Психиатрия — это естественная наука, это отрасль медицины, и она рассматривает человека как биологический объект и воздействует на него вполне материальными средствами. Казалось бы, врач-психиатр должен объяснять все происходящее с человеком — в том числе и то, что мы привычно называем духовной или религиозной жизнью, — сугубо материальными, биологическими, а также, конечно, социальными причинами. Однако автору этой публикации — доктору медицинских наук, профессору, психиатру-эксперту высшей квалификационной категории, заслуженному врачу России, члену церковно-общественного совета по биомедицинской этике при Московском Патриархате Федору Кондратьеву — давно понятно, что биологическими и социальными процессами человека не объяснишь.
Чувство непроизвольно
Религиозность — это что такое? Как отличить нормативную, пусть и гротескно-фанатичную, но не психотическую религиозность от действительно психопатологической религиозности, и вообще, бывает ли такая? И наконец, может ли быть верующим человек без религиозности и религиозным человек, не принявший какого-либо религиозного учения, веры?
Слова «религия» и «вера» далеко не однозначны, иногда даже противопоставимы. Слово «религия» (от лат. religio — «связь») предполагает связь с внематериальным миром — с Богом, богами, со светлыми и темными силами, с космическими энергиями, то есть с тем, что выше бренного мира и выходит из сферы обыденных людских отношений, — это понятие метафизическое. Слово «вера» не обязательно имеет религиозный смысл: безоговорочная уверенность во всемогуществе науки — тоже вера. И атеизм — вера, поскольку доказать, что Бога нет, невозможно. В целом вера — это принятие без доказательств (этим она отличается от знания) какого-либо положения, учения. Основой религиозности является религиозное чувство. Если это чувство — «сердце» религиозности, то религиозная вера — ее «ум».
Любое чувство как эмоциональное состояние сознательной регулировке не подлежит, оно возникает непроизвольно, его можно пытаться заглушить, пытаться от него отвлечься, но оно вновь возникнет само. Переживаемое чувство не нуждается в доказательствах, оно уже воспринимается как факт. Например, человек испытывает чувство счастья: он полон им, он знает, что счастлив, ему не нужны доказательства истинности этого чувства, он живет с ним, и ему не важно, верите ли вы ему или нет. Вам может показаться странным и даже нелепым то, что него это чувство, для него же оно реальность. Здесь не подходит слово «верить» — счастливый знает, что счастлив, и доказательством является его чувство: он не верит, а знает . Когда же он начнет доказывать другим, что счастлив, и они поверят ему, то это будет их вера. Все сказанное относится к так называемому религиозному чувству.
Религия основана на извечном внутреннем чувстве человека, выражающем его связь с неким духовным началом. Даже в наскальных рисунках доисторического человека находят чувственное обращение к Небу. Н. М. Никольский (1974), религиовед советского времени, утверждал, что 9/10 всей древнейшей литературы посвящено представлениям о божественных сущностях и о связи с ними. И в настоящее время можно засвидетельствовать выражение чувства соприкосновения с трансцендентальным, метафизическим. Крупный российский психолог Ф. Е. Василюк назвал эти состояния диалогом с Богом. Во время специального (для сбора материала к данной работе) пребывания в Оптиной пустыни я неоднократно видел застывшие фигуры паломников с обращенным к небу взором и с полной отрешенностью от всего окружающего, некоторые из них пребывали в такой позе духовного общения с Богом часами. Великий ученый и классик психиатрии С. С. Корсаков (1901) писал: «Религиозное чувство в большей или меньшей степени присуще каждому нормальному человеку, хотя проявляется в разнообразных формах, и иной раз в самых резких проявлениях так называемого “атеизма” можно при помощи тонкого анализа отметить проявления борьбы со скрытым и искусственно подавляемым религиозным чувством».
Констатация религиозного чувства у всех этносов и во все времена свидетельствует о том, что оно реально и присуще всему роду человеческому как таковому. У атеистов есть такое излюбленное утверждение: «Не Бог придумал человека, а человек Бога». Как это ни покажется атеистам неожиданным, но и религиозные люди вполне могут здесь согласиться, но только с одним пояснением: они придумали слово «Бог» для обозначения того, что чувствовали, представляли, переживали, испытывали на себе — той реальности, которую надо было как-то обозначить для взаимопонимания! Конечно, можно было придумать и другое слово, но сущность от этого не изменилась бы.
Атеисты фактически не имеют представления о смысле и назначении религии, которая, однако, является «великой силой, содействующей стремлению человека к целостности и полноте жизни» , как утверждал крупнейший психолог и психиатр ХХ века Карл Густав Юнг. Оставаясь в рамках непредвзятого исследователя, он писал: «Религиозный опыт абсолютен. Он несомненен. Вы можете сказать, что у вас его никогда не было, но ваш оппонент скажет: “Извините, но он у меня был”. И вся ваша дискуссия тем и закончится. Неважно, что мир думает о религиозном опыте; для того, кто им владеет, это великое сокровище, источник жизни, смысла и красоты, придающий новый блеск миру и человечеству. У него есть вера и мир. Где тот критерий, по которому вы можете решить, что эта жизнь вне закона, что этот опыт незначим, а вера — просто иллюзия? Есть ли, на самом деле, какая-нибудь лучшая истина о последних основаниях, чем та, что помогает вам жить?».
Выдающийся современный католический богослов Луиджи Джуссани, размышляя о религиозном опыте, утверждает, что «речь идет о реальном явлении, более того, о непреложном факте, статистически наиболее распространенном в человеческой деятельности, который можно определить как “религиозный опыт, или религиозное чувство”». А американский психолог Уильям Джеймс даже составил энциклопедическую книгу «Многообразие религиозного опыта».
Так или иначе, приведенные цитаты (а подобных цитат из творчества великих мыслителей можно привести сотни) свидетельствуют о наличии независимого от материальных детерминант чувства связи моего Я с какими-то особыми силами, которые целостно определяют мое состояние. Всё это и есть религиозность, она относится к духовному уровню измерения человека, как это вновь убедительно показал Виктор Франкл, один из величайших социологов и психиатров ХХ века.
Духовность приходит к человеку от Бога при его зарождении, при жизни она становится индивидуальной и в таком виде возвращается после смерти к Богу. Религиозное чувство — напоминание человеку о его духовной сущности и неразрывной связи с Богом.
Дар воспринимать религиозное чувство у разных людей различен, у кого-то он проявляется в раннем детстве, а у кого-то много позже, а до этого человек просто туп для его восприятия. Человек может потерять религиозное чувство, но оно может быть и постоянным, и тогда он будет жить в со-бытии с Богом; для такого человека божественное более реально и значимо, чем так называемая объективная реальность. Это чувство становится более ощутимым в психотравмирующих, стрессовых ситуациях, когда человек испытывает потребность в сочувствии и помощи. Уинстону Черчиллю приписывают фразу: «На фронте в окопах атеистов не бывает». Столкновение со смертью порождает стремление глубокого осознания смысла жизни; при этом у многих людей возникают стойкие религиозные чувства,
независимые от национального происхождения, образования и ранее зафиксированных верований. Религиозное чувство нередко радостно ощущается при созерцании природной красоты, в процессе благого творческого дела, особенно при его завершении, и при постижении истины. Великий философ Иммануил Кант подчеркивал, что не страх перед природой, а восторг от ее красоты ведет к Богу, и отмечал: «Звездное небо надо мной и моральный закон во мне дают мне чувство Бога». Озаренность человека этим чувством даже удается запечатлеть художнику, например так, как она выражена у отрока в картине М. В. Нестерова «На Руси» («Душа народа»).
Религиозность, основанная на религиозном чувстве, — исходное нормативное свойство человека, она может быть развита и углублена приобщением к соответствующим религиозным учениям, ритуалам, общинам или же заглушена — при ориентации жизни исключительно на материальные интересы и на удовлетворение гедонизма.
Религиозное чувство всегда ищет объяснения: зачем и почему оно возникает, откуда оно идет, в чем его смысл. Способные к самоанализу и промысливанию духовных реалий древние искатели истины создавали по своим способностям, информационным возможностям и, конечно, по боговдохновенности соответствующие учения. Еще до Рождества Христова великие мыслители античного мира, Греции и Рима, языческого ведизма, зороастризма, ветхозаветные пророки оставили нам огромное наследие духовных знаний, которые вряд ли могут быть постигнуты за одну человеческую жизнь. И в последующем продолжали индивидуально зарождаться, распространялись, видоизменялись представления о том, что кроется за чувством Бога, это создавало религиозные учения, формировало их различия, образовывало конфессии. В наиболее завершенном виде это представлено в Православии, в святоотеческом богословии.
Так или иначе, религиозность можно понимать как чувственное соприкосновение с чем-то большим, чем законы земной жизни, с тем, что вне человеческой воли и является самостоятельным носителем смысла, стоящим над человеком и над всем сущим, но с чем можно установить связь, к чему можно обращаться с просьбами, мольбами или с благодарением и восславлением. Исторически те силы, которые олицетворяли добро, человеком стали пониматься как светлые и именоваться божественными, исходящими от Бога. Противоположные силы — темные силы, силы зла, они понимались как исходящие от сатаны. Религиозность подразумевает возможность духовной связи не только с Богом, но и с сатаной, что имеет место у сатанистов и оккультистов.
Чувство первично
Религиозные учения сами по себе не ведут к возникновению религиозного чувства. Основа религиозности не в содержании того или иного учения, а в названном выше чувстве соприкосновения с чем-то метафизическим. Осмысливание этого чувства и принятие для себя вероучения, его объясняющего, — естественный психологический процесс. И если человек сам по себе религиозное чувство зародить не может, то импонирующее ему религиозное учение, веру в принципе он выбрать может сам. Однако это бывает очень редко: когда приходит время осознанного отношения к своей религиозности, она оказывается уже определенной воспитателями — сердце и ум консолидировались, а поэтому радикального преобразования «ума» при прежнем «сердце» практически не происходит. Принятое верование идет как бы автоматически, по накатанной дорожке, «как у всех».
Однако личности более возвышенной духовности могут и не находить удовлетворения в ранее данном им учении. Духовный голод, неудовлетворенное «сердце» заставляет их искать Истину за пределами уже заложенных в них религиозных представлений. К сожалению, на пути этого поиска могут попасться те или иные лжеучения, которые обволакивают своей «любовью», уводя еще дальше от Истины. Но кого-то этот поиск может привести и к Православию. Православие делает человека не просто религиозным, а верующим : человек становится верующим, когда полученное религиозное знание создает у него доверие к своему религиозному чувству как к истинно духовному, божественному явлению. Именно это доверие делает человека верующим, он становится выше собственных помыслов и молит: «Да будет воля Твоя!». И уже верит всему, что сказано Господом.
В целом принятие того или иного религиозного учения обусловливается различиями конкретных социально-психологических влияний, исторически сложившейся культуральной экологией — той информацией к восприятию, которая непосредственно влияет на человека: не сможет он стать христианином или мусульманином, если никогда не слышал про Евангелие или Коран. Но вот доступным то или иное учение оказывается лишь тому, кто имеет религиозное чувство и ищет ему объяснение: такой человек может найти удовлетворение своего поиска в том или ином религиозном учении и принять его сердцем. Кстати, проведенное мной специальное исследование причин интереса к религии у неофитов различных культовых новообразований (сект) показало, что нередко это как раз попытки объяснить себе собственное религиозное чувство.
Чувство и ум
Слияние религиозного чувства («сердца») и смыслов религиозного учения («ума») создает консолидированную религиозную личность. Однако качество этой консолидации весьма различно. Выраженность религиозного чувства бывает разной — от едва уловимого в суете повседневной жизни проникновения в душу до глубокой охваченности переживанием этого чувства при истинной воцерковленности. Также различны и верования, религиозные учения, объясняющие человеку это чувство, — от наивных, примитивных языческих верований до Православия, представляющего мудрость красоты и красоту мудрости. Соответственно, говоря о религиозности человека, можно отмечать степень, например «глубоко религиозный», а также конкретизировать вероисповедание, конфессию, поскольку даже в пределах христианской религии религиозность католика и представителя какой-либо протестантской общины может существенно различаться, формируя различия социальных ориентаций.
Повторюсь: чувство связи с внематериальным, духовным миром является основой религиозности; высшим проявлением, главным свидетельством религиозности является не принятие какого-либо вероучения, а ощущение реальности этой связи. История знает много учений, претендующих на религиозность, но без религиозного чувства они оставались мертвыми писаниями. Ряд языческих верований (арийские, в том числе древнеславянские) и многие сектантские (в частности, сайентология Рона Хаббарда) не могут относиться к религиям именно потому, что в них нет духовности, нет взаимосвязи (напомню: религия от лат. геligio — «связь») с высшим духовным миром, нет чувства этой связи. Здесь всего лишь смесь вербальной эквилибристики с метафизической лексикой при полной бездуховности, хотя все они претендуют на «религиозность» своих учений.
Чувству не обучишь
Более чем нелепо положение, будто религиозность можно внушить, навязать. Расхожим утверждением атеистов является тезис о «придуманности» религии хитрыми, корыстными жрецами и прочими «попиками». Религиозности нельзя обучить: если нет религиозного чувства, то религиозным человек стать не может. Знание деталей и тонкостей какого-либо религиозного учения не делает человека религиозным. К примеру, воинствующий атеист Сталин был религиозно образованным человеком, он обучался в духовном училище и духовной семинарии. Религиовед, знаток фундаментальных положений и тонкостей своей науки может не иметь религиозного чувства, и, стало быть, он не будет религиозным человеком. Познание религиозных учений при отсутствии религиозного чувства не делает человека религиозным, так же как полученное в результате обучения знание нотной грамоты при отсутствии слуха и чувства музыки не делает человека музыкальным: обучить можно нотной грамоте, но обучить чувствованию музыки нельзя!
Каждая религия, каждая конфессия имеет свое вероучение, каждая из них претендует на свою абсолютную истину и нетерпима к другим религиозным позициям. В каждой из них, несомненно, есть умные, честные и бескорыстные люди. Что же мешает им понять друг друга и прийти к согласованным позициям? Конечно, согласованность позиций достижима, но только там, где не затрагиваются те принципиальные позиции, которые содержат понимание сущности своей веры, своего Бога.
Вместе с тем, как отмечалось, и сила «сердца» бывает разной, и глубина убежденности в истинности своей веры тоже бывает различной. И там, где нет сильного чувства и крепкой убежденности, можно повлиять на религиозность человека. Он может под натиском антропогенного воздействия изменить своей религиозности, перейти в другую веру и даже оказаться в тоталитарной секте.
Эта слабость одновременно предполагает толерантность к иным верованиям, даже если они несовместимы со своей исходной верой. В этих случаях открыта дорога к экуменизму, к иной религиозности. Но для православного это путь к потере истинной веры.
Больное чувство, больной ум
Проблема религиозности осложняется тем, что существует религиозность как проявление естественной духовности (чувства Бога) и религиозность, измененная или даже извращенная психическим заболеванием. Примером последней является так называемая «токсическая вера». Она может наблюдаться при медленном развитии психических расстройств и внешне носит характер утрированного, фанатичного исполнения канонических предписаний. Постепенно становясь все более гротескной, такая сверхценная религиозность отрывается от смысловых основ учения Церкви и по существу становится психопатологическим поведением с суицидальным риском (например, из-за упорного отказа от пищи по «религиозным» соображениям).
Трудно оценить обращение к религии, возникающее после острых психотических приступов. Академик А. В. Снежневский, иллюстрируя постпсихотические изменения личности, упомянул больную, которая до приступа была воинствующей атеисткой, а после него — религиозно фанатичной. По моим наблюдениям, фабула острого приступа (особенно с манихейским бредом) вызывает потребность разобраться в своих переживаниях, и в этих случаях имеет место обращение к религии. Можно ли здесь говорить о религиозности как образе жизни в со-бытии с Богом или это толь- ко попытка понять себя, найти новую опору в жизни?
Представляют интерес случаи сочетания традиционной религиозности с религиозным бредом. Так, одна из моих подэкспертных называла себя «подлинной богородицей», считала, что способна творить чудеса, и всячески стремилась помогать людям. Конечно, патологическое самосознание себя в роли «богородицы» никакого отношения к религиозности не имеет, а вот стремление использовать свое особое положение для пользы людям можно понять как отражение христианской религиозности.
Можно различать два основных варианта патологической религиозности. Первый исходит от феномена ксенопатии — особого чувства насильственного воздействия «божественной» или же «сатанинской» силы. Это «искажение сердца». Другим вариантом патологической религиозности является «искажение ума» — бредовые озарения, легшие в основу патологического религиозного учения. Например, широко известная и многочисленная секта «Богородичный центр» (она же «Фонд Новой Святой Руси») создана больным шизофренией В. Я. Береславским (он теперь «епископ» Иоанн), в 1984 году он якобы получил откровение Божией Матери. С этого времени «откровения» периодически повторялись, и «епископ» издал уже свыше двадцати книг этих «откровений»; на каждой странице сквернословие и явная нелепица. Однако последователи Береславского верят, что он — «святой старец», через него Богородица руководит миром и т. д. Фанаты этой секты очень агрессивны и активны в наборе неофитов.
История знает немало случаев, когда на подобной основе возникали новые «религиозные» учения, реформации, движения. Некоторые из них существуют достаточно длительное время и представляют большую сложность для однозначной оценки: это психопатология или что-то другое (а что другое? Не норма же!).
Объективность чуда
Явно вне зоны психопатологии, но и вне зоны общей психологии находятся те явления, которые вызывают недоумение у атеистов и называются чудом у верующих людей. При глубокой религиозности у православных святых открывается провидческий дар. Подтверждают реальность и значение религиозной веры описания случаев телесного исцеления по глубокой молитве, которых более чем достаточно и в художественной, и в мемуарной литературе. Более того, в 2010 году в Московской медицинской академии имени Сеченова была даже защищена докторская диссертация с описанием и анализом подобных случаев.
У религиозных личностей с обостренным чувством и глубокой верой бывают такие изменения, которые, несомненно, подтверждают христианское учение о единстве тела, души и духа. Строгая аскеза, «самораспятие» поднимают личность к такому духовному совершенствованию, которое изменяет свойства тела.
Однако религиозное чувство может быть искусственно, по умыслу человека экзальтировано до ощущения визуального общения с божественными или сатанинскими (как у Мартина Лютера) образами, вербального контакта с ними или ощущения «нисхождения Святого Духа», что культивируется пятидесятниками. Все это нарушает гармонию сугубо духовного чувства взаимосвязи с Богом, которое совсем не аналогично человеческим психологическим ощущениям.
Счастье как характеристика личности
Таким образом, в широком смысле слова религиозность следует рассматривать как образ жизни, основанный на чувстве связи с Богом или с нечистой силой. Это предполагает особое понимание роли и позиции конкретного человека в системе экзистенциональных смыслов (смыслов бытия жизни от ее начала и даже после смерти) и соответствующий модус поведения, как в сфере ритуальных действий, так и при построении межличностных, социальных отношений — то есть альтернативные варианты поведенческих ориентаций на все случаи жизни. Принятие и усвоение этих ориентаций создает обобщенные формы религиозных представлений — религиозные вероучения, в которых раскрывается суть этих духовных связей.
Итак, религиозное чувство — «сердце», религиозное учение — «ум», все вместе — религиозная личность.
Смею утверждать, что православно-религиозный человек — это счастливый человек: он чувствует себя в со-бытии с Богом, он уверен в своей защищенности, он видит благостную перспективу. Атеист лишен всего этого, и ему труднее жить в этом мире. Это различие более очевидно во время болезни, особенно душевной, в острой стрессовой ситуации, при социальных и природных катаклизмах. Религиозная личность устойчива, всегда богата, а вот без чувства со-бытия с Богом и без знания сущности этой связи личность, несомненно, духовно ущербна.
P.S. Конечно, религиозность предполагает определенно положительный ответ на вопрос: «Есть ли Бог?». Я специально не поднимал его в данном контексте, потому
что для религиозной личности ответ однозначен. Кроме того, такая личность вне искусственного противопоставления науки и религии, это противопоставление в принципе невозможно: научная психология имеет проблемой познание законов психической деятельности, психологического устроения, религия же своими проблемами обращена к Тому, Кто это устроение создал. Психиатрия оказалась в самом проблемном месте: психика не может функционировать (и болеть) без материального субстрата (организма), однако продукт этого функционирования выходит из зоны материального мира и подчиняется духовным законам. Материалистические и метафизические позиции при изучении религиозности человека не только не исключают, но и дополняют друг друга, если каждая из них занимает свое поле.
Журнал "Православие и современность", №23 (39), 2012 г.
– это эмоциональное отношение верующих к признаваемым объективными существам, свойствам, связям, персонам, местам, действиям, друг к другу и к самим себе, а также к религиозно интерпретируемым отдельным явлениям в мире и к миру в целом.
Не всякие переживания можно считать религиозными, но лишь те, которые спаяны с религиозными представлениями, идеями, мифами и в силу этого приобрели соответствующую направленность, смысл, и значение. Возникнув, религиозные чувства становятся объектом потребности – тяготения к их переживанию, к религиозно-эмоциональному насыщению.
С религиозными представлениями могут сплавляться и получать соответствующую направленность, значение и смысл самые разные эмоции человека – страх, любовь, восхищение, благоговение, радость, надежда, ожидание, стенические и астенические, альтруистические и эгоистические, нравственные и эстетические; в этом случае переживаются «страх Господень», «любовь к Богу», «чувство греховности, смирения, покорности», «радость богообщения», «умиление иконой Богоматери», «сострадание к ближнему», «благоговение перед красотой и гармонией сотворенной природы», «ожидание чуда», «надежда на потустороннее воздаяние».
Необходимо отметить, что эмоциональные процессы верующих с точки зрения их физиологической основы и главного психологического содержания ничего специфического в себе не содержат. С религиозными верованиями связаны обычные человеческие чувства: страх, любовь, гнев, радость, надежда, благоговение, восхищение и т.д. У верующих они имеют соответствующее предметно-образное оформление и смысл, т.е. они у верующих переживаются как "страх Господень", "любовь к Богу", "чувство смирения", "чувство греховности", "радость общения с Богом", "умиление иконой Богоматери", "сострадание к ближнему", "любовь к ближнему",.; страха перед Богом больше, чем любви, верующий все время помнит, что если он не выполнит заповеди, то Бог накажет его. В связи с этим американский исследователь религии У.Джемс пишет: "если мы согласимся понимать термин "религиозное чувство" как собирательное имя для тех чувств, которые в разных случаях порождаются религиозными объектами, – то мы признаем вероятность того, что этот термин не заключает, в себе такого элемента, который имел бы с психологической точки зрения специфическую природу. Есть религиозная любовь, религиозный страх, религиозное чувство возвышенного, религиозная радость и т.д.
Но религиозная любовь – это лишь общее всем людям чувство любви, обращенное на религиозный объект. Религиозный страх – это обычный трепет человеческого сердца, но связанный с идеей божественной кары" Таким образом, из этого заключения и точек зрения других исследователей религиозно-психологических феноменов можно сделать вывод, что специфика религиозных чувств заключается не в их психологическом содержании, а в их направленности, в предметах, на которые они направлены. Что же касается предметов религиозных чувств, то ими могут быть различного рода религиозные образы, представления и идеи.В тех же случаях, когда религиозные чувства, казалось бы, направлены на реально существующий объект, например на какого-либо человека ("святой", "праведник" и т.п.) или материальный предмет ("чудотворная икона", "святой источник" и т.п.), то они в действительности всегда связаны не с самим объектом как таковым, а лишь со сверхъестественными свойствами, которыми якобы он обладает.
Чувства в сфере религии играют важнейшую, первостепенную роль. Проблема специфики религиозных чувств неоднократно дискутировалась в зарубежной психологии религии. Предпринимались многочисленные попытки охарактеризовать религиозные чувства с точки зрения их специфического психологического содержания. Одни психологи, следуя за немецким протестантским теологом Ф.Шлейермахером (1768–1834), квалифицировали религиозное чувство как «чувство зависимости». Другие разделяли точку зрения немецкого теолога и философа Р.Отто на религиозное чувство как на специфическое единство «священного ужаса и восхищения» 176 . Третьи (Г.Воббермин) полагали, что религии в наибольшей степени свойственны чувства «безопасности и страстных ожиданий». Даже в середине XX в. высказывались мнения, что «отличительной чертой религиозного чувства является благоговение, а не страх, любовь, скорбь или разочарование». Набор чувств и переживаний, свойственных религиозным людям в различные эпохи, исторически менялся. Общая тенденция изменений в сфере религиозных эмоций состояла в вытеснении отрицательных переживаний, прежде всего страха, которые преобладали у первобытных людей, чувствами положительными: любовью, благоговением, восхищением, благодарностью. Хотя религиозный страх остается одним из важных компонентов переживаний современных верующих
Вы также можете найти интересующую информацию в научном поисковике Otvety.Online. Воспользуйтесь формой поиска:
Еще по теме 18.Религиозные чувства:
- Вопрос 39. Чувства и личность. Чувства как отражение отношений человека к объекту его устойчивых потребностей. Виды чувств и их формирование.
- Вопрос 37. Понятие о чувствах и эмоциях. Теория эмоций. Качества и динамика чувств.
- 37. Эмоции и чувства. Виды эмоций и чувств. Развитие эмоциональной сферы у детей дошкольного и школьного возраста.
Хотя в основе всех религий лежит мистический опыт переживаний их создателей и святых, в широкой массе верующего народа далеко не все являются мистиками. Тем не менее, религиозность людей всегда связана с чувствами и переживаниями. Эти переживания бывают различными.
Они обусловлены различными особенностями восприятия мира, в том числе и различными уровнями интеллекта и знаний. В зависимости от того, каковы восприятие мира и переживания, различаются и формы религиозности. Если они примитивны, примитивной оказывается и форма религиозности. Если они более глубоки, то более глубокой оказывается и форма религиозности.
Альберт Эйнштейн в статье «Религия и наука» раскрывает взаимосвязь между характером чувств и формой религиозности человека. Он пишет, что у колыбели религиозных идей и переживаний стоят самые различные чувства, и рассматривает три типа религиозности: «религию страха», религию моральных чувств и «космическую религию».
«У первобытных людей, – пишет Эйнштейн, – религиозные представления вызывает прежде всего страх, страх перед голодом, дикими зверями, болезнями, смертью. Так как на этой ступени бытия понимание причинных взаимосвязей обычно стоит на крайне низком уровне, человеческий разум создает для себя более или менее аналогичное существо, от воли и действий которого зависят страшные для него явления.
После этого начинают думать о том, чтобы умилостивить это существо. Для этого производят определенные действия и приносят жертвы, которые, согласно передаваемым из поколения в поколение верованиям, способствуют умиротворению этого существа, т. е. делают его более милостивым по отношению к человеку. В этом смысле я говорю о религии страха.
Стабилизации этой религии, но не ее возникновению, в значительной степени способствует образование особой касты жрецов, берущих на себя роль посредников между людьми и теми существами, которых люди боятся, и основывающих на этом свою гегемонию…».
Религия Ветхого Завета в точности соответствует описанным Эйнштейном признакам. Большая часть Ветхого Завета – это «религия страха», основанием которой для иудеев является Закон Моисея. Библия описывает историю получения Закона в чрезвычайно грозных тонах: по небу летают молнии и раздаются громы, а гора Синай дымится, словно начинается извержение вулкана. Так людям внушается чувство страха перед Богом: никто не может приблизиться к этому страшному Богу и остаться в живых. И тут же появляется необходимость в касте жрецов, которые имеют право приступать к Богу и умилостивлять Его жертвами животных.
В наше время проповедники и священники толкуют библейское понятие «страха Божия» как «благоговение» и «смирение». Однако очевидно, что в первоначальном значении «страх Божий» подразумевал именно страх, а не что-то иное. И лишь с эволюцией сознания людей стало меняться и понятие «страха Божия».
Христианство рождается в недрах иудаизма, поэтому оно так же содержит в себе немало элементов «религии страха», унаследованной от Моисеева Закона. Хотя сам Иисус, безусловно, был проповедником другого типа религии – «моральной».
«Стремление обрести руководство, любовь и поддержку служит толчком к созданию социальной и моральной концепции бога, – пишет Эйнштейн, – Божье провидение хранит человека, властвует над его судьбой, вознаграждает и карает его. Бог, в соответствии с представлениями людей, является хранителем жизни племени, человечества, да и жизни в самом широком смысле этого слова, утешителем в несчастье и неудовлетворенном желании, хранителем душ умерших. Такова социальная, или моральная, концепция бога.
Уже в священном писании можно проследить превращение религии страха в моральную религию. Продолжение этой эволюции можно обнаружить в Новом завете. Религии всех культурных народов, в частности народов Востока, по сути дела являются моральными религиями. В жизни народа переход от религии страха к моральной религии означает важный прогресс.
Следует предостеречь от неправильного представления о том, будто религии первобытных людей – это религии страха в чистом виде, а религии цивилизованных народов – это моральные религии также в чистом виде. И те, и другие представляют собой нечто смешанное, хотя на более высоких ступенях развития общественной жизни моральная религия преобладает».
На ранних этапах в религии преобладает чувство страха, которое позднее в той или иной мере вытесняется более высокими чувствами. Можно сказать, что в Моисеевом Законе преобладает пугающий образ бога – бога, которого можно назвать злым: он благословляет войны, немилосердно карает грешников, требует жертвоприношений для «умилостивления» за грехи. Но уже в писаниях пророков появляется идея Бога любящего и милостивого, Бога, который, хотя и наказывает за грехи, но никогда не отвергает, продолжая хранить людей, как отец или мать заботятся о своих детях. Такого любящего Бога уже не надо бояться. Ему можно доверять, и в этом, собственно, и есть суть веры.
Доброго Бога не нужно умилостивлять никакими жертвами. Его можно свободно называть Отцом. «Авва, Отче!» – так молится сам Иисус и оставляет ученикам молитву «Отче наш». Несмотря на это, в христианстве продолжает сохраняться много элементов «религии страха». Особенно, на Западе, где долгие годы господствовал так называемый «юридический» способ понимания миссии Христа: Христос должен был страдать на кресте для «умилостивления» гневного Бога.
Большинство протестантов и по сей день придерживаются этой чудовищной концепции. «Зачем понадобилось море крови жертвенных животных, если Бог может простить грешников просто так?!» – в негодовании вопрошал меня оппонент на одном из христианских форумов. Вместо того чтобы задать этот вопрос самому себе и задуматься: «Как можно верить в Бога, который нуждается в страданиях и море крови невинных животных, а затем – невинного Христа, для того, чтобы «угасить» свой гнев?!!» Но протестанты слепо поклоняются библейской букве и верят именно в такого Бога. Поэтому для того, чтобы обратиться к Богу как Отцу, они нуждаются в метаморфозе личности, называемой «рождением свыше».
Это хорошо показано в исследовании Уильяма Джеймса «Многообразие религиозного опыта». Ощущение своих грехов не даёт покоя основателям протестантизма и многих его течений. Они не ждут от Бога ничего хорошего, никакой любви, кроме проклятия и ада. И лишь вера в «искупительную», то есть «умилостивляющую», жертву Христа, «угашающую» гнев Бога, приносит им радость прощения и спасения.
«Протестантский» («чисто-библейский») бог, таким образом, – это отнюдь не добрый Бог и отнюдь не Бог любящий своё творение. Напротив, это бог проклятия, ибо он проклинает всех тех, кто не поверил во Христа. Без этой веры людей Он не в состоянии «угасить» свой «праведный» гнев на них. В «небиблейском» (опирающемся ещё и на предание) православии и католичестве в большей или меньшей степени преодолевается такой образ Бога.
Тем не менее, христианство для многих людей продолжает оставаться ни чем иным как «религией страха». В её основе присутствуют всё те же библейские тексты, говорящие о Боге злом, гневном и карающем, которого приходится бояться и «умилостивлять» всевозможными способами: покаяниями, молитвами, постами, посещением храмов, добрыми делами и т.д., дабы не оказаться в аду.
Аналогично этому множество подобных элементов «религии страха» содержится и в иудаизме и, особенно, в исламе. Повиновение Богу делается единственным способом заслужить Его благосклонность, чтобы приобрести Его благословение на земле и избавиться от ада после смерти.
Но есть ещё и третий тип религиозности. Он основан на ощущении красоты и гармонии Вселенной и на бескорыстной (не зависящей от страха кары и стремления получить награду) потребности человека в движении к совершенству.
Однажды к Будде пришел человек и спросил, есть ли Бог. Будда ответил притчей: «Когда я был молод, я очень любил лошадей и различал четыре типа. Первый - самый тупой и упрямый, сколько ее не бей, она все равно не будет слушаться. Таковы и многие люди. Второй тип: лошадь слушается, но только после удара. Много и таких людей. Есть и третий тип. Это лошади, которых не нужно бить. Ты просто показываешь ей хлыст и этого достаточно. Еще существует четвертый тип лошадей, очень редкий. Им достаточно и тени хлыста». Сказав это, Будда закрыл глаза и замолчал. Человек тоже закрыл глаза и сидел в молчании с Буддой. Будда открыл глаза, а человек просидел в таком состоянии еще час. Лицо его было умиротворенным и светлым. Открыв глаза, человек коснулся ног Будды с глубокой признательностью, поблагодарил его и ушел.
На высоком духовном уровне человеку уже не требуется «хлыст» в виде карающего Бога. В религиозности подобных людей исчезает антропоморфный (подобный человеку) образ Бога. Человека в его религиозности вдохновляют уже не чувство страха и не потребность в потусторонней помощи и заботе, а совершенно иные чувства.
«Общим для всех этих типов является антропоморфный характер идеи бога, – пишет Эйнштейн о «религии страха» и «моральной религии», – Как правило, этот уровень удается превзойти лишь отдельным особенно выдающимся личностям и особенно высоко развитым обществам.
Но и у тех, и у других существует еще и третья ступень религиозного чувства, хотя в чистом виде она встречается редко. Я назову эту ступень космическим религиозным чувством. Тому, кто чужд этому чувству, очень трудно объяснить, в чем оно состоит, тем более, что антропоморфной концепции бога, соответствующей ему, не существует.
Индивидуум ощущает ничтожность человеческих желаний и целей, с одной стороны, и возвышенность и чудесный порядок, проявляющийся в природе и в мире идей, – с другой. Он начинает рассматривать свое существование как своего рода тюремное заключение и лишь всю Вселенную в целом воспринимает как нечто единое и осмысленное.
Зачатки космического религиозного чувства можно обнаружить на более ранних ступенях развития, например, в некоторых псалмах Давида и книгах пророков Ветхого завета. Гораздо более сильный элемент космического религиозного чувства, как учат нас работы Шопенгауэра, имеется в буддизме.
Религио́зное чу́вство - 1) естественное для человека стремление к Богу как к своему Творцу, Промыслителю; 2) чувства, формируемые и раскрываемые в человеке в процессе религиозно-нравственной деятельности (как то: любовь к Богу и ближним; ревность о Господе, благоговение перед Богом или святыней, радость о Господе, и др.).
В той или иной степени религиозное чувство проявляется через разные сферы и силы , как правило же: чрез разум, и .
Так, разуму всякого человека свойственно иметь представление о некоей Высшей Силе, Верховном Могущественном Существе. Поэтому Истории неизвестно ни одного безрелигиозного народа.
Другое дело, что под влиянием негативных факторов, связанных с общей и личной греховностью, прирожденная человеку идея об этом Существе может уродоваться, приобретать злохудожные очертания (так, язычники верят во множество богов, материалисты - в самосущую ; пантеисты же отождествляют Бога с природой).
В голосе совести все люди, без исключения, ощущают требования нравственного закона. Голос совести нельзя отождествлять ни с личными желаниями, ни с частными, субъективными представлениями о морали, ведь нередко он звучит даже и вопреки нашим мыслям, нашему произволению. Через совесть человек познаёт Бога как Доброго и Справедливого Творца, познаёт его .
Сердцем все люди стремятся к . Человек неверующий ищет счастья в мирском. Однако в мире нет ничего, что бы могло удовлетворить этому запросу сполна. Всецело реализовать сердечную потребность в радости и блаженстве может только Господь. Именно к Нему, как к Подлинному, Неисчерпаемому Источнику благ стремится сердцем каждый человек: верующий - осознанно; неверующий - как бы блуждая и спотыкаясь во тьме (поиск счастья в мирских удовольствиях может лишь на короткое время затмить, приглушить этот высокий порыв).
Религиозное чувство побуждает человека искать Бога. В должной мере и в правильном русле оно реализуется только в рамках подлинной (). Такой верой является .
От этого естественного религиозного чувства следует отличать частные чувства, вырабатываемые в процессе общения с Богом, при содействии благодати. Эти чувства свойственны верующим. Помимо прочих к ним относятся: страх Божий, любовь, благоговение, богоугодная ревность, готовность к самопожертвованию. По мере развития этих чувств, человек уподобляется своему Первообразу и в конце концов удостаивается вселения в Высшие Небесные обители.
Следует ли государству защищать религиозные чувства верующих?
Особо активному и широкому обсуждению в нашем обществе этот вопрос подвергся относительно недавно, в связи с законопроектом о защите чувств верующих. Кто-то изначально поддерживал этот законопроект всею душой, кто-то выказывал сдержанное или нейтральное отношение, равнодушие, наконец, кто-то находил в нём повод для недовольства и даже для грубой иронии (мол, а почему бы не издать закон о защите чувств неверующих?).
Одна из причин недовольства связана с неясностью или несогласием с критериями для оценки степени оскорбления верующих. Что вообще означает понятие «оскорбление чувств»? Где та грань, преступив которую человек вынужден будет предстать перед гражданским или уголовным судом? Положим, какому-нибудь христианину оскорбительным может показаться сам факт отрицания Божественного достоинства Христа, неверие в Его , и восседание одесную . Кто-то может оскорбиться непристойным поведением священника.
В свою очередь чувства мусульманина могут оскорбиться от отрицания кем-либо истинности ислама, чувства иудея - от критики иудаизма, буддиста - от критики буддизма. Неужели каждый подобный эпизод, в случае поступления жалобы со стороны оскорбленного, должен рассматриваться как преступление, нарушение юридического закона?
Но ведь у этого вопроса есть и другая сторона, в чём, собственно, и усматривается целесообразность законопроекта. Как известно, государство обязано защищать права и свободы своих граждан. В перечень этих прав входит и право религиозного выбора, право на исполнение тех или иных религиозных обязанностей (не противоречащих требованиям Гражданского и Уголовного кодексов).
Между тем, встречаются случаи, когда те или иные люди не просто оппонируют представителям той или иной веры, но глумятся и издеваются над «святынями», грубо препятствуют совершению «богослужений». Разве в подобного рода обстоятельствах государство не вправе вмешаться в ситуацию?
Несмотря на то, что - Царство не от мира сего (), этим положением не исключается возможность взаимодействия Церкви и государства. Так, в эпоху Вселенских Соборов светские власти способствовали созывам и организации Соборов, борьбе с ересями и расколами (правда, такое вмешательство не всегда приводило к положительным результатам, но это было связано не с неуместностью сотрудничества гражданских и церковных властей как такового, а со злоупотреблениями). Истории Церкви известно немало случаев помощи светских властей в основании и поддержке храмов, монастырей, защиты верующих от набегов врагов. И это не противоречит .
В какой мере религиозная вера должна быть основана на чувствах?
Чувственная сила является одной из главных сил человеческой (наряду с умственной, желательной (волевой), раздражительной). Стало быть, использование чувственной сферы души в религиозно-нравственной деятельности не только уместно, но и необходимо, как необходимо проявление других её сфер: разумной, раздражительной, волевой.
В отличие от разума, сознающего те или иные действия, подлежащие нравственной оценке, как полезные, бесполезные или вредные для , через чувства человек оценивает их несколько иначе, а именно: как нравящиеся или не нравящиеся, доставляющие радость или вызывающие скорбь.
При правильном функционировании чувственной сферы, как было бы, если бы человек не был греховным, но пребыл бы в первозданной нравственной чистоте, чувственная сфера проявлялась бы в нём в полном согласии с разумом и волей, которые, в свою очередь, устремляли бы человека к .
Таким образом, человек стремился бы к тому, что соответствует его естеству и высшему предназначению, что согласно с замыслом Божьим о нём. Удовлетворение этим стремлениям сопровождалось бы и довольством.
Совершенно иначе обстоит дело с греховными людьми. Для грешника очень часто приятным и радующим представляется не то, что полезно относительно спасения, но напротив, что вредно и разрушительно для тела и души.
В видах спасения чувственная сфера души должна подлежать такому же исцелению от последствий греха, как и прочие. По мере нравственного совершенствования человека, осуществляемого при содействии Божьем, преображаются все его душевные силы, возрастает степень их согласованности между собой. Так жизнь человека становится более возвышенной и целостной, цельной.
Формируемые в рамках истинной религиозные чувства, такие как любовь, страх Божий, и радость о Господе, способствуют более правильной организации жизни, более тесному единению с Богом и ближними.
Относительно непосредственного ответа на заявленный в заголовке вопрос следует заметить, что чрезмерное акцентирование внимания на удовлетворении запросов чувственной сферы, при ненадлежащем контроле над разумом, волей и раздражительной силой, может приводить к печальным последствиям.
Так, непомерно высокая жажда радости может побуждать к неоправданному уклонению от скорбей, испытаний и трудностей (что в итоге может побуждать к ослаблению постов, сокращению длительности ежедневных молитв и пр.).
Чрезмерная ревность может перерастать в «ревность не по разуму», грубый фанатизм.
Страх Божий может смениться паническим страхом, ужасом перед Богом (подобно тому страху, какой испытал согрешивший Адам ()).
Чрезмерное увлечение мистическими ощущениями, погоня за высшими созерцаниями может закончиться погружением человека в ложный, богопротивный мистицизм (такого рода мистицизм практиковали представители ереси (см.: ) мессалиан).
Теперь я перейду к изложению чувствований, ставящихся обыкновенно в тесную связь с нравственным чувством, именно чувствований религиозных. Под религией далеко не всегда подразумевают одно и то же. Иногда расширяют это понятие, включая в него все вообще верования, каковы бы ни были их предмет и способы проявления; иногда, наоборот, суживают его, ограничивая понятие религии только догматами и обрядами какого-нибудь из распространенных, господствующих религиозных учений. Во всяком случае, религиозное чувство занимает настолько своеобразное и важное место в психической жизни человека, что приходится рассмотреть его особо. Чувство это можно охарактеризовать в общем как эмоцию, связанную с верой в существование известной высшей ценности, а также в существование отношений между этой ценностью и человеком. Во что бы ни верил человек, что бы ни считал своим Богом, во всяком случае он рассматривает Божество как нечто ценное, нечто наиболее важное и, кроме того, стремится так или иначе выяснить себе отношение, существующее м^жду этим высшим жизненным началом и своим собственным существованием. Таким образом, во всякой религии есть прежде всего представление о Божестве или объекте верования и, во-вторых, чувство объективной деятельности этого предмета веры. Для религиозного человека Божество действительно существует, а не есть продукт его фантазии или логически построенная гипотеза. В связи с этой второй особенностью стоит третья, именно та, что вера сильнейшим образом действует на волю человека, определяя в значительной степени направление его деятельности.
Итак, вы видите, прежде всего, что необходимой составной частью религиозного чувства является вера. Что лее такое представляет собой вера и какова ее психологическая природа? Разбираясь внимательно в своих душевных переживаниях, мы можем убедиться, что чувство веры или уверенность в существовании известных объектов свойственны не одним только религиозным переживаниям. Напротив того, такая уверенность составляет чрезвычайно частое явление в нашей душевной жизни. Мы верим в то, что завтрашний день наступит, что пламя всегда будет причинять ожог, что всякий человек непременно должен умереть и т. д. В самом деле, что может дать нам опыт - жизненный, научный и всякий другой? Только то, что все происходившее до сих пор подчинено было известным законам, повторялось в известной последовательности; но никакой опыт, никакое научное знание не может доказать нам, что все, что закономерно повторялось в прошлом, будет повторяться и в будущем. В это мы просто верим. Правда, уверенность эта настолько вложена в нас всей нашей предшествующей жизнью, мы так привыкли к этой закономерной смене и последовательности явлений, что не можем представить себе, как это было бы иначе, но сущность психического процесса от этого не меняется. Таким же точно образом мы верим и в существование душевной жизни других людей. Как мне уже приходилось говорить раньше, я не переживаю вместе с другими людьми их восприятий, чувствований, вообще всей их душевной жизни; я не могу никакими средствами доказать существование этой душевной жизни. Все, что я могу доказать, это то, что другие люди обладают такими же внешними физическими обнаружениями, как и я. Я вижу, что другой человек двигается, говорит, краснеет, бледнеет и т. д., но я никаким образом не испытываю того, как он чувствует, мыслит, воспринимает и пр. О содержании его душевного мира я могу судить по аналогии со своими собственными переживаниями, в существование же этого душевного мира я могу только верить. Итак, вера или уверенность свойственна не только религиозным чувствам, но и целому ряду других душевных переживаний. Однако в религиозном чувстве вера достигает наивысшей интенсивности, благодаря тому, что объект верования является здесь слишком важным для человека и слишком всеобъемлющим по своему содержанию.
Попробуем теперь разобраться подробнее в психологическом составе того сложного душевного переживания, которое мы называем чувством веры или уверенности. Прежде всего следует отметить, что верующий или уверенный в чем-нибудь человек ясно и отчетливо представляет себе объект своей веры. Наступление завтрашнего дня до того живо рисуется в моем воображении, что я совершенно не могу себе представить, чтобы он не наступил; религиозно-верующий человек совершенно ясно представляет себе существование Божественного промысла, влияющего на его жизнь и направляющего его поступки. Чем живее, отчетливее образ, тем больше он, так сказать, навязывается нашей психике, тем больше он вселяет доверия к своей объективной реальности. Душевнобольные, страдающие галлюцинациями, уверены в реальности того, что им представляется, и эту уверенность мотивируют обычно следующим заявлением: «Да ведь я вижу это совершенно так же ясно, как я вижу вас*. Апостол Фома говорил Спасителю: «Не поверю, пока не вложу персты в твои язвы*, т. е. пока он не получит ясного осязательного впечатления, которое подтвердит имеющийся у него зрительный образ. Этой чисто психологической зависимостью объясняется в значительной степени тот успех, который имели, имеют и будут иметь материалистические доктрины, несмотря на многочисленные гносеологические и другие возражения, которые можно привести против них. Материализм именно потому так сильно и овладевает умами людей, что дает нам чрезвычайно ясную и наглядную картину мироздания. В то время как идеализм и спиритуализм заключают в себе много абстрактного, недостаточно наглядного, материальные атомы и их сочетания, мозг и его деятельность - все это так живо и конкретно, что невольно навязывается нашему воображению. Замечено, что нервно- и душевнобольные, страдающие ослабленною восприимчивостью, зачастую сомневаются в существовании внешнего мира, сомневаются даже в том, существуют ли они сами.
Итак, ясность и отчетливость представлений о каком-либо предмете или явлении в значительной степени способствуют укреплению веры в его объективную реальность. Этому содействует еще и то, что вера всегда образна или стремится быть образной: как и всякое чувство, она легче и чаще связывается с конкретными образами, нежели с абстрактными понятиями. Изучение характеров и индивидуальностей показывает нам, что люди, аффективно возбудимые, сильно и живо чувствующие, обычно мыслят конкретными, наглядными образами; наоборот, абстрактные мыслители чаще отличаются спокойствием и рассудочностью действий. То же самое сказывается и в психологии религиозного чувства: люди, глубоко верующие, обычно стремятся представлять себе Божество в конкретных, наглядных образах. Так, например, св. Тереза в своих молитвенных экстазах созерцала Божество в виде огромного алмаза, наполнявшего собой весь мир. Эта потребность в наглядном ведет к возникновению религиозной символики, порождает религиозную живопись, скульптуру и т. д.
Перечисленными особенностями, однако, еще не исчерпывается своеобразный характер чувства веры или уверенности. Чрезвычайно важное значение имеют здесь также субъективные особенности данного человека, общий склад его личности, совокупность прежнего опыта - вообще все то, с чем человек подходит к объекту веры, вся его предшествующая подготовка, так или иначе определяющая наличность и характер его религиозных и других чувств. Совершенно справедливо указывает Джемс на ту огромную роль, которую играют в религиозном чувстве всякого рода бессознательные факторы. Религиозный человек зачастую сам не знает, почему он верит, отчего вера его так сильна и отчего он верит именно так, а не иначе: он чувствует, что вся душа его, весь его психический склад влечет его к Божеству. Этот психический склад есть, как мы знаем, нечто очень сложное. Главную основу его составляет психофизиологическая организация человека, преобладание у него тех или иных основных психических функций. Так, например, абстрактное мышление может обусловить собой наличность более или менее стройной, сознательной системы религиозных понятий; преобладание чувства делает веру страстной и одушевленной; значительное развитие склонности к энергичному волевому усилию или ее отсутствие придают религиозным влечениям практически- деятельный или, наоборот, созерцательный характер и т. д. Другую, также очень важную составную часть религиозной веры образует то, что мы называем констелляцией и о чем уже говорилось раньше: воспитание, образование, господствующие воззрения, влияние окружающих людей - все это определяет собой как наличность или отсутствие религиозных верований, так и их направление.
Чем ярче выражена индивидуальность человека, чем определеннее его психические особенности, тем более личный характер носит его отношение к религии, тем более индивидуальны его религиозные воззрения. Я ограничусь здесь только несколькими примерами. Джемс в своей интересной книге «Многообразие религиозного опыта»* устанавливает два главных типа веры. Первый - это тип непосредственный, вера в Божество как выражение избытка жизненной энергии, как результат душевного здоровья. Человек чувствует в себе душевный подъем, направленный на достижение высших целей; этот душевный подъем заставляет его рорить в существование как этих целей, так и определяющих их ценностей и, в конце концов, в высшую, конечную ценность - в Бога. Но наряду с этим существует и другой тип религиозно-верующих людей, которых жизнь значительно помяла, которые в жизни встречали много горя и разочарований. Такие люди уже не могут верить совершенно непосредственно, они прошли через тяжелую борьбу скептицизма и сомнений, и если, в конце концов, несмотря на эту борьбу сомнений и на испытания судьбы, все-таки одержит верх религиозная вера, то вера эта носит уже совершенно другой характер, чем в предшествующем случае: здесь нет той наивной, непосредственной жизнерадостности, здесь много грустного, одинокого, но в то же время такие верования являются гораздо более устойчивыми, потому что они выдержали целый ряд испытаний.
Можно указать также и на другие типы религиозно верующих людей. Так, наряду с деятельно верующими людьми, старающимися проводить в жизнь свои религиозные идеалы, существуют также созерцатели, живущие воображением, сторонящиеся жизни и ограничивающиеся или изучением и выяснением объекта религиозного чувства, или его более или менее ярким представлением и созерцанием. Наряду с описанным выше типом людей, верующих от избытка жизненной энергии, существуют также люди, которые устали от жизни, разуверились в своих силах и которые в религии ищут прибежища от житейских невзгод и своих собственных сомнений и разочарований. Одним словом, здесь можно обрисовать целый ряд типов в зависимости от индивидуальности, жизненных условий и т. д.
Большее или меньшее развитие личного фактора определяет собой в значительной степени также и наличность или отсутствие критического отношения к предметам веры. Дети и дикари отличаются доверчивостью; по мере же накопления опыта и знаний, по мере роста сознательной индивидуальности увеличивается и критическое отношение к окружающему, в том числе и к различного рода верованиям. Это критическое отношение действует двояким образом. С одной стороны, оно представляется для веры фактором антагонистическим, оно подрывает, иногда даже убивает веру, но с другой стороны - оно ее очищает и укрепляет. Как мы увидим дальше, критика и ее наиболее яркое и последовательное выражение - научное знание не только не мешали, но, наоборот, в общем ходе развития человечества скорее способствовали развитию религий; они заставляли отбрасывать всякого рода суеверия, низшие, элементарные верования, представляющие собой результат легковерия, внушаемости, недостаточной осведомленности и, испытывая таким образом религиозные верования в горниле критики, побуждали их делаться все более и более просветленными и одухотворенными.