет), у меня появилось непреодолимое желание побывать в церкви. Дело в том, что крестили меня в крестильной рядом с храмом, но у родителей не было времени зайти внутрь. Лишь покидая храмовую территорию, я одним глазком заглянула в церковь и увидела, как там все красиво. В Самаре на тот момент было всего два храма, и оба очень далеко от нашего дома. А мои родители были строгие и одну меня никуда не пускали. Но как-то раз, по счастью, я одна оказалась в центре города (это отдельная история) и вместо того, чтобы испугаться, огляделась вокруг, увидела церковь и решила зайти. Это был Петропавловский собор. Я зашла, помолилась, а выйдя из храма, увидела, что мимо центральных ворот проезжает троллейбус, который идет до моего дома. Я несказанно обрадовалась, потому что просто не представляла, как буду добираться из центра города. Помню, бежала за троллейбусом почти целую остановку, боясь его упустить. Мне даже в голову не пришло, что троллейбус мог идти в обратную сторону. Но повезло: он привез меня к дому. С тех пор я стала регулярно ездить в этот храм.

Родители не возражали?

Маме через какое-то время я рассказала, и, к моему удивлению, она этому даже обрадовалась. Каждый раз, когда я собиралась в храм, мама давала мне с собой бутерброды и выгребала из кошелька всю мелочь. Я приезжала на службу и раздавала эти копеечки людям, просившим подаяние возле церковных ворот. Что касается отца, он в наши дела не вникал, все время работал, зарабатывал деньги, воспитанием детей занималась мама. Дальше случился еще один знак свыше. Однажды мама принесла домой самарскую православную газету «Благовест». Там был целый разворот с рассказом о Свято-Троицком храме в селе Ташла, где находится чудотворная икона Божией Матери «Избавительница от бед», а рядом – целебный источник, куда приезжают окунуться люди, страдающие различными недугами. Для нас тогда это было что-то из разряда фантастики, мы ни о чем подобном прежде не слышали. В газете были описаны реальные случаи исцеления, а в конце – приписка о том, как посетить это святое место, где и когда организуются паломнические группы. Мама мне говорит: «Вот здорово! Давай съездим». «Не могу, – отвечаю, – у меня экзамены». В итоге мама поехала с моей младшей сестрой. А когда они вернулись, восхищению не была предела. Мама тогда впервые побывала в паломнической поездке, и ее просто поразило единение людей: как они вместе пели, вместе молились. В заключение мама сказала: «Тебе надо обязательно туда съездить. Я специально узнала адрес гостиницы, где ты сможешь остановиться и даже пожить несколько дней». И вот, когда я успешно сдала экзамены, собрала сумку и поехала.

Одна?

Да. Для меня это тоже было чудом и проявлением воли Божией. Ведь одну меня никуда не отпускали, папа даже встречал меня всякий раз, когда я возвращалась из театральной студии. А тут поехала в область, куда пришлось добираться довольно долго. Приехала в Ташлу, пожила там какое-то время, потом вернулась домой, отработала положенную практику в школе и решила окончательно переехать в монастырскую общину. Послала сестру, чтобы она тайно забрала из школы мой аттестат.

Почему тайно? И почему сестру?

Мои учителя чувствовали, что со мной что-то происходит, что я хочу уйти из школы. Поэтому сказали, что аттестат после 9 класса не отдадут. Тогда моя сестра заявила: «А я пойду и все равно его возьму». Думаю, все получается правильным образом, когда жизненные обстоятельства выстраиваются по воле Божией. Когда сестра пришла в школу, там не было ни директора, ни завуча – только секретарь, которая совершенно спокойно отдала ей мой аттестат. И я уехала. Правда, потом маму вызывали в отдел по делам несовершеннолетних, обвиняли в том, что она сдала меня в монастырь. Но, слава Богу, все закончилось благополучно. Так я стала жить в монашеской общине.

Как отец отреагировал на Ваш уход?

Поначалу сильно разозлился и даже приехал в Ташлу, чтобы забрать меня домой. Настоятель храма побеседовал с папой (они проговорили больше двух часов), после чего отец подошел ко мне и сказал: «Это твое решение. Я принимаю его. Но смотри, чтобы потом не пришлось об этом пожалеть». Мысль, что я буду об этом жалеть, очень сильно волновала отца. Но, слава Богу, сколько уже лет прошло... Это было в 1993 году. Считайте, 25 лет.

Матушка Елисавета, как из Ташлы Вы попали в московскую обитель?

Это тоже отдельная история, которая лишний раз подтверждает тот факт, что все в жизни человека определяет воля Божия. Я прожила в самарской общине 11 лет. В мое послушание входило оказание первой медицинской помощи людям, которые приезжали к нам поклониться иконе Божией Матери, омыться в святом источнике. Ведь многие страдали разными недугами, и порой им становилось плохо, надо было как-то помогать до приезда врачей. Медицинских знаний у меня было маловато, и я постоянно думала, что хорошо бы мне их как-то улучшить. Но где? К тому времени меня уже постригли в иночество и учиться в светском учебном заведении я не хотела. А тут из Москвы приехала наша прихожанка (ее звали Валентина Михайловна) и привезла мне в подарок журнал «Нескучный сад», в котором было объявление о наборе в Свято-Димитриевское училище сестер милосердия. Я заметила, что было бы здорово там поучиться, но, к сожалению, меня не отпустят. У нас в общине было строго: домой не пускали, не то что в Москву. На что Валентина Михайловна говорит: «А вдруг отпустят?! Давай я сейчас батюшку спрошу!» Подошла к нашему батюшке и, показывая объявление, сказала: «Батюшка, смотрите! Обучение в училище сестер милосердия. Давайте, инокиня Екатерина туда поедет». И батюшка, к нашему громадному удивлению, вдруг согласился: «Хорошая идея. Пусть поедет, поучится».

Сначала я приехала в Марфо-Мариинскую обитель. Здесь тоже было училище сестер милосердия, но сюда принимали только после 11 класса. И тогда я поехала в Свято-Димитровское училище, куда брали и после 9 класса. Дальше все произошло чудесным образом: я успешно сдала экзамены, хотя за 11 лет жизни в общине успела позабыть всю биологию, и проучилась в училище 4 года, приезжая в Ташлу лишь на каникулы. А по завершении учебы тогдашний духовник Свято-Димитровского училища отец Аркадий Шатов (ныне – владыка Пантелеимон) сказал, что мне больше не нужно возвращаться в Ташлу. Он же и предложил перебраться в Марфо-Мариинскую обитель, делами которой на тот момент занимался по благословению Святейшего Патриарха.

Так, в 2010 году вместе со своими девочками (на тот момент я была куратором иногородних, приезжавших учиться в Свято-Димитровское училище, мы жили в общежитии на территории Первой градской больницы) я и перебралась на Большую Ордынку. А когда в начале 2011 года настоятельница Наталия (Анатольевна, Молибога) подала прошение Святейшему Патриарху об освобождении от должности по состоянию здоровья, владыка Пантелеимон предложил Святейшему мою кандидатуру. И Патриарх ее одобрил. В 2013 году меня постригли в монахини с именем Елисавета.

Три категории сестер

Когда Вы приехали в Марфо-Мариинскую обитель, сколько здесь было сестер?

10, из них 8 – сестры милосердия. Кто-то потом ушел за настоятельницей. Сейчас в монастыре 30 насельниц.

Вы ощущаете связь с Великой княгиней Елисаветой Феодоровной?

Очень тесную. Скажу больше: в монастыре все ощущают присутствие великой матушки и ее поддержку. Возможно, у меня связь с ней чуть более тесная, поскольку я плотно занимаюсь изучением ее жизни, идей, мыслей, которые она заложила в основание нашей обители. Постоянно провожу параллели между тем, что хотела сделать святая матушка, и тем, что нам удается делать сегодня.

Все наши проекты, и старые, и новые, осуществляются только по молитвам преподобномученицы Елисаветы Феодоровны. Нередко многие дела положительно разрешаются вопреки той ситуации, которая сегодня складывается. Каждый год мы говорим о том, что, пожалуй, из-за финансовых трудностей придется закрыть тот или иной проект, но каждый раз с Божией помощью находятся средства и все наши проекты продолжаются. Слава Богу, мы еще ни разу не задержали зарплату своим сотрудникам.

Марфо-Мариинская обитель стала ставропигиальным, можно сказать, полноправным монастырем чуть более года назад. Почему не раньше?

Полноправными являются все обители, независимо от того, ставропигиальные они или нет. Ставропигиальный означает, что монастырь подчинен непосредственно Святейшему Патриарху. До мая 2014 года у нашей обители не было определенного статуса, потому что Елисавета Феодоровна хотела видеть монастырь обителью диаконисс. Так в древности называли женщин, которые несли особое служение в христианской церкви в I–VIII вв. Великая княгиня хотела, чтобы это название было присвоено обители официально, но не сложилось. На то были свои причины, но это история для отдельного разговора.

С 1992 до середины 2014 года наша обитель была Патриаршим подворьем. В то время очень сложно шла передача храмов Церкви, а с таким названием было намного проще открывать закрытые храмы. Марфо-Мариинская обитель всегда подчинялась Патриарху, но в 2014 году Святейший решил придать ей официальный статус. При этом он вынес на Священный Синод предложение о присвоении обители статуса ставропигиального женского монастыря с сохранением особенностей, заложенных преподобномученицей Елисаветой Феодоровной. Получилась уникальная по своей сути форма монастырского общежития. С одной стороны, наша обитель является полноценным монастырем. С другой, – наряду с монахинями, у нас живут сестры милосердия, которые делятся на три категории в соответствии с тем, как это видела Елисавета Феодоровна. И посвящаются они по чину, который был разработан великой матушкой и утвержден Святейшим Синодом.

Три категории сестер милосердия: чем они отличаются друг от друга?

Первая – это сестры-помощницы. При Елисавете Феодоровне их называли «сестры-сотрудницы». Однако в наше время слово «сотрудницы» приобрело несколько иной смысл, чем в начале XX века, поэтому мы называем их помощницами. Это женщины, которые в силу разных обстоятельств не могут оставить свои домашние дела и жить в монастыре, но при этом ищут жизни церковной, более сосредоточенной, и хотят делать добрые дела. Они и становятся сестрами-помощницами, в обитель приходят не каждый день, но встречаются на общих богослужениях. Сестры милосердия первой категории заняты в патронажной службе и помогают всюду, где возникает необходимость.

Как долго может длиться испытание?

У всех по-разному: от полугода до бесконечности. Третья категория – сестры крестовые. Они приняли посвящение по чину, разработанному Великой княгиней, и носят форму, которую она ввела и которую носила сама: серый подрясник и белый апостольник, закрывающий лоб. Только у них нет наперсного креста, с которым ходила матушка. Крестовые сестры живут в обители по уставу и, в основном, несут послушания социальной направленности. В отличие от монахинь, у них есть выходные, отпуск и при желании они могут покинуть обитель.

Сколько в обители монахинь и сестер милосердия?

10 сестер милосердия и 20 монашествующих и тех, кто готовится к постригу.

Но в обители столько самых разных проектов! Как же сестры таким малым числом справляются со всеми делами?

А у нас и нет задачи, чтобы всеми делами обители занимались лишь сестры. В монастыре трудится порядка 400 человек – сотрудников, которые получают за это вознаграждение. Это врачи, педагоги, инструкторы – люди, имеющие специальное образование. Зачем заменять их сестрами? Монахини пришли в обитель для молитвы и жизни более сосредоточенной. Если они будут все время работать, скажем, в медицинском центре, то ни о каком монашеском жительстве говорить нельзя. Другое дело, что у каждой сестры свои послушания, и в этом случае любая из них – и белая, и монашествующая – готовы помогать всюду, где их помощь может потребоваться.

Наверное, для монахинь город – это большое испытание?

Не думаю. Во-первых, надо понимать, что монахи в монастырях не только молятся. Конечно, их главная задача – молиться, но они могут это делать, не обязательно запершись у себя в келии. Можно молиться и на послушании.

Монастырь в условиях города не такая уж и диковинка. Многие обители на Руси создавались близ больших городов, и монахи тесно общались с горожанами. Хотя у нас есть сестры, которые очень редко выходят за пределы монастыря. Но я не считаю, что даже для них это что-то тяжелое. Конечно, ездить монахине на метро не самое приятное занятие, но сестры воспринимают это совершенно спокойно, как послушание.

У нашей обители есть несколько подворий, расположенных достаточно далеко от Москвы. Одно из них – в селе Каменки в Волоколамском районе. Устав этого подворья более строгий, аскетичный. Сестры там не занимаются никакой социальной деятельностью. Они молятся и несут послушания, связанные с обслуживанием самого подворья. Если, к примеру, какой-нибудь сестре требуется период уединения для особо сосредоточенной молитвы, она едет в Каменки.

Имеет ли место разделение сестер по послушаниям?

Все послушания социального характера я предпочитаю отдавать «белым» сестрам, но если понимаю, что свободных «белых» нет, они все при делах, то обращусь к любой свободной монахине.

Бывает ли, что какая-нибудь сестра говорит, что устала и не хочет выполнять послушание? И если такое случается, как Вы поступаете?

«Не хочу, не буду», – такого у нас, слава Богу, не бывает, хотя случается всякое. Мне также важно, чтобы сестра не молчала, а говорила о своих трудностях, не пытаясь выполнить данное ей поручение, как говорится, скрипя зубами. Если я вижу, что сестра действительно устала или что у нее есть уважительная причина, мешающая выполнить послушание, я заменю ее другой сестрой. Надо смотреть по ситуации. Если же я замечаю, что сестра просто капризничает (бывает и такое) и говорит, скажем, что у нее плохой голос и поэтому она не может петь на клиросе, то на это я отвечу: «Какой у тебя голос – это мне решать, а твоя задача просто послушаться». Как правило, на этом сестра успокаивается и идет петь. Почему так получается? Порой сестры сами к себе сильно придираются. Им кажется, что они плохо справляются с данным послушанием. Но, поверьте, все это житейские мелочи.

Синергия или крест?

Матушка Елисавета, есть ли у Вас жизненное правило, кредо или девиз, которым Вы руководствуетесь по жизни?

Все мы живем по одним и тем же правилам, все руководствуемся единственным законом, который написан в Евангелии. Но еще мне близка мысль, сказанная одним авторитетным священнослужителем: «Когда воля человеческая и воля Божия идут параллельно друг другу, то получается синергия. А когда воля человека идет вразрез воле Божией, то получается крест и начинаются страдания». Мне кажется, эта мысль очень образная и правильная. Для меня, как христианки, важно делать не то, что я хочу, проявляя своеволие, а пытаться во всем найти волю Божию. С этой позиции я и стараюсь смотреть на все, чем занимаюсь: то ли это говорит во мне тщеславие или все же с волей Божией мы идем параллельным путем.

Как это можно проверить?

Непросто узнать волю Божию. Думаю, надо жить более внимательно, присматриваться к своим поступкам, не идти за сиюминутными желаниями: вот я захотел и буду делать так. Надо уметь остановиться и задуматься. Лично я всегда советуюсь с духовником. Кроме того, есть советы опытных духовных наставников, которые говорят, что, если ты что-то задумал, надо немножко отступить и подождать. Если чувствуешь, что есть движение вперед, если видишь, что жизненные кубики вдруг начинают складываться правильным образом, значит, в твоих действиях присутствует воля Божия.

Бывает, задумаем мы какой-нибудь новый социальный проект. Вроде бы все хорошо, со всеми посоветовались, все обсудили, да, жаль, нет средств. И вдруг приходит человек и говорит, что хочет пожертвовать деньги на что-нибудь вроде... и описывает как раз то, что мы задумывали. Это ли не проявление воли Божией?! А вот если человеку приходится пробивать головой стену, долбить и мучиться, то, скорее всего, в его действиях нет воли Божией. И лучше отступить, пока не случилось чего-нибудь серьезного.

Не могу сказать, что я опытная монахиня, хотя в монастыре уже давно. Поэтому для меня особенно важно искать волю Божию, так как есть большая опасность навредить душам сестер. По этой же причине я стараюсь использовать любой полезный опыт, с которым меня сводит Господь. Помню, мы были в паломнической поездке в Греции и посетили один монастырь в Метеорах. Сестра этого монастыря, проводя для нас экскурсию, сказала: «Сестры у нас все разные. Одна – веселая, другая – тихая, третья – замкнутая. Но наша матушка и не стремится сделать всех одинаковыми. Она хочет, чтобы все мы, каждая в своем своеобразии, устремились к Богу». Меня эти слова тогда просто поразили. Я-то как раз была уверена, что все монахини должны быть, примерно, одинаковыми: ровненькие, аккуратненькие, громко не разговаривать, вовремя наклонять головки. И только в Метеорах я поняла, насколько неверны эти мои мысли. Нельзя чесать всех под одну гребенку. А если действовать так, как говорила греческая игумения, то получается большой «букет» из разных «цветов», где каждый человек-«цветок» по-своему стремится к Богу.

Матушка, своим ответом Вы опередили мой следующий вопрос. И все же я его задам: как Вам кажется, тяжел ли игуменский крест и в чем состоят главные сложности современного игуменства?

На мой взгляд, игуменство само по себе представляет большую сложность. Думается, никакой монах, никакая монахиня, поступая в монастырь, не желают быть игуменом или игуменией.

Почему?

Потому что монахи хотят спастись в смирении, в послушании, а игуменство, как и любое руководство, – большое испытание для человека. Это сейчас я немного попривыкла, а когда меня только назначили игуменией, было невероятно сложно. Меня всю жизнь учили принимать все, как есть. Если видишь, что надо что-то сделать, то никого не проси, сделай сама и иди дальше. Учили не оценивать поступки других людей и уж тем более не раздавать другим послушания. Воспитание сильно укореняется в человеке, поэтому сейчас мне приходится быть более внимательной, чтобы чего-то не упустить, не пропустить.

По моему мнению, в игуменстве самое важное – это сестры и главная задача – помочь им прийти ко Христу. Здесь нужна большая мудрость, без помощи Божией это невозможно. В монастырь приходят люди разные. Порой возникает такая ситуация: тебе пришедший в обитель кажется каким-то странным, непонятным. Имеешь ли ты право решать: «Нет, не надо вам в монастырь»? Вот как я могу это сказать? Ведь человек пришел не ко мне – он ко Христу хочет прийти. То же и с сестрами. Одна сестра – такая, другая – по характеру совсем иная. Игумении важно найти золотую серединку, чтобы не повредить, не сломать душу каждой сестры, а вырастить из нее цветок, тянущийся к Богу. Вот что составляет самую большую трудность и самое большое переживание в жизни игумении. В сравнении с этой задачей все остальное, что происходит в жизни обители, – не столь важно.

Вашему игуменству уже 5 лет. Как Вы сами изменились за эти годы? Что ушло, какие новые качества появились?

О себе сложно говорить. Знаю точно одно: смирения во мне стало намного меньше (смеется). Конечно, в ведении хозяйственных дел я стала опытнее, хотя на первых порах было очень страшно. Слава Богу, владыка Пантелеимон дал опытных помощников, которые сумели меня правильно сориентировать. Я ведь тогда не знала ничего. Помню, в самом начале надо мной стоял наш бухгалтер и говорил: «Надо подписать тут, тут и тут». И сейчас я ей за эту науку очень благодарна. Если бы не она, я, наверное, не справилась бы. А если бы на ее месте оказался злонамеренный человек, то вообще уже давно сидела бы в тюрьме.

Как Вы чувствуете, понимаете, что принимаете правильное решение?

Я над этим особенно не задумываюсь. Просто руководствуюсь наставлениями своего духовника и святых Отцов. Когда в монастыре все тихо и спокойно, когда я вижу, что мои сестры умиротворены, что между ними царит мир и лад, что мы вместе молимся в храме, тогда и мне спокойно: я понимаю, что все хорошо. А вот если начинаются какие-то раздоры, значит, на нашем «корабле» пожар и надо что-то срочно предпринимать.

Соотношение 60 на 40

Марфо-Мариинская обитель милосердия – это совершенно особый монастырь.

Так говорить не совсем правильно. Он, скорее, отличный от других.

Согласен. Потому как в нем велика социальная деятельность. Как и задумывала Великая княгиня, которая назвала обитель в честь праведных сестер Марфы и Марии. Одна олицетворяла собой внешнее, социальное служение, другая – молитвенное. Возможно ли в процентном соотношении оценить, сколько сил в вашем монастыре направлено на монашеское служение, а сколько – на социальное? В каком объеме присутствует Марфа, а в каком – Мария?

По отношению ко мне и к сестрам это будут разные цифры. Моя задача (и я стараюсь ее выполнять) – сделать так, чтобы монахини принимали минимальное участие в социальной работе. Если процентно поделить жизнь сестер, то окажется, что 70% отводится монашеской жизни, 30% – включенности в другие дела обители. Моя вовлеченность в эти дела намного больше. Здесь соотношение примерно 60% на 40% в пользу социальных проектов, хотя должно быть ровно наоборот. Но на сегодняшний день в условиях нарастающего кризиса, когда приходится много времени уделять выживаемости наших проектов, приходится много сил и времени уделять социальной деятельности. Это очень прискорбно, и я надеюсь, что этот период скоро пройдет.

С какими еще трудностями сталкивается Марфо-Мариинская обитель сегодня?

Главная проблема – это вынужденная включенность сестер в суету. Нет, к сожалению, у нас в монастыре такого закутка, где бы насельницы могли уединиться. Территория сестринского корпуса открыта, как и трапезная. И кругом суета, круговращение людей. Лишь под вечер, когда монастырские ворота закрываются, у сестер появляется возможность побыть наедине с Богом. Сказывается ли это на сестрах? Полагаю, что да. Они от этого страдают, хотя понимают и принимают человеческую суету как волю Божию, как необходимость, в которую поставил их Господь. Что касается богослужебной жизни, то о лучшей мы и мечтать не можем. У нас замечательные священники, прекрасное богослужение. В социальных же проектах основная проблема – это финансовая составляющая, кризис отразился на нас очень серьезно.

Вы предполагаете, что из-за кризиса придется отказаться от некоторых проектов?

Пока, славу Богу, держимся. А как будет, когда финансирование закончится, ума не приложу. Но мы постоянно работаем в этом направлении, чтобы найти средства и подпитать наши проекты.

Кому помогает обитель? Ведь ситуации бывают разные: кого-то ограбили, кто-то потерялся и прочее.

Вы правы, ситуации разные. Случается, человек оказался в Москве без денег и документов и ему надо как-то добраться домой. У иного не хватает средств на лекарство или операцию. У кого-то сгорел дом.

Чем вы можете здесь помочь? Вы же не министерство финансов.

Мы не министерство финансов, но что-то мы все же можем сделать. Конечно, у самой обители денег нет, но мы стараемся привлекать средства других людей. Если нужна операция, объявляем сбор помощи на сайте «Милосердие.ру».

Честно говоря, я потрясен. По сути, вы делаете то, что должно делать государство – заботитесь о людях. И имея столько разноплановых социальных проектов, продолжаете придумывать новые, хотя это очередные заботы, проблемы, головная боль. Зачем это монастырю?

Обитель ничего не пытается придумывать специально: слава Богу, у нас есть куда приложить свои силы. Все проекты рождаются из жизненной необходимости. Когда мы видим, что где-то людям совсем плохо, что никто не помогает нуждающимся, а помощь им нужна, вот тогда мы и запускаем новый проект.

Не возникало мысли создать при монастыре беби-боксы, как на Западе?

Нет, такой идеи не было.

Почему? Вы считаете, это неудачное начинание?

Нет, отчего же, идея очень хорошая. Знаю, что одно время ее активно обсуждали. Были и сторонники, и противники, которые считали, что беби-боксы увеличат количество отказных детей. Я так не думаю, напротив, это снизит гибель младенцев, которых матери убивают, не зная, куда их девать. Почему мы не сделали подобного проекта в обители? Нам не нужны беби-боксы, нам и так детей приносят, привозят и даже подбрасывают.

Когда приносят детей, вы никогда не отказываете?

Никогда. Правда, бывают разные проблемы и ограничения, связанные с законодательством. Но, работая совместно с органами опеки и попечительства, мы придумываем варианты и определяем ребенка туда, куда ему полагается.

И последний вопрос, матушка Елисавета. Какой бы Вы хотели видеть Марфо-Мариинскую обитель, скажем, через 2–3 года?

Не люблю загадывать. Мне кажется, все должно быть так, как угодно Богу. Мы стараемся делать то, что отвечает дню нынешнему. Поэтому ставим и решаем задачи, которые важны сегодня. А загадывать, что будет через 2–3 года или через 20 лет, смысла не имеет. Конечно, есть и мелкие задачи, которые нам еще предстоит решить. На подворье в Волоколамском районе мы сейчас обустраиваем мастерские для сестер: иконописную, пошивочную, собираемся ввести в эксплуатацию пекарню. Перестройки в планах и на Тверском подворье, где у нас богадельня. Но это все рабочие моменты – то, что называется повседневной жизнью. Дай Бог, чтобы все, кого привел Господь в обитель – и насельницы, и сестры сестричества, и сотрудники, и помощники, и добровольцы, и жертвователи, и подопечные – все, кто вместе участвует в этом большом деле, идя каждый своим путем, приближались к Богу. И чтобы пребывание в монастыре послужило всем нам во спасение. Дай Бог, чтобы служение сестер было служением Господу и совершалось ради Христа, и тогда, мы верим, Господь устроит и будущее обители так, как будет угодно Его воле.

Беседовал Петр Селинов

Фотограф: Владимир Ходаков

В Екатеринбурге побывала матушка Елизавета (Позднякова) - игуменья Марфо-Мариинской обители милосердия, духовная наследница святой преподобномученицы великой княгини Елизаветы Федоровны, основавшей эту обитель в Москве более 100 лет назад. О том, как сегодня удается сохранить традиции, заложенные Елизаветой Федоровной, и возможно ли совмещать монашеское и социальное служение, матушка рассказала на встрече с сотрудниками екатеринбургской Православной Службы Милосердия.

Матушка Елизавета, как в Марфо-Мариинской обители сочетаются два служения Христу - деятельное и созерцательное?

Великая княгиня Елизавета Федоровна Романова, когда создавала свою обитель, задавалась целью сочетать в ней два этих служения, но оказалось, что сделать это практически невозможно. Поэтому она их разделила так, что сестры, приходящие в Марфо-Мариинскую обитель, сначала должны были потрудиться как сестры милосердия и только потом могли принять постриг.

Также и сегодня в нашей обители осуществляется социальное служение и параллельно с ним проходит монашеская жизнь. Все наши насельницы живут по единому уставу, но у сестер милосердия есть небольшие послабления: например, они могут позднее прийти на молитвенное правило или уехать в отпуск. Но, в основном, они живут с монашествующими сестрами одной жизнью и сами стремятся к монашеству.

Среди сестер милосердия существует градация?

Да, и первая ступень - это сестры-помощницы или, как мы их называем между собой, «сестры сестричества». Это мирянки, которые живут со своими семьями и приходят в обитель оказывать необходимую помощь. В силу разных обстоятельств сегодня они не готовы или не могут оставить мир, прийти в монастырь или полностью отдаться служению милосердия, но желание такое у них есть. Принимаем мы их с условием, что у них нет детей моложе 18 лет и супруг не против их деятельности.

Также есть у нас сестры милосердия испытуемые и крестовые. Если сестра имеет желание на какое-то время выйти из мира, чтобы послужить ближним, но пока не знает, готова ли в будущем принять монашество, хочет себя таким образом испытать, она поступает в разряд сестер испытуемых. Живет в обители, выполняет все послушания как сестра милосердия, и мы на нее смотрим. Если все хорошо, то по чину, разработанному великой княгиней Елизаветой Федоровной и утвержденному Святейшим Синодом, она посвящается в так называемые «крестовые» сестры милосердия. Сейчас наши крестовые сестры не носят крестов наперсных, как это было при Елизавете Федоровне, но им в руку дается крест, как при монашеском пострижении - отсюда и название «крестовые».

Бывает ли, что сестра милосердия попробовала себя в этом статусе, но поняла, что это не ее путь?

Бывает, и мне кажется, это один из важнейших плодов нашего служения. Потому что большая беда, когда сестра приходит в монастырь и уже в постриге понимает, что это не ее путь. Поэтому чем дольше будет продолжаться испытание сестры, тем более осознанное, взвешенное решение она сможет принять. А возврат из разряда сестер милосердия не воспринимается как предательство или измена Христу - наоборот, сестры милосердия имеют полное право выйти из монастыря, если после испытания поймут, что это не их призвание.

В обитель обращаются люди на грани отчаянья, это и родители детей-инвалидов. Как вам удается их успокоить, поддержать?

У нас нет никакой специальной программы по примирению людей с жизнью. Мы просто иначе относимся к трудностям и стараемся научить этому отношению тех, кто к нам обращается. В самом начале мы думали, что наша задача в том, чтобы максимально реабилитировать детей, а потом осознали, что это позиция неверующего человека. Мне в этом помогла матушка Елизавета Федоровна.

В пояснительном слове на открытии Марфо-Мариинской обители она писала, что сестры призваны не накормить, одеть, обуть всех нуждающихся – это все равно невозможно, а помочь человеку настолько, чтобы тот смог увидеть за своим страданием Христа. То есть главная цель – привести человека ко Христу.

Люди считают, что если родился в семье ребенок-инвалид, значит, произошла ошибка, трагедия, катастрофа. Но Господь не совершает ошибок. Ребенок появился у конкретных родителей, в конкретной ситуации, для какой-то конкретной миссии - именно это мы и пытаемся донести до наших мам. И когда они находят веру, Христа, понимают смысл страданий, наконец, чувствуют нашу поддержку, все в их жизни кардинально меняется.

Накормить бездомного или помочь перейти дорогу слабовидящему человеку - это может каждый.

Как вы думаете, обязаны мы всегда и всем помогать?

Нас никто не просит помогать всему миру - Господь Сам промышляет обо всех. Но мы должны и обязаны помогать тем, кто рядом с нами. Вспомните, как неловко бывает подойти к страдающему человеку. Конечно, легче отвести глаза и пройти мимо, как мы проходим, например, мимо бездомного. Но если вы не хотите дать ему денег, то купите для него булочку в ближайшем киоске - это просто, и уже помощь. Или если вы видите, что знакомый или сослуживец чем-то расстроен, с ним что-то не так, не бойтесь подойти к нему и спросить в чем дело: конечно, он может ответить грубостью, но, возможно, вы станете для него лучиком света, который поможет ему справиться с ситуацией.

Нам часто страшно прикоснуться к чужому страданию, но в этом и заключается подвиг. Это и есть служение евангельской Марфы - не проходить мимо. Она выполняла то, что приписывал закон еврейским женщинам: служила своим гостям, старалась встретить Христа как можно лучше. А вот Мария поступила совершенно нетипично, ведь еврейские женщины в те времена не имели права сидеть вместе с мужчинами - это был стыд, позор! И невольный ропот Марфы в адрес сестры, в принципе, оправдан, потому что она тем самым избавляла Марию от неловкого положения. Марфе, наверное, тоже хотелось послушать Христа, но для нее тогда исполнить свою обязанность по отношению к своим близким было намного важнее.

Но Христос говорит в Евангелии: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе. Мария же благую часть избра, яже не отымется от нея». Разве Он не осуждает Марфу?

Так кажется на первый взгляд. Святые отцы говорят, что Он не осудил Марфу и не осудил Марию, и два этих служения равнозначны. Служение Марфы - это деятельное служение Христу. То есть можно о многом заботиться, помогать детям, горы ради них свернуть, но это не служение Марфы, а просто какое-то социальное безумие. А служение Марфы - это когда мы все то же самое делаем ради Христа, а не фанатично воплощаем свои собственные идеи.

Когда к нам приходят новые добровольцы, заполняют анкеты, и мы всегда спрашиваем: «Где вы хотите служить?» Почти все выбирают детишек. Интересуемся, как они воспринимают свое служение, и обычно слышим в ответ: «Мы на все готовы для Христа». Для Христа? Тогда завтра идете к бабулям в богадельню. Возмущаются: «Нет! К бабулям не пойдем!» То есть они готовы служить Христу, но только в одном направлении. А так не бывает. Христу мы служим всей своей жизнью, помогая тем, кому нужно, тем, кого Христос ставит рядом с нами.

К слову, однажды я очень уставшая возвращалась после службы, и вдруг мне на глаза попалась открытая книга - это был сборник наставлений протоиерея Валентина Свенцицкого. Я прочитала слова, которые запомнились на всю жизнь: «Только в тех обстоятельствах, в которые поставил тебя Господь, и только рядом с теми людьми, с которыми свел тебя сегодня Господь, ты можешь спастись».

Или если вы видите, что знакомый или сослуживец чем-то расстроен, с ним что-то не так, не бойтесь подойти к нему и спросить, в чем дело: конечно, он может ответить грубостью, но, возможно, вы станете для него лучиком света, который поможет ему справиться с ситуацией.

Часто в социальном служении звучит тема эмоционального выгорания. Если это происходит с вашими сестрами, как вы поднимаете им моральный дух?

Я противник термина «эмоциональное выгорание». У нас сейчас существует очень много различных клише, которыми человек заслоняется от жизни: «профессиональное выгорание», «синдром хронической усталости», «нервный срыв», которые позволяют расслабиться и не предпринимать вообще никаких усилий.

Думаю, что в какие-то моменты человек может сильнее чувствовать тяжесть креста, который он взял на себя и пытается нести, но это не причина для остановки. Сестрам я не позволяю даже помышлять о каком-то там «выгорании»! Потому что если мы отпускаем вожжи, говорим себе: «Всё, я больше не могу», то падаем, и нас уже никто поднимать не будет. Мы должны сами подняться и идти дальше. Порой стоит себя немножко понудить, переступить через свои слабости, и тогда откроется второе дыхание, станет легче. Приложишь больше старания, и Господь силы даст. Нам, чтобы разобраться, есть у нас духовная проблема или просто накопилась усталость, которую нужно лечить небольшим отдыхом, лучше посоветоваться с духовником.

Сейчас, когда идет дискуссия о запрете абортов, слышим: «Посмотрите на брошенных детей, на детей-инвалидов - разве не лучше было их мамам решить вопрос кардинально, пока ребенок был еще в утробе?» Что вы могли бы им ответить?

На мой взгляд, те люди, которые так говорят, никогда не общались с такими детьми - мы же работаем с ними очень плотно. У нас есть детишки с синдромом Дауна, ДЦП и с другими патологиями, и мы видим, что они живут - другой, своей, полной жизнью. Например, у меня есть знакомая девочка, которая родилась без обеих рук, но она орудует ногами так ловко, что никакие руки ей в принципе не нужны. Такие детки хотят жить, любят жить, радуются каждому дню. Причем, радуются больше и чище, чем мы с вами.

Когда у меня возникают какие-то сложности, я всегда иду либо в наш приют, либо в детский сад, чтобы просто с детишками пообщаться. Их чистота порази- тельна! Они возвращают нас на правильный путь: ты на них смотришь и видишь маленькие светлые звездочки, которые делают тебя лучше. И совершенно не нужно пытаться этих детей осчастливить - в лучшем случае мы можем немножко помочь маме, которая, как правило, физически очень сильно устает. Но не мы делаем счастливыми этих детей, а они нас делают счастливыми.

Сейчас считается, что если человек не смог реализоваться в своем деле, то жизнь насмарку. Или наоборот, люди настолько «затормошенные», что у них уже сил ни на что не остается, в голове крутится только работа. Они идут к таким детям и обретают второе дыхание, причем такое сильное, что оно, как правило, не заканчивается, и силы появляются снова. Многие излечиваются от депрессии, черствости, ощущения ненужности как раз тем, что идут к тем, кому хуже. Поэтому очень важно самим общаться с этими детками, своим детям прививать ответственность за тех, кто рядом с нами и кому нужна помощь. И, конечно, всем сторонникам абортов я советую сходить в детский дом для детишек с особенностями и помочь там недельку-другую. Уверена, их отношение к этим детям очень быстро изменится.

Нам часто страшно прикоснуться к чужому страданию, но в этом и заключается подвиг. Это и есть служение евангельской Марфы - не проходить мимо.

Какую помощь может оказать человек, не имея денег?

Мне часто приходится слышать: «Я бы хотела заниматься благотворительностью. Как я могу помочь?» - «У вас много денег?» - «Нет у меня денег, поэтому я ничего и не делаю». - «Но если вы хотите, вы всегда можете помочь!»

Накормить бездомного или помочь перейти дорогу слабовидящему человеку - это может каждый. У нас живут девочки с тотальной слепотой. И мне так радостно, когда они приезжают откуда-то и рассказывают, что на переходе трое вызвались помочь им перейти дорогу и даже чуть не поссорились между собой. Людям хочется делать добрые дела. Мне кажется, сегодня в обществе как никогда нужна доброта, теплота, любовь - этого не хватает людям. Иногда смотришь на человека: успешный, все у него хорошо, а начинаешь с ним разговаривать - он рыдает. Потому что люди истосковались по человеческому отношению, когда тебя воспринимают не за твои заслуги, не за твои умственные способности, а просто по-доброму.

Мне кажется, нужно спешить делать добро и смотреть по сторонам - кто рядом с нами. И тогда не придется искать, где приложить свои силы, - все придет само собой.